Тебе я кланяюсь, село
«История простых людей – собственных бабушек, дедушек, односельчан – не менее важна, чем деяния великих. Она учит ценить важность жизни каждого человека».
Алексей Бабий
– Какъ звать тебя, старинушка?
„А что? запишешь въ книжечку?
Пожалуй, нужды нетъ! Пиши:
„Въ деревнь Босовь
Якимъ Нагой живетъ,
От до смерти работаешь,
До полусмерти пъетъ!"
Н. Некрасов «Кому на Руси жить хорошо»
Струится, струится время,
Течет, кипит и бурлит.
И над полями всеми
Дух плодородья стоит.
Сколько веков здесь пройдено!
Сколько слетело стай.
Дней и ночей твоих, Родина!
Попробуй теперь узнай…
Просторы все те же, вольные,
Луга и река, и бор…
Песок золотыми волнами
Заполз в крутой косогор.
Строги над Тубою скалы.
О них расшибают лбы
Бури большие и малые,
Летящие, как из трубы.
На летних загонных пастбищах
Не счесть коров и телят.
Богатства колхозные празднично
В будущее глядят.
Село, в синеве купаясь,
К реке привалило бок.
А новизна какая
Раскинулась на восток!
Улицы и кварталы,
Как городской массив,
Радуют небывалым
Размахом зодческих сил.
О, красота земная!
Творенье умелых рук.
Право, совсем не знаю
Сл;ва о вас без мук.
Смотрю я с горы Егорьевской
На этот простор родной,
И чувствую привкус горечи
Где-то в клетке грудной.
Неужто судьбе угодно
Меня увести опять
От тяжести благородной
Эту новь созидать.
Вон на том возвышенье,
Где в церковь хаживал люд,
Сад моего поколенья…
В нем ярко цветы цветут.
А нашим отцам и братьям,
Навечно ушедшим в бой,
Стоит обелиск в объятье
С вечностью и землей.
Ветры его ласкают
И умывают дожди.
Головы мы склоняем
С жаркою жаждой жить.
Огромный дворец культуры
Недавно народ воздвиг.
…Отцов прошивали пули, –
Нам счастье жить за двоих.
Сижу я на камне, хмурый,
…Транзистор, Чайковский,
Грусть… (Михаил Шабалин)
Что блазнится в панораме?
Тесь. Селенье в пойме рек,
В заветерье, под горами…
Гвоздь пейзажа – человек!
Лесостепь и степь с полынью.
Хвойный бор с бурундуком.
Поле гречки – белым клином.
Эхо – ухо с языком.
Плесы, заводи, песочек,
Прокаленный до бела.
Оп!.. Обрыв. А там – мысочек.
Тина. Омут. Вурдалак.
Рыбачек настороженный!
Безмятежная вода…
И мотив земли мажорный,
Страстно названный «страда!»
Страдовало наше племя –
От мала до велика –
На покосе, где беремя
Собирало в волока.
Волока – на волокуши,
Да в копешки, да в стога.
Ах, покосы!.. Это кущи
Деревенского мирка.
Сквозь века неторопливо
По лугам бредут стада.
Песнь молочного розлива
До-мажор берет с ведра.
Ботала (чу – ксилофоны!)
В хор полуденных цикад
Вносят умиротворенный,
Равнодушный, мерный лад.
И бредут стада лениво,
И мычат на облака.
Затуманивает нивы
Пар парного молока.
Вечереет. Свет заката
Багровеет над селом.
Это было всё когда-то
В мире, отданном на слом.
………………………….
Теперь село живет неторопливо:
Дрова, солома, выпивка, навоз…
Традиционность… Летом это – лыва,
В субботу – баня, в зимний день – мороз.
Можарин, скотник, запрягая в сани
Традиционность векового быта –
Кобылу Маню – в сумрак зимней рани
Намерен в снег втоптать узор копыта.
На ферму едет. Здесь его нагрузка,
На ниве ОАО, среди других
Наемников (не бойтесь: слово русское
И без кавычек пишется в мой стих).
Ещё лет пять каких-нибудь обратно
Они колхоз свой продали за шиш.
Свой пай: свободу, шанс… И безвозвратно,
И беспросветно согласились жить.
Теперь у всех своя традиционность:
Работа… скот домашний… нервный срыв.
А клуб? А сход?.. В конце концов, законно
Есть ширь околиц, то есть – перс-пек-тив.
Уже ушли слова из лексикона:
«собранье», «члены», «пай», «партхозактив»,
«уклад колхозный» (нынче вне закона…
А «члены» – только в сцепке с нормой «мать их»)…
Вначале было слово. Вслед уходят
Традиции колхозного уклада.
На очереди хлеб… Земля… Свобода
Жить. И умереть… услада.
