Пушкинская - Коломенская

                «Коломенская улица – это прямое
                продолжение Пушкинской…»
                Из объяснений прохожего

                «Четырехстопный ямб мне надоел,
                Им пишет всякий, мальчикам в забаву
                Пора его оставить. Я хотел
                Давным давно приняться за октаву.
                А в самом деле: я бы совладел
                С тройным созвучием. Пущусь на славу!
                Ведь рифмы запросто со мной живут –
                Две придут сами – третью приведут…»
                А.Пушкин
                «Домик в Коломне»

                Но первоначальное  вступление к "Домику
                в Коломне» было другим, вот 5-я октава:

                «Поэты Юга, вымыслов отцы,
                Каких чудес с октавой не творили!
                А мы, ленивцы, робкие певцы,
                На мелочах мы рифмы заморили.
                Могучие нам чужды образцы.
                Мы новых стран себе не покорили,
                И наших дней изнеженный поэт
                Чуть смыслит свой уравнивать куплет…»

                (Поэты Юга – Ариосто, автор «Неистового Роланда» и Тассо,
                автор «Освобожденного Иерусалима» - наиболее известных
                поэм, написанных октавами.)

1.
Все гении в своем искусстве – правы:
Они себе позволить могут все.
Не остановит колесницы славы
Ни клеветы, ни зависти лассо.
Камоэнс, Байрон, Пушкин – все октавы – *
Все вертится фортуны колесо,
И видно, что поэты, как и все,
В нем вертятся, как белки в колесе.

2.
Перебирая лапками по кругу
И тешась мыслью повернуть судьбу,
Пущусь и я: быть может с перепугу,
Что ношу взял себе не по горбу,
С октавами я справлюсь, хоть в заслугу
Не ставят трусам дерзкую борьбу.
И трудно ли последнему идти
По пройденному предками пути?

3.
Не лучше ли подальше и скорее
Послать, как нам велят «ко всем чертям»*
Все ямбы, все октавы, все хореи
И уподобясь ловким рифмачам,
Заслуженно считать себя мудрее,
Шагая по нехоженным путям
И вслушиваясь чутко в диссонансы,
Ловить неуловимые нюансы?

4.
Я не сторонник точных рифм. Отнюдь.
Я лишь стараюсь слышать рифмы точно.
И все, что в них фальшиво, хоть чуть-чуть,
По-моему, - искусственно, непрочно.
Хоть часто даже диссонанс блеснуть
Созвучием способен очень сочно.
Но был бы я сейчас не прав, поправ
Гармонию классических октав.

5.
Бывает, что и правильность – суха,
Но, вечно претендуя на законность,
В искусстве лишь искусственность плоха
И неуместна только изощренность.
Мой идеал – естественность стиха,
Мой идеал – его непринужденность.
«Завоеванья» моды далеки
От обаянья пушкинской строки.

6.
И то, признаться, как легко писать,
Задавшись строгой ясностью размера:
И «печка» есть и знаешь, как «плясать»
И никого не удивит манера.
Здесь мастеру не могут изменять
Ни вкус, ни такт, ни техника, ни мера.
Короче, дело только за сюжетом,
И можете считать себя поэтом.

7.
О чем же мне писать?... Сюжетов – тьма,
Но как мне выбрать самый интересный?
Ну, если не такой, как у Дюма,
Занятный, то хотя б не очень пресный?
Но не такой, чтоб он сводил с ума,
Чтоб жертвовать прогулкой в день воскресный
И временем свободных вечеров:
В здоровом теле – дух и так здоров.

8.
И кроме книг есть масса развлечений:
И среди них любимые – хоккей,
Футбол и бокс - немало наслаждений
Приносят знатокам: сиди - болей!
Болей же на здоровье! Обострений
Не пропускай! Не то, глядишь, ей-ей
Не избежать тоски и беспорядка:
Здоровой голове нужна разрядка.

9.
Я сам не прочь, забыть, который час
У телевизора в голубоватом свете.
С экрана не сводить влюбленных глаз,
Как зачарованный, томиться и болеть и
Вдруг восклицать: Какой пассаж! и Пас!
То при игре в хоккей, то при балете.
То просто наблюдать жизнь разных стран
С ногами сев на собственный диван.

10.
Да! Фантастичны техники дары!
Ткнешь пальцем – и мелодии польются.
А то глядишь – страдают три сестры,
А ты сидишь и хлещешь кофий с блюдца,
И можешь встать во время их игры,
И можешь лечь и можешь потянуться,
Зевнуть и, с разрешения  гостей,
Переключить программу на хоккей.

11.
Такая жизнь! Найти в ней ретроградам,
Таким, как я, сюжетик – мудрено.
Давно ли Петербург был Ленинградом?
И домика в Коломне нет давно…
Но с Пушкинской – Коломенская  рядом:
Все новою поэзией полно
И новой прозой… Мой сюжет банален,
Но для меня – бесспорно актуален.

