Иван да Марья

Глава  1
Поломок  не  зная,  считают  крупинки
Неспешной  истории  нашей  часы.
В  чащобах  века  проложили  тропинки,
А  зори  хрустальной  попили  росы.

В  столетиях  россказни  прячутся  смело.
Ничто  им  какая-то  сотня  годов.
Сегодня  нам  видится  как  неумело
Легенду  плели  без  имён  городов.

Архивные  свитки  тех  лет  не  пылятся.
Пожары  сожгли  их – людская  вина.
Вся  нечисть  успела   с  тех  пор  поменяться.
Всё  прячет  ушедших  веков  пелена.

Не  раз  изменялись  владений  обводы
И  путались  смерды  меж  княжьих  знамён.
Ещё  позабыть  не  успели  народы
Как  звались  их  предки  с  библейских  времён.

Владения  юного  князя  Ивана
Таились  в  сторонке  от  торных  дорог.
Не  ведали  троп  в  те  края  басурмане
И  люди  забыли  дыханье  тревог.

Сам  князь  длиннорук,  невысокого  роста.
Для  княжьей  короны  хватало  ума.
С  рожденья  здоров.  Никакая  короста
К  нему  не  могла  прицепиться  сама.

Казна  у  Ивана  была  скудновата
И  смердов  не  густо.  Дружина  мала.
Известно,  что  золото  тянется  к  злату,
А  нищих  обходит  людская  хвала.

Живёт  государь  беззаботно  лишь  в  сказках.
Высокую  шапку  легко  потерять.
В  общении  с  соседом  нельзя  без  опаски,
А  тайные  помыслы  не  с  кем  сверять.

История  тропы  в  сторонке  топтала.
Спокойною  жизнью  доволен  народ.
За  осенью  быстро  зима  пролетала
И  бед  не  сулил  по  весне  небосвод.

С  годами  в  боярах  росло  беспокойство.
О  завтрашнем  дне  не  заботился  князь
На  поиск  невесты  не  слал  он  посольства,
А  с  жизнью  у  каждого  хлипкая  связь.

Не  сильно  Ивана  дела  утруждали.
Болотные  топи  вернее  стены.
Надёжно  они  от  врагов  ограждали,
От  пламени  рядом  бродившей  войны.

Иные  расклады,  другие  заботы.
Ещё  не  устала  от  люда  среда.
Помешаны  были  князья  на  охоте.
Зверь  дикий – достойный  противник  всегда.

На  вепря  и  тура  почетна  охота.
Глаз  зорок.  За  годы  окрепла  рука.
Найдётся  о  чем  рассказать  доброхотам.
Все  смотрят  на  мелкую  дичь  свысока.

Добытая  белка  стрелка  не  прославит.
Не  хвалятся  сороком  лисьих  хвостов.
Стремленье  к  опасностям  воином  правит,
Как  женщину  тянет  к  разливам  цветов.

Встречал  меж  лесов  он  худые  поляны.
Ходить  доводилось по  гиблым  местам.
Бродил  по  светящейся  дымке  тумана,
А  в  топях  вверялся  чутью  и  шестам.
               
                Глава  2
Однажды  от  гридней  Иван  оторвался.
За  зверем  он  шел,  но  исчезли  следы.
Забыв  про  оленя,  в  красу  окунался.
Не  ведал,  какой  поводырь  у  судьбы.
               
По  дикому  лесу  октябрь  разгулялся.
Небесный  художник  трудов  не  жалел.
До  каждого листика  он  добирался,
Часами  над  веткой  божественно  млел.

Края,  где  просторы  свободу  рождают,
Прохладною  ночью  искали  ветра.
Устали  и  в  гуще  кустов  отдыхают,
Прикрывшись  листвой,  как  дыханьем  костра.

Каймою  листву  у  дубов  обметало.
День  вечности  книгу  неспешно  листал.
За  листиком  лист  опускался  устало
И  новое  что-то  в  ковёр  доплетал.

