Перелет

     Она думала, что раз я решился на такое, значит, люблю ее. Решился провести с ней пару дней. Для меня – пара дней. А для нее – обещание перемен. Знак, доказательство. Нет, сказала она, когда я предложил ее проводить. Уговаривал. Но не согласилась. Боялась. Секс – грязь. Так она тогда на это смотрела. Отец и мать развелись. И было еще что-то. Можно догадываться. А потом вышла замуж. Муж ее бил. У нее были чистые голубые глаза. И такая необычная манера говорить. Когда я написал, она обрадовалась. Тысяча километров – немало. Решился на такой перелет. Конечно, для нее это был знак. Доказательство. Крест летных заслуг, который получил Линдберг, полагался и мне. История с похищенным ребенком. А ведь вина Хауптмана не была строго доказана. Но его казнили. Была какая-то история с женой Дали, ее нарядом. Труп младенца на шляпе. Брызги крови. Газеты сочли это вызывающим. Дали всегда бросал вызов. Художники всегда бросают вызов. И женщин. Но разве я бросил ее. Она собиралась признаться, что любит меня, в Новогодний вечер, так она говорила, но я тогда уехал из города. Ничего не было. Она же сама этого не хотела. И лишь постепенно осмелилась. Но было поздно. Пришлось ждать три года. Она все еще была замужем. Хотя и не жила с мужем. Меня это не интересовало. Я установил для себя, что главное – живопись. Все остальное – потом. На втором, третьем, четвертом месте. Никаких идей. Полная пустота. В таком состоянии можно совершить разные глупости. Но считать ли это глупостью. Последствий не было. Мало кто из его современников изображал жестокость и глупость в столь обнажённом виде. На каких картинах у него изображена глупость. И не вспомнил. Я лучше знаю Дали, чем Пикассо. Хотя все это устарело. Но ведь я ничего ей не обещал. Ничего. Два дня мы провели в гостинице. Она сняла большой номер. В вазе на столе стоял букет цветов.