12.
Так обратимся к нашему герою.
На первый взгляд, он странный парень был:
Застенчивый, угрюмый, но порою
Казалось мне, что он избыток сил
Обуздывал искусственной хандрою,
Давно не модной, - как он говорил,
Когда мы как-то на досуге взялись
За утомительный психоанализ.

13.
Он сохранил «моральные устои»,
Как это мы привыкли называть,
Он верил в идеал и все святое,
Но это все предпочитал скрывать
Под маской равнодушного покоя,
И маску эту не давал срывать:
Смеялся тем же самым анекдотам
И был таким же «ТЕЛЕВИДИОТОМ».

14.
Но все-ж его единственною страстью
Остались книги – сказочный мир книг.
К нему с его магическою властью
Он пристрастился с детства, но привык
Читать все без разбора, и, к несчастью,
Он поздно в тайники его проник –
В волшебную стихию вдохновений –
По глупости, а, может,  из-за лени.

15.
Он начал сочинять стихи тогда,
Когда другие переходят к прозе,
Когда в других все музы навсегда
Уснули мертвым сном, почили в бозе,
И люди даже вспомнить без стыда
Не могут о «лирическом психозе»,
Упоминая о своих стишках,
Как о вполне простительных грешках.

16.
Что мы собратья по перу и лире,
(Но я пишу не так , как он, тайком)
Узнал он от соседей по квартире,
С которыми был коротко знаком.
С соседями тогда мы жили в мире,
Он стал и к нам заглядывать мельком
Отнюдь не из корыстных побуждений:
Нас с ним сближала общность убеждений.

17.
Мы часто с ним,  о том, о сем болтая,
Гуляли вдоль по Пушкинской вдвоем.
Сейчас там, перспективу замыкая,
Стоит убогий двухэтажный дом.
«Снести б его», - мечтали мы, вздыхая, -
Построить небоскреб на месте том,
И Пушкин здесь на современном фоне *
Смотрел бы на потомков благосклонней…»

18.
Страдать из-за такого пустяка,
Как снос свой век отжившего строенья, *
Не стал бы он теперь наверняка,
У нас теперь иные настроенья.
И он привык, наверно, за века,
Здесь стоя в атмосфере поклоненья,
К тому, что все не вечно под Луной,
Что мир все тот же, то есть, все иной.

19.
А смертному живому не смириться
И не привыкнуть к этому никак.
А смертный все к бессмертию стремиться
И потому себе и людям  - враг.
И мой знакомый был, как говорится,
Такой же неисправленный чудак –
Как тысячи других, достойных славы,
Он был бы прав, когда они – не правы.

20.
Его смущало слово «графоман»,
Как браконьера – логика  запрета.
Он, веря, что ему природой дан
Талант незаурядного поэта,
Считал, что это все – самообман,
И все-таки надеялся на это.
И от меня он, вероятно, ждал,
Чтоб я в нем гениальность угадал.

21.
А я, признаться, вел себя нескромно.
Я говорил однажды, свысока
Немного тупо и немного томно
На парня  глядя, как на новичка,
«Жизнь коротка, а море книг – огромно
И не было такого моряка,
Который в нем не сделал бы открытий,
На корабле и даже на корыте.

22.
Но, все равно, там – непочатый край
Неведомых невеждам откровений.
Пойми, там только для бессмертных  рай,
Для смертных – там лишь море огорчений.
Во тьме с огнем священным не играй,
Не опьяняйся ядом вдохновений:
Пучина знаний поглощает всех,
Кого случайный не спасет успех.

23.
Но кто владеет тайною успеха,
Тот – гений – на год или на века,
Он или идол моды или веха,
Он – искра или пламя маяка.
А неудачник здесь достоин смеха:
Его удел – забвенье и тоска.
И будь он трижды прав – его труды
Не скоро и едва ль  дадут плоды…»

24.
Меня он, видно, начал ненавидеть –
Я долго в том же духе продолжал –
И он взял книгу… Надо было видеть,
КАК брал он в руки книгу, КАК держал,
Как будто бы боясь ее обидеть
Небрежным обращеньем.  Так кинжал
Когда-то воин извлекал из ножен,
Священнодействуя, заботлив, осторожен.

25.
То был, конечно, Пушкин. Полистав,
Он медленно и словно бы назло мне
Прочел на выбор несколько октав
Из пушкинского «Домика в Коломне»
(Им неопубликованных), уняв
Гармонией мой гонор неуемный.
Вы помните: «…изнеженный поэт
Чуть смыслит свой уравнивать куплет.» *

26.
И стал прощаться. Но перед уходом
Он вдруг сказал: «Я все-таки поэт
И не имею отношенья к модам.
За пять минут классический сонет,
Как Эдуард Багрицкий мимоходом, *
Я напишу на речь твою в ответ.
Пусть это будет маленьким уроком
Подобным доморощенным пророкам.