«…Бахвалъ мужик! Каких-то словъ особенныхъ
Наслушался: Атечество, Москва первопрестольная,
душа великорусская. «Я – русский мужичок!»
Н. Некрасов «Кому на Руси жить хорошо»
Собираются люди на сход.
Сход, конечно, не инаугурация.
И вопрос на повестке не тот,
И не время теперь собираться.
Ах, не любит собранья народ:
За него решено – полагает он,
Демократия – хитрый урод:
Жрёт у бедных. А служит богатым.
Дел домашних невпроворот:
То штаны залатать, то заплот.
По весне распочать огород…
– Ну, а сход?
– Формализм и трепло!
Впрочем, власть отчитаться должна.
По уставу положено ей.
Ни язык не болит, ни спина.
Да к тому же ей, власти, видней
Как спасать умирающий бор,
Собачню как спровадить на нет…
Наконец, испокон до сих пор
Как урезать тарифы на свет?
…Собираются люди на сход.
Надо ж телку пристроить в табун!
И идут: тётя Маша, Федот,
Гаврилюк, неуёмный трибун,
Председатель, и зам, и пастух,
Как всегда, дядя Ваня Сахно…
До других не дошёл пока слух:
«После схода покажут кино».
В темном зале эпоха сквозит.
Обносились портьерные плюши.
Интерьер, как живой реквизит
Из спектакля про мёртвые души.
Но – живые! – мрачнеют сердца.
Что ж мы так опускаемся, люди?
И ругаем сквозь зубы творца
И себя, драгоценных, не любим…
Говорим свысока, сгоряча,
Призываем судить виноватых….
Меркантильного мира… – мирка! –
Сторожим свои крайние хаты.
Нам бы выйти на солнечный свет,
Нам бы белому свету открыться…
Через Новый – новейший! – Завет
Освятить наши души и лица.
Но пока всё идет чередом.
Власть работает меньше, чем ест.
Приступает к работе с трудом
Сельский сход. К сожаленью, не съезд.
Кворум есть? Ну. а если и нет –
Меньше криков и критики с мест.
Для начала приезжий поэт
Огласит свой – земле! – манифест:
«Здравствуй, земля минусинская, красная!
Здравствуйте, поле и степь с перелесками!
Здравствуйте, реки с песчаными плёсами,
Омуты, отмели с чайками местными!
Здравствуй и ты, человек минусинский,
Всяческих званий и всех поколений,
Близко знакомый, родной, деревенский;
Соль ли земли или тайна явлений!..
Знаменский, тигрицкий или тесинский,
Шошинский, койский, николо-петровский,
И городокский, и большеинский,
Здравствуй, народ мой сибирский и русский!
Здравствуй, земляк, кажется, новотроицкий!
Точно, кавказский! Да знаю я, кто ты!
То загулявший от Пасхи до Троицы,
То затонувший в безбрежность работы.
Пахарь земли моей пряной и жаркой,
В помыслах вольный, в суждениях скромный,
Сын хлебороба и сельской доярки,
Век не знакомый с ярмом и короной…
То загрустивший по сельской красавице,
То от души «Выйду ль я…» заблаживший,
Разве ты можешь кому-то не нравиться?
Только побрейся и скинь сапожищи.
Здравствуйте, женщины! Милые, ясные…
Верные в долге, святые в любви!..
Воспеты вы русским поэтом Некрасовым!
Дома поют вас поэты свои!
Здравствуйте, шествуйте в звании чинном
Русской, сибирской, красивой мадонны!
Мы любим вас так: без ума, беспричинно,
Как любят берёзки у отчего дома.
Здравствуйте, дети! Плоды вашей матушки,
Рождённые в оранжереях любви.
Крупицами счастья – пчелиными взятками! –
Цените нектар минусинской земли.
Бог всемогущий! Руки мановением
Вращая земли азиатскую ось,
Храни нас всегда – до последних мгновений!
Чтоб нам безмятежно и вольно жилось».
***
Герой мой, слава богу, не пророк.
Он, слава богу, друг мой закадычный.
Ещё замечу, как бы между строк,
Я затруднен явить его в наличии…
Героя своего я назову… И жаловать прошу –
Георгий Глотов. Он агроном. И корни, и ботву
Лелеять и растить – его забота.
Ещё он спец в выращиванье птиц
На мясо и на пух. Но это к слову.
Часы и дни его – мельканье спиц.
А мы должны приноровиться к лову
Не будничных мгновений, не часов,
Но – фраз его скупых, афористичных.
Пока ж закроем рот наш на засов,
Не множа попусту базаров птичьих.
Мы шли с ним трактом. Велики катили.
Он горячился, кроя вбогамать.
