Гл18 Констанция спасёт ли королеву? Фрагм. мушкет

                .            .            .
Когда между истерикой и сплином
застыло состояние души,
что  делать  Анне? С Ришелье голимым
ей  сладу  нет. Ложись и  свЕт  туши!

Ни вин, ни фруктов-ягод, ни эклера
уж не хотелось ей. Жить не устав,
но веру во спасенье потеряв,
неистово  молилась  королева.

Да разве ж ей король, маркиз иль граф
какой-нибудь поможет?! Только герцог!
Конкретно Бекингемский. Вскачь и вплавь,
однако не успеть… Он  вдалекЕ сох
по Анне, но помочь бы ей не смог.

Поплакаться кому – кругом   врагИ лишь!
С Марией де Шеврез прелат был строг –
услал подальше в ссылку. За порог
без герцогини ступишь – сразу сгинешь!

Ла Порт ей верен, но дрожит он сам –
расправы над собой ждёт со дня  нА день
и сушит второпях – быстрей  бы надо! –
к тюрьме за круасаном круасан.

– Погибла! Мне конец! – стонала Анна.
Ей никогда так  нЕ было погано.
Вдруг голос за спиной из-за угла,
из кладовой, но ангельским сопрано,
спросил: – Чем вам помочь бы я могла?

В душе у Анны вспыхнул луч надежды.
Кто ж ей навстречу сделал добрый шаг?
Мол, коль уж не помочь, меня  утЕшь ты
хоть для того, чтоб не снесло «крышак».

Всерьёз располагая к разговору,
отчаянье затмило всё, как ночь.
От разочарования впору
заплакать – горьких слёз не превозмочь.

Ведь ангел оказался кастеляншей,
которую приставил к ней Ла Порт
заведовать бельём. Не из дворян же
кого простой  служанкой  брать – хлопот

полно, а чести мало. Вовсе нету.
Мещаночка! Какое там досье!
Весь Двор был извещён не по секрету,
что крестницей  милашка Бонасье

приходится Ла  Порту,  что не мелочь.
(Барыга муж, галантерейщик-неуч,
Констанцию по-свойски обожал.
Ещё бы! В Лувр её он провожал,

из Лувра забирал – почёт и слава!
Служить при королеве не халява,
но муженёк небеден – содержал,
нарядами супругу ублажал.)

– Вы? Вы мне предлагаете спасенье?!
   Насколько ж вы  влиятельны,  мадам? –
спросила Анна с долей раздраженья.
Где ж Анне раздобыть воображенье,
чтоб, веря Бонасье, не делать драм

из ряда безысходных ситуаций? –
     Всё  мало  Ришелье-прохвосту акций –
    достал своей коварною игрой!
    А за меня кто  станет  заступаться?!
    Ну, разве что Филипп – брат дорогой.

    Второй сестры, как я, ведь  нет  другой.
     Воинственной ли будет поступь братца?
Служанка взвыла: – Я за вас горой!
  Я слышала, что вам сказал король.
  Мне сделалась понятна ваша боль.
  Вам было бы нелепо отступаться

  от помощи, коль в силах я помочь.
– Спастись-то я заведомо не прочь.
  Но как?! Предпринимать что-либо поздно.
– Хотя спасенья план довольно  прост, но

  довериться во  всём  вы мне должны
  сейчас, когда поддержки лишены
  всех тех, с кем  разлучили  вас. Я помню
  шкатулку, с коей герцог Бекингем
  ушёл от вас. Не в ней ли часть проблем?
– Прелат способен мне устроить бойню…
  Да, украшенья  там.  Но Бог с тобою!
  Что мне с того, что знаешь это ты,
  голубка сердобольная?! Орды

  врагов моих, предателей, шпионов
  ни в жизнь не одолеть тебе никак.
– Преодолеть не в силах я кордонов,
  но знаю я того, кому пустяк –

  смотаться в Лондон и забрать шкатулку
  с подвесками.  Такой он молодец!
– Надёжен ли он будет, ваш гонец?
– Конечно! Как могла бы я придурку

  иль пьянице доверить вашу честь?!
– Но может ведь вернуться он невесть
  когда и опоздать! И я пропала!
– Сомнений нет, вернётся он до бала.

  А чтобы успевал он поскорей,
  придётся ведь менять ему коней,
  оплачивать дорожные издержки.
  С деньгами избежал бы он задержки…

– Ну, как же я забыла?! Деньги – зло,
  коль в кошельке их малое число!
  Но у меня их  тоже  кот наплакал.
  На благо делу общему, однако,

  возьми вот этот    пЕрстень дорогой.
  Его дарил Филипп – мой брат родной,
  не думая, что ждут меня невзгоды
  и тайные невольные расходы.

