Тургенев, Тютчев, Фет и Надион

Тургенев, Тютчев, Фет и Надион
смотрели на финал зори.
Минувший день неслышным вальсом
томил их душ календари.

И темень зелень обнимала,
сгущаясь скукой, самовар
готов был сдёрнуть покрывало
и чая крепкий сладкий дар

излить, бодря, добря и млея,
и только радость-благодарность
должна пребыть, как чудо-фея,
из эфемерности – как данность.

И дальше Блок, и дальше, дальше…
И я, смятенный, на краю
этой земли (куда?) на марше
средь несвободы – как в раю.

И вечера, и ночи в платье белом,
аллеи птиц ночных в цвету,
действительность, что воронённый парабеллум,
и магазин разряжен весь в тебя – в мечту.

Природы равнодушной постоянство,
недвижность места, трав, лесов и вод
и пребывание череды сквозь это царство
с одним и тем же: гений, бездна, сброд.

Шумят ветра, огни взожгут и гаснут.
Конечна надобность, энергия, резон.
Простые мысли, оползень «напрасно»
и кубик, плоскости со всех шести сторон.

Бескрайность времени, шелка досад, обид.
Непостижимость и невыразимость.
Трагедий менингит и динамит.
Рук, ног и прочего тупик-бескрылость.

Загадка-мир, где каждый – смертник.
На кой он нужен крах-эксперимент?
Молчание волны, незримый собеседник –
на атомы поделенный момент.

Знакомое – всё там же есть.
Что внове толку добираться?!
А неизвестность выдаст весть,
с которой лучше и не знаться!

Подобный антигендерный подход,
блин, демонстрирует уныние познанья.
Всех мастей контрреволюционный сброд
ответственен за «боркое хыданье».

Скрещение минусов – выталкивает плюс.
Случайность, вероятность – двухпотентны.
Чревата красным с синевою грусть
и в иступлении трясутся пистолеты.
10 мая 2003 г.