– …Ты ведь партийным был. Скажи, не ты ли
Тем рейдерам мог противостоять?!
– Они нас обошли – акцио-нэ-э-ры!
Меж ними – сговор… подлость и… подлог.
Предприниматели! Предпринятые меры
Им вылезут остро, как вилы в бок…
– Уже есть жертвы?
– Да, поумирали…
– Судились? Или как?
– И это есть.
– А прокурор?
– Мундир не замарали.
На их мундир давно не липнет… честь.
– Скажи, где правда, если всюду – ужас?..
– На кладбище… плита есть… «Лицемер»…
Под ней лежит, в гробу перевернувшись.
Там склеп её сестер родных – Химер!!!»
…Мы замолчали… Нужно было выпить.
«Земля вам пухом… поминай вас Бог».
Выпь на осине надрывалась выпить.
Собаки лаяли. Зарёй алел восток.
…………………………
Ну, что такое – это ОАО?
Какие у него предназначенья?
Когда колхоз был – старое село
Работало до самоотреченья.
Хлебами засевало свой массив,
Косило сено на земле покосов,
Бахчи, табак… А кроме яблок, слив –
Уж о садах мечтало абрикосов.
Теперь колхоз упал аж до ЗАО.
Все буквы аббревиатуры – лживы.
«Закрытое»?.. Да правда ль?.. От кого?..
А кто акционеры сельской нивы?
***
Глаза наш Глотов продирает в пять.
Кричат речёвки петухи и гуси.
Жена и дети в пять ещё сопят.
– Корову в стадо не проспи, Танюсик…
Сходи к тёть Гале, закажи кредит…
К обеду – борщ и… бабу… на закуску!»
Танюсик вскакивает: «Да идит-ты!»
И запузыривает вслед ему подушку.
УАЗ в Убрус уж выжимает газ.
Георгий Глотов, словно хор турецкий,
Кричит на голоса PR советский:
«Когда едет Гога на Кавказ,
Солнце светит Гоге прямо в глаз,
Когда Гога едет на Европу…
Светит незнакомая звезда!..»
В семь – разнарядка: пряник или кнут.
К восьми – засыпка сеялок пшеницей…
Наш Глотов там… Наш Гоша Глотов тут…
Как Фигаро. И потом лоб лоснится.
Сегодня быть войне: из колеса
За полчаса посевов вышла «грыжа».
На камень шла – наехала коса:
– Ты почему не доложил! Ведь ты же…
– Я – агроном! Зерно – моя забота!
У нас есть инженер-механик… царь!..
Следить за гайкой – не моя работа!
Докладывать – я вам не секретарь!»…
И пыль полей пошла наперекос.
Свистели пули, дротики летели…
Директор ахинею нежно нёс.
И агроном нёс признаки метели.
– Вот такъ-то! а по-нашему,
Коль началъ, такъ досказывай!
Н. Некрасов. «Кому на Руси жить хорошо»
Тесь – это речка Тесинка, любимая.
Бирюзовое русло, куда мы сигали
В пополуденный зной, как ельцы и налимы.
Перекаты лизали следы за ногами.
…Это плесы песчаные, пляжи валунные,
Над которыми чайки крикливо кружали,
На которых девчонки, совсем еще юные,
Нас, совсем еще юных, за руки держали…
***
Прослезился над картиной:
Дорогая пастораль…
Речка Тесь с болотной тиной.
Впрочем, речка-то… едва ль.
Заболоченное русло,
Потеряв державный вид,
Уж не властно, как ни грустно,
Мою память оживить.
Помню: давешние люди,
Брали летний перекат,
Замочив не только муди,
Но и груди (у девчат).
Говорят, водились щуки.
Ну, а снизку пескаря –
На жареху! – лишь со скуки
Не ловила ребятня.
А куда ж, куда уплыли
Перекаты, пескари?..
Тебя, речка, заловили…
Да не люди… Технари.
***
Тесь – это кузня, конюшня, курятник
И четыре бригады, а пятая – кладбище!
Это церковь. Увы, как униженный ратник,
Как расхристанный поп – без иконы и крыши.
Это Ленин. Товарищ, разрушивший церковь,
Соборность, духовность, державность и веру,
Стоящий в акациях, брошенный в сквере,
И в славе, и в чести, и в силе померкнув.
Тесь – это клуб обветшалый, но… «имени…»
позабытого в летах наркома «…Савицкого».
(По старинным архивам советские пимены
Сохранили в анналах следы летописные).
…Это клуб, кинозал и пристройка из бруса,
Биллиард и спортзал, и для танцев фойе…
Отодвинулось время! Дюже дальше Убруса.
А душа о былом, об ушедшем поет.
***
Тесь – это люди. Родные тесинцы!
