Проказа

Краюха хлеба, стакан воды;
детская шалость и глупость взрослых.
Вышло случайно, из ерунды –
в камеру заперт. Мне нужен воздух,

мне б – на полянку, к листве, к ручью.
На тюфяке в одиночке корчась,
в полубезумии спрашиваю: чью
чашу я пью, чья во мне горечь?

Отчего туловище в прыщах,
а руки, ноги – белы, как мрамор?
Видно, грехи на моих плечах,
ну а конечности – словно рама

этой картины, внутри – лицо,
из-за прыщей не видать щетины,
не обезболить тоски винцом.
Нашим болезням – сами врачи мы.

Не от кого-то у нас недуг:
от кошки, лошади или суки;
безличное прошлое нам не друг:
усталость, расслабленность, скука.

Он – в зеркале, это его черты
едва видны под нечистой кожей;
возможно, тождество «я – он – ты»
недоказуемо, но, быть может,

я – просто бюст, обручами сжат,
чтоб не рассыпаться, стянут череп;
не предусмотрен мимики жанр,
только расслабившись рюмкой черри.

кому-то – тайна, кому – ремесло;
на фоне египетских казней
смешно страдание, что свело
мне скулы мозаикой. Проказа

Отныне – в клетке. Исток иссох.
Любой прохожий пройдет, не плюнув,
чтоб не скрипел на зубах песок
сырой, заражённый и юный.