Холодное  пламя  без  дыма  ярится.
Из  меди  и  золота  платья  берёз.
Деревья  стремятся  в  единое  слиться,
Пока  не  прошелся  по  лесу  мороз.

Наряд  облетает  у  желтого  клёна.
Уставшее  золото  ищет  покой.
Неспешно  дерев  обнажаются  кроны.
Становится  ветвь  распростёртой  рукой.

Боярышник  красные  ветви  устало
Над  старой  звериной  тропою  склонил,
А  липе  лишь  пятнышки  охры  достались
И  берест  листвою  октябрь  не  манил.
            
Ярило  за  тучами  прячется  где-то,
Но  в  каждом  листочке  его  благодать
Осталась  от  жаркого  времени  лета.
В  теплыни  такой  красоты  не  видать.
               
Душа,  как  в  отрыве  от  тела,  парила,
А  ноги  вело  красоты  волшебство.
Не  ищут  живые  восторгам  мерила,
Пока  остаётся  с  прекрасным  родство.
               
Счастливому  только  хорошее  видно.
Печальных  примет  не  фиксирует  взор.
За  всех,  не  умеющих  видеть,  обидно.
Пройдут,  не  заметив,  осенний  узор.

Но  вот,  меж  дубов,  небольшая  поляна.
В  упавшей  листве  разноцветье  огней
Застелено  зыбкою  дымкой  тумана,
Укрывшей  скопление  гибнущих  пней.

В  стене  из  деревьев  не  видно  просвета.
На  черных  ветвях  без  числа  воронья.
От  них  не  дождёшься  простого  привета
И  нужно  всегда  опасаться  вранья.

Споткнулся  восторг  у  души  на  пороге
И  тихою  сапой  куда-то  исчез.
Испугано  мысли  застыли  на  слоге,
Усталости  груз  вдруг  на  плечи  залез.

Покоя  от  ноши  такой  захотелось.
Князь  ноги  не  мог  от  листвы  оторвать.
Юлою  огня  колесо  завертелось,
Но  сил  не  хватало  его  разорвать.
               
В  глазах  разноцветное  пламя  мелькало,
Как  в  радуге  летней  оттенки  цветов,
И  что-то  об  отдыхе  тихо  шептало
Из  рядом  лежащих  поникших  кустов.

Местами  в  листву  погружались  колени
И  руки,  как  вёсла,  гребли  меж  огней,               
А  птиц  неподвижные  мрачные  тени
От  холода  пламени  стали  черней.

Последние  силы  листва  отнимала.
Князь  еле  добрался  до  ближнего  пня.
Рука  обхватила  гнилушку  устало,
А  перед  глазами  пурга  из  огня.

Так  падает  воин,  сраженный  на  поле.
Для  тела  листва  превратилась  в  постель.
Сильна  неизвестностью  черная  воля
И  с  ней  не  сравнится  цветная  метель.

              Глава  3
Недолго  в  тиши  любовались  вороны
На  тело  застывшее.  Ветер  молчал.
Сухую  траву  не  подталкивал  к  склону,
Пути  к  отступленью  себе  намечал.

По  свету  одним  любопытством  гонимый,
Он  в  памяти  много  успел  накопить.
По-разному  миром  живущих  ценимый,
Одних  мог  спасти,  а  других  утопить.

Команда  короче,  чем  выстрела  вспышка,
Как  ветром  пахнуло.  Качнуло  дубы.
В  дупле  показалась  усатая  мышка,
А  взгляд  любопытной  хозяйки  избы.
               
Вороны  так  крыльями  дружно  взмахнули,
Над  лесом  поднялись,  закрыв  небеса,
Что  свет  на  мгновенье  у  дня  умыкнули,
Собою  осенние  скрыв  чудеса.

От  птичьего  ора  листва  осыпалась.
Вертело  над  лесом  круги  вороньё.
Болотная  нечисть  уже  просыпалась
И  с  жадностью  слушала  птичье  враньё.

А  где-то  на  облаке  книги  листались
Неспешным  движением  чьей-то  руки.
События  там  по  страницам  метались.
Вниз  падали  судеб  людских  лоскутки.