Это Бальде, Байковы, Филатовы, Юшковы…
Это Зайцевы, братья и сестры красивые,
Нестеренко, Натыры, Мужайло и Пташкины.
Коренные – Осколковы, Бяковы, Юдины,
«Горьковск;е» Акуловы, чьи-то Курбатовы,
Это Савины – братья и братья Прокудины…
Это в славные годы, в шестидесятые…
………………..
То – идиллия, не более.
А случившаяся кровь
Растворилась в алкоголе
Нищих классов и воров.
…С позабытым интегралом
На побывку – из войны
С новым русским капиталом –
Прибыл. С комплексом вины,
С заржавевшим арсеналом
Окровавленных стихов,
Карантинным приживалом
Поселился здесь я вновь…
***
Весна разверзается в пашнях Убруса,
Подснежников зреет десант.
С нашествием их воевать не берусь я.
Я пленник, а не диверсант…
***
Ты – Лёнька? Ты, правда, вернулся?
И снова сюда – насовсем?
Сорвался с таёжного курса?
С маршрута сошел, Алексей?
«Наверно… возможно… посмотрим…» –
Я вам отвечал невпопад.
И рад был тому, что усмотрен,
И узнан, и принят назад.
Какое счастливое чувство:
Открыть интерес земляков
К себе, не к персоне искусства,
Не к автору беглых стихов,
К себе, деревенскому Лёньке,
Из прежних односельчан,
Уехавших в город давненько
Учиться конкретным вещам…
Вернулся не рваным, не пьяным,
Не конченным вечной нуждой.
Возможно, немножечко странным
И… обременённым виной.
Виной – не виной… Сожаленьем
За четверть – вторую – годов,
За службу до самосожженья
У лживых идей и богов.
Вернулся обросшим телесно
И отягощённым душой.
Я дома. Сельчане, мне лестно:
Вы интересуетесь мной.
***
День первый ноября явился бледнолицым
И нежностью колючей растёкся по крови.
И веет от него Отечества величьем,
И распирает грудь предчувствием любви!
Отечество моё! Сибирское селенье,
Крестьянский утлый двор, сермяжная изба…
Не знаю в жизни я заманчивее плена!
Пленила ты меня, крестьянская судьба!
……………………………..
Кочегарит зима,
Подпирая полнеба столбами.
Деревенский дендрарий дымов
На канун Рождества.
Ах, деревня моя!
Моя связь с родовыми гробами,
Признаю за тобой
Свои древние корни родства.
Попаду на гулянье,
Под гулкую блажь самогона
Забреду в сеновал,
Как корова, сломавшая жердь.
Отпусти меня, город, сюда!
Отпусти на полгода…
Только на ноги встать,
Только вспомнить земельную твердь.
Провалившись в сугроб,
Обнимаю мохнатое рыло…
Я люблю этот снег,
Это тканое чудо плетня…
Зацепило меня дрекольем,
Как гвоздём зацепило.
Неужели, деревня,
Ты все ещё помнишь меня?
***
Новый статус пробую: сельчанин.
Сено, сани, печь… Иконостас.
Через тын февральскими ночами
Шуберт вьюжит, громыхает Брамс.
Облачаясь в шубу, за ограду
Выхожу я, сельский человек.
В меру пьян, куражлив до упаду.
И влюблённый в этот лунный снег.
Гей, мороз, щипни меня за щеки,
Испытай на дюжесть сизый нос…
Думал, городские человеки
Задохнутся от лихих угроз?
Думал, городские сопли жиже?
А душа затравлена постом?..
Э, пойду в гумно, надену лыжи!
Или, может быть, ещё… грамм сто?
Отчего ж не выпить яд столичный,
Как бальзам от моровой тоски?
От судьбы общественной и личной
Отчего ж не покусать куски…
Жжёт студеный хиус с Енисея.
Зычным «Енисеюшком» поёт…
«Я твой хор! Услышь меня, Расея?!»
Ан-не слышит… Дремлет. Или пьёт.
***
Тесь – старинное селенье
Средь березовых поленниц,
В цвете Марьиных кореньев,
В запахах гумна и мельниц…
Избирателей – две тыщи.
И полтысячи дворов.
Но, пожалуй, не отыщешь
В каждом – куриц и коров…
Баритон овцы блеящей
Перерезал Витя Мягких
В мелодраме настоящей:
«Нет цены на мясо… мать их!..»
Нет цены на хлеб и масло…
Перекупщик – первый вор.
То ли совесть, глянь, погасла,
То ли жадность – перебор…
Я согласен: дикий рынок
До безумья одичал.
Бизнесмен чугунных крынок
По лбу крынкою стучал…
Нынче – новые потери:
Конституционный блеф,
Полулюди, полузвери,
Их союз, точней эрэф.
