В кабине...

Пусто серовато муторно захолустно пусть его науськав
Русского искусства а не искуственности, куст им. Мусоргского
Покусанного пожамканного похрумканного окающего, мокнущего
Стигматами исходящего, кровохаркающего, кровоточащего

Белый смелый переспелый посинелый децибеллами переделанный
Рановато задембелевавший, целый, недооцененный, пожухнувше-порыжелый
Не первой свежести, не втОрой младости, оттенки горечи в марочной сладости
Недопитый недоевший недоспавший перенедопострадавший, упавше-вставший

Вижу жижу. Гляжу, ни хера не слышу. Три пера и съехавшую крышу.
Крошу, пышу. Пишу – всё более про фанеру, на подлёте к Парижу.
Растафари в баре. Комары в бокале. Ложка мёда в бочке дёгтя.
Тестя ли, деверя ли? Внучатая племянница ли, незаконнорожденная тётя.

Всё сказано. Окно замазано. Место заказано. Ясно изложено, круто завязано.
Да что-то не спится, режет глаза бисер шрифта.
Мистическая подоплёка событий обиняками указывает на то, что «всё не зря».

И - я люблю тебя, необоримо явственно,
Грубо и зло насилуя тебя в кабине лифта,
В масляно желтоватом свете заоконноуличного фонаря...

3 дек 2005