На  жизни  течение  нижет  их  кто-то.
Как  метка,  свой  к  каждому  лепится  рок.
Пока  нам  хватает  разбега  для  взлёта,
События  сами  являются  в  срок.

У  живности  каждой  своё  государство,
А  стаи  ворон  как  воздушная  рать.
Давно  у  людей  научились  коварству
И  стали  по  правилам  нашим  играть.

С  металлом  не  могут  работать  вороны.
Хватает  им  клюва  и  острых  когтей.
Вожди  у  ворон  не  летают  в  коронах,
А  челядь  не  носит  сапог  и  лаптей.

Лишь  коротко  каркнул  вороний  владетель
И  стала  вся  стая  в  выси  исчезать,
А  он,  как  достойных  событий  свидетель,
Остался  над  лесом  круги  нарезать.
               
День  осенью  клонится  быстро  к  закату,
А  нечисть  была  пошустрее  вестей.
Она  поднимала  соседа  и  свата,
Чтоб  вместе  пожить  на  изломе  страстей.

Быстрее  других  упыри  прилетели.
Их  крыльям  извивы  тропы  не  важны.
Спросонья  угрозы  сердито  свистели
За  то,  что  мешают  им  спать  до  весны.

Чуть  позже  пришли  дуплаки  на  поляну,
Прищурив  от  света  дневного  глаза.
Опасные  ночью  они  хулиганы,
Для  пришлого  в  чащу  большая  гроза.

По  виду  на  желудь  огромный  похожи
И  даже  шапчонки  с  торчащим  хвостом.
Всегда  с  неумытой  коричневой  рожей
И  длинным,  в  коротких  ручонках,  шестом.

Из  нечисти  самая  мелкая  сошка.
И  звери  не  знают,  где  прячутся  днём.
Росточком  не  больше  чем  с  кисточкой  кошка.
Живёт  их  ватага  под  сгинувшим  пнём.

Оравою  дюжина  леших  явилась,
А  в  сказках  всегда  об  одном  говорят.
Листва  им  сама  под  копытца  стелилась,
От  взгляда  теряла  цветной  свой  наряд.

Все  те,  кто  леса  не  для  дров  посещают,
Знакомы  не  только  с  изустной  молвой.
Заступнику  свечку  они  обещают,
Но  только  не  каждый  вернётся  домой.
               
Всевышний,  когда  создавал  человека,
Не  очень-то  тщательно  глину  мешал.
Сперва  появился  урод  и  калека,
Но  автор  творение  не  разрушал.

С  досады,  на  истины  путь  не  наставил.
В  фигуре  не  стал  ничего  исправлять.
В  глухие  лесные  чащобы  отправил,
Чтоб  тамошний  мир  и  себя  забавлять.

Так  леший  на  нынешний  свет  появился.
Он  многих  людей  загубил  за  века.
В  бескрайних  российских  лесах  расселился,
Играя  в  жестокую  роль  чудака.
            
Такого  козла  с  обезьяной  гибрида
Никто  из  живых  не  увидел  людей.
Таит  на  создателя  жизни  обиду,
А  путников  в  дебри  заводит,  злодей.
         
Неслышно  явились  кикиморы  следом –
Деревьев  с  травой  непонятная  смесь.
Что  разум  созданиям  этим  неведом,
Для  леса  давно  уж  не  новая  весть.

Похожи  они  на  деревьев  обрубки.
Их  руки  и  ноги  как  ветки  осин.
В  замену  ушей  камышовые  трубки,
Роскошной  прической  трава  из  трясин.

Под  нею  для  глаз  чуть  заметные  щели.
Надрубом  в  коре  заменяется  рот.
На  птичьи  похожие,  носятся  трели,
Когда  их  всех  вместе  судьба  соберёт.

Какие-то  мелкие  кучей  явились.
На  многих  без  повода  взгляд  не  метнёшь.
В  сторонке,  под  кроною  дуба  столпились.
Посмотришь  на  них,  а  потом  не  уснёшь.
               