В общем, бравурным парадам
Поводов не подаем…
И соломы уж не надо –
Мы соломы не жуём.
………………..
Вы, мой виртуальный спутник по старинному селу,
Притаившись на углу, суеверия забудьте!
Счас лучинку засвечу… Вы внимательнее будьте…
Вдруг нарвёмся на бандита: быть бы живу да целу…
***
…Тесь – это улицы и переулочки.
Та – Гробовозная, та – Теребиловка…
Здесь мы жили – дружили… валечки… шурочки…
У кого – перекрёсток, у кого и – развилка.
………………
Не забытый богом уголок,
Солнцем прокаленный, ветром гнутый….
Степь и бор! Вполне возможно, Бог
Здесь любовь испытывал… В минуты
Сотворенья рек и остров
Как он холил перекатов пенье!
Как библейский раб его, Иов,
Может быть, испытывал терпенье,
Населяя райские места
Нашим прапрапрадедом и …бабой –
В шалашах с ракитова куста,
Под дуплистополою корягой…
Наблюдая размноженья пыл,
Ликовал Господь: «Ого, оттава!»
Насаждал осоку и ковыль,
Ягодник и хмель, смеясь лукаво.
По утрам туманил острова
Томной грустью девы волоокой.
И питалась росами трава
И дурила за речной протокой…
Был еще, вполне возможно, бог
Эклектичен несколько мгновений,
Когда куст калины, сделав вдох,
Запалил, как фокусник и гений…
Оградил селение горой,
Окружил болотом и забокой.
И – озвучил, как пчелиный рой.
И насытил – патокой и током.
Стоп! Вот здесь я не могу понять,
Что творец содеял с атмосферой…
Утром небо хочется обнять!
На ночь в стог переселиться, с верой,
Что изо дня в день, из века в век
Никакой не будет перемены!
А я есть и буду человек
На своей земле и во Вселенной!
Стоп…стоп…стоп. Конечно, перебор.
Передозировка хвойной хмари.
Точит глаз сентиментальный сор.
Лезут в душу солнечные твари.
……………….
Нет здесь координат,
Только сеть переулков и улиц.
Только тын да плетень,
Да скворечник, вознёсшийся вверх.
Во дворе – пыль веков.
Тишина. Стрекотание куриц.
За воротами – зной
Да лукавый девический смех.
За селом, на задах,
Обнесённых плетёным забором.
Малахит да опал
Зацветающих летом болот.
Во траве-мураве
Мошкара, вопиющая хором.
А на поле – табак.
Он дурманит и кровь нам и плоть.
О, дурман закутков,
Сеновалов и пряных бурьянов!
О, парник и рассадник
Замшелых уже ностальгий,
Сохраняй нашу Тесь,
Словно выгул для старых баранов.
Сохрани и спаси нас
И жить-поживать помоги…
***
На Юшковом озере дядя Сысой
Ловить наловчился ельцов.
До солнца ходил он подножной росой
На жирных озерных жильцов.
Придет и засядет и снизку сорвет
Из кустика красных талин.
Засядет и удит, пока не взойдет
Жар-птицы оранжевый клин.
На Юшковом озере дядя Сысой
Лисятник колхозный стерег,
И лис содержал. Чернобурой лисой
Колхоз погашал свой оброк.
Ходил за ельцом и ходил за лисой.
Ничем никого не дивил.
А что здесь такого? Сысой, как Сысой..
Он память мою оживил.
Сысой, как Сысой, но мне крестным он был,
А был я в купели крещен.
И, может быть, Бог мой меня возлюбил…
Любовью от зла защищен,
Я рос на лугах, островах и в бору…
…………………..
И опять на бережке на тубинском.
Мочим члены в парной консистенции. –
А кого пошлём сегодня за «Клинским»? –
Заодно закажем зрелищ и танцы!..
А по кромке по речной и под носом
Вперебежку бродят шмары в тесёмках.
Наглотаемся слюней и подносим
По единой «Посольской» – под сёмгу.
Здесь царит степной микроклимат:
Комары достали, как Бабариху,
Самый стойкий простатит или климакс
Обращаются в застой и зассыху.
А дурман с ума сошедших черемух
Манит в кустики, под грозди калины.
Рёв волчицы, как тоскующий евнух,
Исторгает над Тубою Малинин.
Над водой парит не марево – аура.
Нас зовёт сюда малая родина,
И русалка, как тубинская шмара,
Снова чувства до дна заколодила…
***
…Приветствую тебя, моё село!
Твой герб теперь – соха и одуванчик.
Мне комом в горле речь мою свело,
Я не могильщик твой и не обманщик.
Я тот же пахарь, тот же земледел,
Каким мой дед в деревне поселился.
