Пушкин. Перечитывая заново

Почему-то никто не хочет назвать Пушкина мрачным. Почему-то для всех он - олицетворение солнечного мажора и радости. Вместе с тем скепсис, уныние, смерть – главенствующие темы поэта. 
Читаем:

              …И конь усталый
В столбы под трупом проскакал.
(«Какая ночь! Мороз трескучий…»)

Прими ж сей череп, Дельвиг: он
Принадлежит тебе по праву.
Обделай ты его, барон,
В благопристойную оправу.
Изделье гроба преврати
В увеселительную чашу…
(«Послание Дельвигу»)

Бог помочь вам, друзья мои,
И в бурях, и в житейском море,
В краю чужом, в пустынном море,
И в мрачных пропастях земли!
(19 октября 1827)

И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю…
(«Воспоминание»)

Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
(«Дар напрасный, дар случайный…)

Снова тучи надо мною
Собралися в тишине;
Рок завистливый бедою
Угрожает снова мне.
(«Предчувствие»)

И утопленник стучится
Под окном и у ворот.
(«Утопленник»)

Ворон к ворону летит,
Ворон ворону кричит:
Ворон, где б нам отобедать?
Как бы нам о том проведать?
(«Ворон к ворону летит…»)

Принес он смертную смолу
Да ветвь с увядшими листами.
(«Анчар»)

И жив ли тот, и та жива ли?
И нынче где их уголок?
(«Цветок засохший, безуханный…»)

              …Унынья моего
Ничто не мучит, не тревожит.
(«На холмах Грузии лежит ночная мгла…»)

Иль в лесу под нож злодею
Попадуся в стороне,
Иль со скуки околею
Где-нибудь в карнтине.
(«Дорожные жалобы»)

День каждый, каждую годину
Привык я думой провожать,
Грядущей смерти годовщину
Меж их стараться угадать.
(«Брожу ли я вдоль улиц шумных…»)

Делибаш уже на пике.
А казак без головы.
(«Делибаш»)

Что в имени тебе моем?
Оно умрет, как шум печальный…
(«Что в имени тебе моем..»)

Мчатся бесы рой за роем
В беспредельной вышине,
Визгом жалобным и воем
Надрывая сердце мне...
(«Бесы»)

Но не хочу о други умирать,
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать…
(«Элегия»)

Прими же, дальняя подруга,
Прощанье сердца моего,
Как овдовевшая супруга,
Как друг, обнявший молча друга
Пред заточением его.
(«Прощанье»)

И с неба лунные лучи
Скользят на камни гробовые.
(«Заклинание»)

Валились домы янычаров,
Окровавленные зубцы
Везде торчали, угли тлели,
На кольях скорчась мертвецы
Оцепенелые чернели.
(«Стамбул гяуры нынче славят…»)

…Всюду мрак и сон докучный.
(«Стихи, написанные ночью во время бессонницы»)

Твоя краса, твои страданья
Исчезли в урне гробовой.
(«Для берегов отчизны дальной…»)

И смерти дух средь нас ходил
И назначал свои закланья.
(«Чем чаще празднует лицей…»)

Перечень можно продолжить...


О «МАЛЕНЬКИХ ТРАГЕДИЯХ»

Всезнающий Дмитрий Быкова по поводу «Маленьких трагедий» говорит, что они амбивалентны. Поэтому можно сыграть, что Моцарт хороший, а можно, – что Сальери положительный герой.
Но в пушкинской истории не «или», а «и». Одновременно и тот  и другой и «хороший» и «плохой». Для Пушкина добро и зло, как близнецы-братья, которые не могут существовать одно без другого. Философия старинная, но классик доводит ее до блеска. В этом деле он – виртуоз. 
Каждая из «Маленьких трагедий» посвящена какой-либо человеческой страсти (пороку).
В «Моцарте и Сальери» – это зависть. Сначала Пушкин так и хотел эту вещицу назвать. Завидовать плохо, но как примириться, если одному – великому труженику и преданнейшему искусству человеку не дано того дара, какой дан праздному гуляке? Разве это справедливо?
«Скупой рыцарь» – сребролюбие. Но не только: еще и непочитание родителей. Опять же: как отдать гуляке-сыну всё, накопленное многолетними трудами? Но как и сыну любить и почитать сквалыгу-отца?..
«Каменный гость» – грех блудодеяния, разврата, искушения. Но вот же: Дон Гуан встречается с настоящим чувством, которое обновляет его и будто испепеляет всё прежнее.
Наконец, «Пир во время чумы». Пренебрежение к смерти – в основе которого гордыня. Но какое мужество и силу духа мы видим!..
Так неужели Пушкин прав и добро со злом – близнецы-братья? Нет, не прав. Т.е. в художественном смысле – безусловно. Как художник – он предельно убедителен. А в идеологическом – нет. Все его «Маленькие трагедии» – вызов Богу и несогласие с его заповедями. На исповедь человек не должен приводить с собой адвоката, он должен честно называть свои грехи и пороки, не ссылаясь на обстоятельства и окружающих его людей. Потому что перед Богом каждый отвечает только за себя.


НЕ МОЙ ПУШКИН,ИЛИ ЛУКАВЫЙ ДЕМОН

В 1823 году Пушкин написал:

   Мое беспечное незнанье
   Лукавый демон возмутил,
   И он мое существованье
   С своим навек соединил.
   Я стал взирать его глазами…

Так на свет появилась «Гаврилиада», а заодно и  ряд не столь богохульных, но не менее скабрезных вещей – хорошо известных (к сожалению) широкому читателю.
В последнее время в общественное сознание внедряется мысль о духовном взрослении великого поэта. Дескать, «Гаврилиада» и «Царь Никита» – это проказы молодости, осознав порочность которых, Пушкин встал на путь исправления.
Но ведь сказано «навек». Вот стихи 1826 года:

   Ты богоматерь, нет сомненья,
   Не та, которая красой
   Пленила только дух святой,
   Мила ты всем без исключенья;
   Не та, которая Христа
   Родила не спросясь супруга.
   Есть бог другой земного круга –
   Ему послушна красота,
   Он бог Парни, Тибулла, Мура,
   Им мучусь, им утешен я.
   Он весь в тебя – ты мать Амура,
   Ты богородица моя.

Та же «Гаврилиада», но уже тоньше, не правда ли?..
А вот строки 1828-го года:

   Брадатый староста Авдей
   С поклоном барыне своей
   Заместо красного яичка
   Поднес ученого скворца.
   Известно вам: такая птичка
   Умней иного мудреца.
   Скворец, надувшись величаво,
   Вздыхал о царствии небес
   И приговаривал картаво:
   «Христос воскрес! Христос воскрес!»

Глумится пиит, ерничает, чтобы потом признаться:

   Дар, напрасный, дар случайный.
   Жизнь, зачем ты мне дана?

И тут уже от митрополита московского Филарета получает ответ:

   Не напрасно, не случайно
   Жизнь от Бога мне дана…
   …Сам я своенравной властью
   Зло из темных бездн воззвал.

Но разве Пушкин прислушался. Вот его мнение  об Александре I: «Плешивый щеголь, враг труда». (Это про императора, которому аплодировала вся Европа!) А в собственный адрес: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный!..»
На этом лимит земного существования Пушкина был исчерпан. Черная речка. Сначала белый, потом окровавленный снег. И милостью Божьей – христианская смерть.