Все  твари  молчали.  Глядела  вертели.
Лет  с  тыщу  сюда  не  входил  человек.
Пытались  что  вспомнить,  с  натуги  пыхтели,
Но  в  лес  не  дошел  просвещения  век.

Они  человека  впервые  встречают,
А  старые  сказы  забыты  давно.
Не  знают,  откуда  и  как  величают,
И  страх  не  торопится  выпасть  на  дно.

              Глава  4
Так  бы,  наверно,  до  ночи  стояли.
На  витязя  падал  сорвавшийся  лист.
Пришедшие  раньше,  порядком  устали,
Но  вдруг  встрепенулись.  Послышался  свист.

С  небес  непонятное  что-то  спустилось.
На  липовой  ветке  сидело  верхом.
Как  будто  кикимору  с  лешим  скрестило
И  в  узел  связало  каким-то  грехом.

То  ведьма  Яга  на  поляну  явилась.
О  витязе  ей  вороньё  донесло.
Спешила.  Лишь  в  спешке  лицо  подновила.
Ногами  рулила – забыла  весло.

У  нечисти  мигом  рассеялись  страхи.
Кто  видел  когда-то,  кто  слышал  о  ней.
Постарше  она  первобытного  страха,
Сырья  для  создания  нынешних  дней.
            
Нечаянно  встретишь – простая  старушка.
Нечесаны  белые  пряди  волос.
Дубовая  палка  руке  как  подружка,
Да  птичий,  весь  рот  прикрывающий,  нос.
               
Её  ни  на  что  не  похожа  одежда.
В  обиду  за  моду  не  стыдно  рыдать.
Не  знаю,  носил  кто  подобное  прежде,
Кому  за  новаторство  премию  дать.

Жизнь  ведьмы  длинней  человечьего  века,
А  в  дебрях  не  знали  о  пользе  чернил,
Но  часто  становится  разум  калекой
И  память,  неведомо  кто,  подменил.
               
Яга  без  боязни  к  Ивану  подходит.
Над  ним  наклонилась,  прищурив  глаза.
Кто  знает,  что  в  мыслях  старушечьих  бродит
И  где  разделились  слеза  и  гроза.

Осталась  довольна  осмотром  старуха
И  взглядом  победным  вокруг  обвела.
Руками  водила  по  впалому  брюху.
От  мыслей  теснящих  совсем  расцвела.

Не  чуждо  для  ведьмы  ничто  человечье.                Приходится  с  нечистью  радость  делить.               
Уж,  если  удача  садится  на  плечи,
То  нужно  ей  коврик  из  слов  подстелить.

–Моя,  из  людей,  своенравная   внучка
Взбесилась  совсем.  Ждать  устала  сватов.
Никем  из  мужчин  не  оценена  злючка.
Удачу  нельзя  выпускать  из  перстов.

За  этого  витязя,  князя  Ивана,
Не  думая,  дева  любая  пойдёт.
Я  к  чарам  добавлю  немного  тумана
И  к  Марьюшке  счастье  само  побредёт.
          
Эй,  вороны  черные!  Где  вы  заснули?
Несите  мне  крепкую  сеть. Да  быстрей!
Чумазые  птицы  крылами  взмахнули,
А  слуг  у  Яги  не  бывало  шустрей.

Кикиморы  молча  смотрели  на  это.
Главнейший  из  леших  макушку  чесал.
Глаза  упыри  прикрывали  от  света.
В  молчании  дух  ожиданья  витал.

Но  вороны  быстро  назад  возвратились,
А  в  клювах  держали  рыбацкую  сеть.
Они  близ  Ивана  её  расстелили
И  ждали  команды  куда-то  лететь.

Года  для  Яги  лишь  прибавили  силы.
Пыль  перед  смотрящими  нужно  встряхнуть.
На  сеть  ту  охапки  листвы  наносила,
А  поверху  князя,  чтоб  мог  отдохнуть.