Я б твою землю, как и дед мой, ел,
Когда б на урожайный год молился…
Но нет во мне ни веры, ни молитв,
Не верую я в промысел Господен.
Одна лишь страсть мозги мои сверлит:
Когда, когда же буду я свободен
От промыслов политиков, воров,
От всех твоих, село, неуправленцев?..
Когда они, заглядывая в рот,
Пред хлебным злаком подогнут коленце?..
В какие веки ценности земли
Оценятся здесь мерой земледельца?..
Покров плодоносящий – смесь золы
Да глины. И куда тут деться?..
Приветствую тебя, моё село,
Люблю тебя и заклинаю: здравствуй!
К ночи бы дождь… А утром б рассвело…
А мне на пашню нужно подсобраться.
***
Крестьянин, кулак и батрак,
Колхозник и снова… крестьянин?
Тут что-то с эпохой не так.
Война тут. Погосты с крестами.
Труд – чёрный. Но звать чугунком
Язык ни за что не насмелится.
Все-таки – в разе таком –
Как теперь звать земледельца?
***
Вот Глотов Георг – агроном,
Земельный вдыхает он запах,
Как чашу подносит с вином.
И шляпы – долой, если в шляпах!
И взвесит в ладони зерно,
Как бриллианты в каратах,
И скажет смущённо: «Оно
С утра ещё чуть сыровато.
Но будет уже через час
Шуметь золотистым потоком,
И ждёт – отвечаю! – от нас
Любови… Ну, сеяльщик, с богом!»
И сеялка – цугом и боком
Да фронтом – червонное злато
Пред агрономовым оком
Вонзает в парник сидератов.
………………….
– Георгий Палыч, как насчёт соломы?
– А как, кума, насчёт поджарить дров?
– Ах ты, кобель бесстыжий, большекромый!
А впрочем, Гошь… Реши насчёт… делов?
– Ты что, кума, куда тебе солома?
Твою корову съели уж давно!
– Свинье… – кума заулыбалась скромно. –
…Уж у меня припасено вино…
– Георгий Палыч, вас зовут в контору!
– Скажи им, Бяков, мол, ушёл на ток…
– Сказать – скажу, да только в эту пору
Дают в конторе сыр и… коньячок.
Куда в миру деваться от соблазнов?
Что, Глотов, гложет Гошу червячок?!
На всё махнул Георг благообразно:
«Не при на перспективы, старичок».
……………………
Строфа моя, увы, скворечник слов.
Поэма наша, верно, ферма птичья.
Совать ли клюв в понятие усов?..
А уши распахнём до неприличия!
……………………..
Коли просит праздника душа –
Празднуй день Большого помидора!
Празднуй день Тесинского подворья!..
На народ, на площадь поспеша.
Эй, гуляй, пока идёт гульба,
В честь хороших праздничных идей.
Нам жалюка до смерти люба!..
Учредите, что ль… Жалюкин день?
Самый невостребованный бренд –
Тыква! Или, может быть, морковь…
Или вот ещё петрушка… редька… хрен.
Надо имидж их поднять из почв!
Надо захватить – пока есть шанс! –
Овощ… Овощное ассорти.
И создать Тесинский свой нюанс:
Хоть какой-то День изобрести!
Коли просит праздника душа –
На народ, на праздник поспеша,
Празднуй день Тесинского подворья,
Или, может, Лукового Горя?
***
Пока на поле прорастает хлеб,
Пока шкворчат окорочка в сметане,
Георг поёт с надрывом и взахлёб,
Рванув меха в груди и на баяне.
Он сам из тех, о ком слагает песнь,
Из хлеборобов, от сохи пришедших,
Объятых песней… Мой Георгий весь
Чуть суматошен, но не сумасшедший.
Свезя сенаж и жито в закрома,
Зажарив на отжинки тушку гуся,
Георгий скажет басом: «На хрена
Попу баян, когда… у нас гармошка встала, Дуся!..»
И оторвёт застёжку у мехов,
И – снизу ввысь – возьмёт могучий вдох,
«…Выйду на улицу, гляну на село…»
И пробормочет быстро: «Чтоб я сдох…»
А по деревне в розовый туман
Взлетят вдруг тенора и баритоны,
Сольются в хор, как люди в божий храм,
Сначала – гимны, а позднее – стоны…
Поёт деревня в пьяном забытьи,
Ревут быки в сиреневом тумане.
И уж под утро, к часикам пяти,
Георгий Глотов приползает к Тане.
– Прости, Танюх, едрёна вошь. Прости…
Совсем уж спились с круга… «питоки»!..
И я должон был, господи прости,
Отпить у них… лишка…
Ну что «хи-хи…»?
***
…У него и стол, и дом, и веранда, кстати.