  На выручку от перстня целый год
  коней  ли брать, ковёр ли самолёт,
  иль сапоги, допустим, скороходы
  возможно будет смело напрокат.
– Что  рвение  гонца, что суррогат
  усердия, не выведут нас к цели,
  коль вы, Ваше Величество, на деле

  не подтвердите статуса гонца
  посланьем личным к лорду Бекингему.
– Коль ваш гонец с коварством  подлеца
  с моим письмом задумает измену,

  даёшь ли ты отчёт себе, что я
  погибну от такого компромата?!
  Жизнь – не алмаз, пусть в двадцать два карата!
  Жизнь – самая  печАльная  утрата!
– Своих переживаний не тая,

  клянусь вам, что избранник мой надёжен
  и будет, ради вас, коль попрошу,
  в огонь и  вОду  лезть! Да он из кожи
  для дела может вылезти, ежу

  понятно, из одной любви ко  мнЕ лишь!
– Кто он такой, что ты ему так веришь?
– Он – безгранично верный мне супруг.
  До одури влюблён, но не лопух…

  И не подлец – быть можете спокойны.
  Конечно, и получше есть умы…
  Зато он добр. И оба мы покорны
  канонам чести. Честность – наши корни.

  Мой муж три дня, как вышел из тюрьмы.
  Уставший от невольной кутерьмы,
  по мне, поди, скучает он безмерно
  и будет полон рвенья неизменно

  во всём, о чём его я попрошу.
  Он знает цену каждому грошу,
  но с вашими субсидиями сразу
  помчится в Лондон, не теряя часу.

– Коль так, его я щедро награжу.
  Отнюдь не лицемерку иль ханжу
  я вижу в вас, мой ангел, но непрочен
  настолько  мир добра, что стал порочен!

  Жалеете меня как госпожу?
  ЖалЕйте,  если нрав у вас не волчий,
  спасайте, но об этом ни жу-жу! –
Констанции пытливо глядя в очи,
исследуя их вдоль и поперёк,
искала королева в них намёк
на подлое предательство.  Не очень
хотелось всё пускать на самотёк.
Тревожно было собственной рукою
писать письмо – заочный приговор
самой себе, случись вдруг что такое,

что кости перемоет ей весь двор.
Констанция ей вновь внушала веру,
но вот что будет  далее, к примеру,
как только тайна выйдет в коридор! –
  Коль муж вас любит, то мой шанс не вздор.
  Как только муж освоит ваш манеру
  всегда меня спасать во весь опор,
  его я приравняю к кавалеру.
  Тем паче, что он каждый луидор
  из  рук  моих получит. А карьеру
  он может сделать после при дворе

  как самый честный поставщик, к примеру.
  Я подключу свекровь мою, мегеру…
  Ну, а сейчас, подобно кондотьеру,
  готов ли он к опаснейшей игре?

– Я мужу и не  то  ещё доверю.
  Одной ногою тут, другою – там…
  и уж с удачей вновь вернётся к нам.
– А если не вернётся?               – Овдовею…

– Вот вам письмо к милорду. Адресат
  указан на конверте. Коль  предАст кто,
  то сразу пусть погибнет  сам,  раз ад
  готов принять его с любовью к дрязгам!..

  Теперь я целиком у вас в руках.
  Коль что… вас не смогу призвать к ответу.
  Но выхода другого просто нету.
  Что так, что так, меня ждать может крах…

Констанция, по слухам и догадкам
представив весь сложившийся расклад,
догадывалась, чем мог быть чреват
он лично для неё. При самом гадком

стеченье обстоятельств ждёт не суд –
её, бедняжку, просто загрызут.
К тому ж пойдёт гулять дурная слава…
Констанция по слухам представляла,

с кем хочет Ришелье пуститься в блуд,
что ханжески прелат прелюбодейством
заняться с  королевой  был не прочь,
что думает о ней он день и ночь,
что нежность совместима со злодейством.

Сочувствием едва ли этот круг
одарит королеву адекватно.
Раздуть же слухи – завсегда занятно…
Констанция шуршала без подруг
и было, ох как, для неё не вдруг

стеченье обстоятельств неудобно:
терять придётся  жизнь,  а не престиж.
Смотаться и вернуться благородно
вдоль линии Париж-Лондон-Париж

успеет ли супруг – вопрос не праздный.
Участие в игре опасной, грязной,
с ездой в карете иль в одном плаще,
неясно чем закончится вообще… 
              *              *               *