Негромко  команду  прокаркала  птицам
И  вороны  подняли  с  витязем  сеть.
Сама  же  свою  зануздала  палицу
И  шпорила  пятками,  чтобы  поспеть.

              Глава  5
В  дневном  переходе  от  странной  поляны,
Близ  берега  чистой  речушки,  где  брод,
На  маленькой,  чистой  от  леса,  деляне
Сидел  у  костра  невесёлый  народ.

Запомнят  до  смертного  часа  охоту.
Не  гридням  и  воям  судьбу  укорять.
Ждут  дыба  и  кнут  нерадивых  холопов .
Бояре  не  будут  вину  измерять.               

В  какие-то  чащи  вся  дичь  подевалась.
На  тропах  звериных  исчезли  следы.
Прошедшею  ночью  Луна  измывалась,
И  небо  казалось  засильем  вражды.
          
Нелепые  тени  вкруг  стана  бродили.
Кочующий  хохот  взрывал  тишину.
Испуганно  люди  за  лесом  следили,
Из  света  костра  создавали  стену.

А  в  полдень  беда  заявилась  незвано.
Шел  князь  впереди  и  внезапно  исчез.
Не  видел  никто.  Заметалась  охрана.
На  дерево  самый  ретивый  залез.

Не  раз  и  не  два  прочесали  округу.
До  самого  вечера  поиски  шли.

Валились  с  усталости  вои  и  слуги,
Но  князя  Ивана  в  лесу  не  нашли.

У  пламени  хмурая  грелась  ватага,
Но  не  от  ночных  их  трясло  холодов.
От  жизни  не  ждали  сидевшие  блага.
Их  мучила  тайна  пропавших  следов.

Никто  за  еду  и  ночлег  не  хлопочет.
Пытаются  звукам  пришедшим  внимать.
Страх  ужасы  каждому  сердцу  лопочет
И  руки  с  крестов  не  даёт  им  снимать.

Про  идолов  вспомнили  старшие  вои.
Решили,  что  нужно  задобрить  их  всех.
Лент  кожаных  дюжину  можно  накроить
И  хлеба  лепёшку  добавить  не  грех.
               
В  тревоге  рассвета  они  ожидали.
Как  только  победно  блеснула  заря,
Над  лесом  галдящих  ворон  увидали,
А  птицы  не  станут  кружиться  зазря.

Ночные  забылись  тревоги  и  лясы.
Меж  светом  и  тенью  лишь  начался  спор,
С  оружьем,  забыв  про  огонь  и  припасы,
Толпою  на  птичий  все  кинулись  ор.
          
Над  малой  поляною  черные  птицы
Неспешно,  крича,  нарезали  круги.
Безлистых  ветвей  насторожены  спицы
И  прячутся  тени  в  кустах,  как  враги.

Горою  листва  посредине  чернеет
И  кто-то  на  этой  постели  лежит.
Чем  ближе,  тем  в  душах  страшнее
И  ужас,  быстрее,  чем  ноги,  бежит.

Замедлили  шаг.  На  невиданном  ложе
Их  князь,  как  огромный  младенец,  лежал.
Он  только  лицом  постарел  и  стал  строже
И  взглядом  кому-то  из  сна  угрожал.

Увидев,  что  люди  приблизились  к  князю,
Кружившие  вороны  кончили  ор.
В  полоске  зари,  перемазанной  грязью,
Исчезли.  Людской  не  преследовал  взор.

Послушали  сердце.  Пусть  редко,  но  бьётся.
Одеждой  укрыли.  Костёр  разожгли.
Сидели  и  ждали,  пока  сам  очнётся.
За  здравие  только  молиться  могли.

Лишь  через  три  дня  князь  очнуться  изволил,
Но  воев  и  гридней  своих  не  узнал.
Всё  что-то  про  ведьму  седую  буровил.
Пытался  подать  им  какой-то  сигнал.

Горели  неделю  костры  на  поляне.
Князь  к  жизни  тропинку  топтать  не  хотел.
Мир  видел  сквозь  сизую  дымку  тумана,
Лицо  от  сосуда  с  бульоном  вертел.