27.
Итак, начнем. Дай тему мне. Скорей!»
Я почему-то дал ему – «оратор».
Он весь преобразился, ну ей-ей,
Оживший пушкинский импровизатор
Из пушкинских «Египетских ночей».
Я пожалел, что у меня не театр.
Он взял листок бумаги, сел за стол
И ровно через пять минут прочел:

28.
«Зал смолк. Оратор вышел на трибуну.
И вот уже он в тысячах зрачков:
И стал и млад, и пожилой и юный
За ним следят в очках и без очков.
А у него язык-то - как чугунный –
Его задача – не из пустячков –
Заставить зазвучать в их душах струны
Без молоточков, клавиш и смычков...

29.
Но что для них его «искусство слова»?
Риторикой сердца не покорить.
Их души правды требуют сурово.
Им надо только правду говорить.
А правды всей не знает он, и снова
Оратор начинает «воду лить»…
…Сонет был каноническим вполне,
Но на орехи в нем досталось мне.

30.
В ту ночь я спать не мог от огорченья:
Я презирал свой постоянный труд,
Я презирал свои стихотворенья:
Писать – и лучше – скоро все начнут.
Иди – заткни фонтаны вдохновенья!
Классический сонет за пять минут!
И так уверенно… Нет – это слишком –
Давать так унижать себя мальчишкам!

31.
Кто он такой? Я хоть имею вес.
А что ему? Ему и горя мало.
Он – рекордсмен. Он думает – прогресс,
Он думает – здоровое начало
В поэзии – спортивный интерес
Любителя и профессионала.
Он – мастер, но что стоит мастерство
Без цели, направляющей его?...

32.
Так между нами пробежала кошка,
А вслед за нею – пропасть пролегла,
Так в бочку меда влита  дегтя  ложка
И мед теперь чернее, чем смола.
Как говорится, скатертью дорожка.
Была, как говорится, ни была…
Нам часто помогает мудрость предков,
А вот своя – нам  помогает  редко.

33.
И до сих пор никак я не пойму,
Чего мы с ним  тогда не поделили.
И взвесив сто различных «потому»
И столько же от них отличных «или»,
Я больше чем уверен, что ему
Меня мои соседи очернили.
Недаром отношение соседей –
Источник всех известных нам трагедий!

34.
Но я еще надеюсь, что Парнас,
Хоть общая квартира, да не эта,
И там мы разберемся, кто из нас
Заслуживает звания поэта!
Я взялся за октавы первый раз –
Я принял вызов. Буду ждать ответа.
Покамест  этим удовлетворюсь.
А комнату сменяю – помирюсь.

35.
Уеду я с Коломенской, видать.
Вчера мне предлагали на Марата.
На новом месте буду снова ждать
К себе по вдохновению собрата.
Пойдем опять по Пушкинской гулять,
Жаль будет до нее далековато…
Уж эти мне соседи и соседки!
Пока еще хорошие – так редки! *

--------------------------------------------------
* октава 1 
«Камоэнс, Байрон, Пушкин – все октавы…»
Луис Камоэнс – великий португальский поэт, автор эпической поэмы «Лузиады»,
изданной в 1572 году. Эта поэма повествует о путешествиях Васко да Гама и
португальцев, потомков короля Луза, и состоит из 1102 октав. Байрон написал октавами
шутливые поэмы «Дон Жуан» (1700 октав) и «Беппо» (99 октав).
Пушкин написал октавами «Домик в Коломне» (40 октав) и «Осень» (11 октав).

* октава 3
«Послать, как нам велят, ко всем чертям…»
Имеются в виду строчки С.Щипачева: «Хореи, ямбы надоели – Ломайте их, черт побери!»

* октава 17
«И Пушкин здесь…»  Имеется в виду памятник Пушкину работы скульптора Опекушина
на Пушкинской улице в Петербурге.

* октава 18
«Страдать из-за такого пустяка,
Как снос свой век отжившего строенья…»
Имеются в виду следующие строфы из «Домика в Коломне»
10.
Дни три тому туда ходил я вместе
С одним знакомым перед вечерком.
Лачужки этой нет уж там. На месте
Ее построен трехэтажный дом.
Я вспомнил о старушке, о невесте
Бывало тут сидевших под окном.
О той поре, когда я был моложе.
Я думал: живы ли они? – И что же?
11.
Мне стало грустно: на высокий дом
Глядел я косо. Если в эту пору
Пожар его бы охватил кругом,
То моему озлобленному взору
Приятно было пламя. Странным сном
Бывает сердце полно; много вздору
Приходит нам на ум, когда бредем
Одни или с товарищем вдвоем.
12.
Тогда блажен, кто крепко словом правит
И держит мысль на привязи свою,
Кто в сердце усыпляет или давит
Мгновенно прошипевшую змею…»

* октава 25
цитируется 5-я октава из первоначальных набросков вступления к «Домику в Коломне»
(см. эпиграф).

* октава 26
«За пять минут классический сонет,
Как Эдуард Багрицкий  мимоходом…»
Подлинный случай, описанный Юрием Карловичем Олешей в конце второй части
его книги «Ни дня без строчки».

* октава 35
«Уж эти мне соседи и соседки!
Пока еще хорошие так редки!»
Парафраз стихов из «Домика в Коломне» 
«Где взять кухарку? Сведай у соседки,
Не знает ли? Дешевые так редки.»