Долбит баба долодом: «Надо воду в хате.
Ты давно забил уж хрен на благоустройстве.
Вон, у нас Прокудин Кен, даром, что при трости…
– Знаю! Знаю, знаю я про твою… облому…
Вот закончатся жнивья, закопним солому…»
У него сарай, навес, две остайки, баня,
Два загона для овец. Сруб для… кегельбана…
Но про это – никому, чтоб не обложили.
Только выйдет на куму – вымотает жилы!
У него ещё подвал в гараже. И погреб.
Это Гога не скрывал. Это – сельский облик.
***
Да, он крестьянин. Но не хлебороб.
Он хлебораб, хоть ляг костьми на поле.
– Скорее, брат, ты слягешь, кхе-кхе, в гроб,
Чем псом побитым и понурым взвоешь.
Твои собратья не жили богато.
И неча начинать, сверх сил горбатясь,
Была б картошка, да стояла б хата,
Да труд крестьянский, кхе-кхе… был бы в радость.
***
Вот и праздник грянул на селе!
Стала вдруг гармонь аккордеоном.
Ленин в сквере вновь повеселел:
Да неужто снова стал вождём он?
Неужели петь и танцевать
Разрешило сердце хлеборобу?
Выйдет в круг он вдруг, молодцеват…
Расступись, Не то стопчу, ей-богу!
Раззудись!.. Душа рубаху рвёт.
Ты давай, наяривай, парнишка!
«Выйду на улицу, гляну…» – запоёт,
Будто хватанул с утра он лишка!
Пой, село! Гуляй, моя деревня,
Коль случился праздник в кои веки,
Как Господний день благодаренья
В каждом оживлённом человеке… –
Сват, тащи из погреба рассолы!
Ты мечи на стол, кума, окрошку!
Здесь сегодня города и села
Подружились впрямь! Иль понарошку?
Иль министр всю свою культуру
В нашу разухабистую Тесь
Притащил, чтоб мы скучали сдуру?
Не было такого отродясь!
Мы свою работу, как в оглобли,
Во все веки ставим поперёд.
Ну, а если праздник!.. По лбу, в лоб ли,
Бей-не бей, но уж уважь народ!
Тут министру надо бы поставить
Флягу… на тубинском берегу!
Чтоб не зарастала мохом… так ведь?!
Совесть… не сгибалась бы в дугу!
Может, я тут сгоряча и в спешке,
Что-нибудь… упомянул… о ком?
Значит, мне, Болотникову Лёшке,
Уж пора с помоста – кувырком!
***
Эх, деревня праздник родила!
Сегодня я бесстрастен, как компьютер,
Я в это утро не попомню зла…
В одно из летних долгожданных утр
С небес сошла Господняя слеза,
На сход пришёл народ. И губернатор
Пришёл… народ приветствовать… сюда
И обещать сто всевозможных завтр…
Сегодня обещались господа…
***
Вот пришкольный амбар,
Где пришкольная мудрая лошадь
Обитает, как призрак из шестидесятых годов.
– Но-о, Пегас деревенский! –
Трусит по осенней пороше.
Вдохновению служит и бздит заготовками дров.
Вот и кузня и двор, где ковали коней златокудрых,
Где и мы, пацаны, наковальням обмяли бока.
Кузнецы тех эпох были зело и обло премудры:
Доверяли и нам, пацанам, хлеб и соль ремесла.
Ничего уже нет: кузнеца, наковальни и кузни.
Пацаны и девчонки по клавиатуре стучат.
Мир их стал безграничен. А жито, а запах Отчизны
Не заменит, увы, виртуальный, бесчувственный чат.
***
Из села в город – шишки сосновые.
Да пургу. Да Медведицы ковш.
Да известия, впрочем, не новые…
Что в гумно заскирдована рожь,
Что забита на мясо скотинка,
Что дороги устроил мороз.
В общем, ярмарка требует рынка,
Рынок ждёт-не дождётся завоз…
…А из города, верно, известия,
Что упала цена на муку.
И что мельник, наверное, бестия,
И что место его на суку.
А про ваше здоровье изведано
И про быт неустроенный ваш.
И про то, чему верите преданно…
Про колхозный накопленный стаж.
***
Гулы дола глуше и зазывней,
Словно клич кукушкиной невесты…
И тоска…. тоска по жизни зимней.
Уж не знак ли смерти, уж не весть ли?
***
Затаился народ,
За забором
Безмолвствуя.
Поглядая с опаской
В блудливый экран.
Там в престольной тоске,
Извращаясь и мотствуя,
Новоявленный мот
Заголяет свой срам.
Там «телушка» пасёт
Своего миллионщика,
Игрока казино,
За две сотни у.е.
