я заведомо заведён в заведённые часы

я заведомо заведён в заведённые часы с мёртвой кукушкой, кукующей посмертно свой похоронный танец на глянцевой целостности пятого скома
покуда последняя лунная впадина не кажется большим, чем просто устрадость ушного звона
в последнем звонке
звонящий не видит отвращения отвратности действий налюдного бога в посредной посредственности среди серединных посредников
между мной и тобой
между миллиардами полуснов и моей новой радостью
так хорошо забытой во мраке упущенных порванных целофанов целостно обёрнутых в гниющее мясо
по собственной воле
по вольному признаку измены константы на продольную бесконечность
поперечно
поперчённые зубы не добавляют вкуса перворожденному
но несколько отмирает необходимость в забытии прокусанных вен
покуда куда откуда ползёт эта серая мысленность в бетонной проворности кровавых брызг
брызнули стёкла
звук ножа отражался эхом в ушных раковинах избитых ванных
изодранная в руки кровь извергала просроченные проклятия в прокажённые полости
пол падал в потолки, вырезая ступни ментальными устрашениями эха
в дали звучал детский смех
игла скользила по пластинке, заставляя граммофон по граммам изрыгать чужой для этого мира звук
стук отдалённо напоминал удары колокола в кольцевой трассе колющих конвертов
конвертированная мелодия врезалась в мозг подобно расплавленному лезвию
или сыру
сырость мозга определяется не так уж часто
но броско
пока счастности не стали частной упорядоченностью моего милого мира, выпотрошенного к обеденному перерыву
перевязка сухих бинтов мокрыми ранами
рвано радоваться
рано оправдываться
ранее было позднее, чем нечто более соприкасаемое, что могло бы стать главной страницей истерической индивидуальности
экзестенция сигаретного дыма в развёрнутых лёгких
в раздетых порогах опорожнённого разума и сквернах материнских инсценировок
инциденция инициации иниозированных клеток головного рака
синонимичность мрака
оскверняет типичную несверенность типичных ульев, вверенных кому то серому
осы жужжали
пчёлы надрывали голосовые связки
уплетая мёд с плюшевыми медведями без внутренней ваты
антоним смрада лишь наша плата
палата занята пиковой картой, забытой при показе фокусного действа
с крестиком клада на шее в виде распятого некто
распятые пальцы уйдут гулять, но пока что
останемся здесь, как клавиши у рояльного зарева
ставшего пламенем и потушившего пожарные сигнализации в зеркале заднего вида
видного вида
ведомого туда, откуда неведомо ведущему
но всё же запятнанная прачечная прочно пророчит смертные сдачи ведомым
на чай
или кофе, что в инерционном потоке не имеет живучести
но живо
пока дышит обезглаленное детство моря
обезображенное седым отрывом календарного пятдесят второго дня осеннего времени