А телушку тую
Стерегут два молодчика,
Два бугая с наколкой
На каждом… груде.
Там, как в параличе
Перекошено «…Зеркало»:
То ли это инсульт,
То ли вязка ужей.
И печальная Золушка,
В «…Зеркало» зыркая,
Поправляет на голой манде
Неглиже.
Мельтешит тот экран
«Сю-реальти» сюжетами:
То война, то парад…
Рокировки ферзей.
Лишь массовка – народ! –
Избирается жертвами
Пре-иму-ще-ствен-но!
Впечатляйся, глазей!
***
Затаился народ.
Дрекольем укрывается.
Каждый кол – голова.
Каждый гол, как сокол.
Не поёт. И не пьёт.
Не скулит и не лается.
Привстает над плетнем,
Опираясь на кол.
Страшно… жутко ему…
До мурашек аж… хочется
Забуровить в экран-
Ное месиво хер.
Ах-у-е… хать бы! У-
Бе-жать из отечества!
А куда, когда тут
Красный чирей назрел.
***
И вот он – XXI век!
Миллениум!
Он самый!
Экраном квадро,
Сажей век,
Бараком и Обамой…
Он на Отечество взошёл,
Как на Россию Ельцин.
А что? Нормально. Хорошо!..
Напиться бы… Наесться…
Мечты бы в глине воплотить
И в звуке, в краске, в слове…
Мосток бы в юность проложить,
В XX -й…
В послесловье
Открою всё-таки секрет
Последней трети века:
…Уже не стоил партбилет
Трамвайного билета.
Мне довелось его терять.
Искали с кобелями.
Один из них сказал мне: «Б***ь!
Накроешь на поляне…»
В него стрелял я из
Его же «макарона».
Не застрелил: в обойме нет
И не было патрона.
Нас помирил потом парторг
Товарищ Ахмадеев.
И партбилет найти помог,
И вывел из злодеев.
И снова выбор у меня:
«Единая Россия»,
Иль «Справедливая…» она?
Порядок или сила?..
А сколько стоит партбилет
Для рядового члена?
А Ахмадеева уж нет…
И Ельцина, наверно…
***
По Теси бродил теленок,
Не единственный в селе,
Кучерявый, как Пеле,
Рыжий! Будто бы палёный.
И всегда навеселе.
Бык! запомнился навечно
Редким добродушным нравом.
Безмятежный, как овечка.
А буянил – ради славы –
И беззлобно, и беспечно.
Ради славы – пёс облает.
И индюк, побагровев,
Словно разом овдовев,
На прохожих вдруг, бывает,
Свой обрушивает гнев.
Или важный гусь, крылами
Ощетинившись коварно,
Надуваясь самоваром,
С шипом кинется за вами
И… назад, как шланг с пожара.
***
Тары-бары-растабары…
По Теси бродили пары.
И полночные Стожары
За околицей их ждали.
По Теси бродили парни
Мимо кузницы и почты,
В поисках любовной почвы
Обмочив углы амбара.
Парни Болкины, лихие,
С тыквой в полночи торчали.
Звезды падали стихийно.
В клубе шло кино о Чарли.
По Теси бродил Натыра,
Санька, с фермы старожил.
Узкоглазый сын батыра,
Сельских девок сторожил.
Савин младший, старший Савин
(по прозванию «Бандит») –
Тоже с ферменских окраин,
Как с космических орбит.
– Савин Ленька?
– Ленька Савин! Леонид Георгиич…
Эка личность!.. Парень славный
В череде тесинских лиц.
Даниленко, чижик-пыжик,
Разрешавший все с плеча.
Зайцев… тот, который выше,
Морда просит кирпича.
Где вы, парни золотые?
Где те годы молодые,
Ночи, дни и вечера,
Отшумевшие вчера?
Где курчавый тот теленок?
Где вы, нежности телячьи?
А друзья мои с пеленок,
Что ж, старее старой клячи?
Ах, о чем, о чем печали…
Что печалиться, друзья!
Кончилось кино о Чарли.
Брезжит новая заря.
***
Обучен игрекам и иксам,
Я уезжал за интегралом.
Багрянцем лето догорало,
Березник с листопадом свыкся.
И бор сосновый на опушке
Простился обречённым взглядом…
Вот скрылись из вида избушки,
Плетни… Глаза застивши ядом,
Вот дымка над селом взвилась.
Село предстало деревенькой…
И тракта тоненькая венка
Оборвалась…
Всё стало – будущим и… прошлым.
Как сноп, отсеченный серпом,
Всё прошлое – чертополохом,
Всё будущее…
Но о том
Молва росла, как борода.
В деревне солнце догорало.
Я уезжал за интегралом
В докучливые города.
1996–2014 гг.
Свидетельство о публикации №109102207273