Измаялась  свита  в  бесплодных  заботах.
Бродившая  рядом,  пугала  беда.
Леченье – то  знахарей  старых  работа.
В  том  стены  родные  помогут  всегда.

Всем  в  радость  ведущая  к  дому  дорога.
Добычу  по  ней  не  однажды  несли,
Но  страхом  сидела  на  сердце  тревога
Все  дни,  что  Ивана  в  носилках  трясли.
            
Собрались  все  жители  княжьей  столицы.
Гонца  взбудоражила  страшная  весть.
Молчали  в  сторонке  мальцы  и  девицы.
На  башни  никто  не  пытался залезть.  залезть.                Мать  князя  бояре  под  руку  держали.
От  скорби  старушки  лицо  не  узнать.
У  местного  батюшки  руки  дрожали.
Печальной  стояла  вся  местная  знать.

Молитвами  батюшка  начал  леченье.
Весь  терем  святою  водой  окропил.
Старанья  его  не  несли  облегченье.
Больной  лишь  водичку  холодную  пил.

Шли  дни, но  бессильны  молитвы  и  свечи.
У  князя  всё  больше  туманился  взор.
Меж  дворней  носились  крамольные  речи.
Уже  не  стихал  меж  боярами  спор.

– Все  видят,  что  небо  о  князе  забыло.
Без  памяти  он.  Лишь  способен  дышать.
Не  в  помощь  больному  кресты  и  кадила.
Пора  нам  лесных  вещунов  приглашать.

             Глава  6
Уставшая  матушка  вестников  слала
Ко  всем,  кто  учился  у  древних  волхвов,
Но  раньше  округу  Яга  облетала,
Добравшись  до  самых  медвежьих  углов.

Лишь  вороны  знали,  о  чем  разговоры
Со  всеми  та  старая  ведьма  вела.
Колдуньям  давала  свои  наговоры
И  от  красноречья,  как  дева,  цвела.

Они  вспоминали  былые  столетья,
Как  вместе  чудили  в  окрестных  лесах.
Жалели,  что  скорится  ход  междулетья,
Неправильно  клонятся  чаши  в  весах.

Все  чистые  силы  с  нечистыми  в  паре
И  могут  на  сговор  пойти  меж  собой.
Такую  в  события  выльют  опару,
Что  даже  тишайший  пойдёт  на  разбой.

Напрасно  столица  волхвов  ожидала.
Толпою  из  леса  не  шли  колдуны,
А  дворня  кончины  картины  видала
И  в  толках  искала  источник  вины.

Неделя  прошла.  В  городские  ворота
Девица  из  леса  вошла  с  узелком.
Немного  хромая,  чуть – чуть  криворота.
Нос  кто-то  ночами  точил  оселком.

Охрана  лишь  в  след  удивлённо  смотрела.
Никто  не  пытался  её  задержать.
Чудные  одежды  да  тощее  тело.
Не  может  урода  кому  угрожать.

Столица  в  сторонке  от  хляби  болотной.
В  ней  княжеский  терем  всегда  на  виду.
Он  самый  большой  и  построен  добротно.
Глаза,  без  подсказки  чужой,  доведут.

О  странной  пришелице  вмиг  доложили.
Юродивость  в  фаворе  с  древних  времён.
Бояре  и  дворня  надежды  сложили.
Готовы  хоть  к  черту  идти  на  поклон.

Княгине  представилась  Марьей  девица,
Прямою  наследницей  старых  волхвов.
Лечила  и  смердов  и  первые  лица
Особой  травою  и  магией  слов.

Не  тратила  время  на  баню  с  дороги.
Велела  к  больному  её  проводить.
Щепотку  чего-то  швырнула  под  ноги,
Когда  по  молельне  пришлось  проходить.
            
На  лавке,  медвежьею  шкурой  покрытой,
Совсем  не  похожий  на  князя  скелет.
От  свечек,  чадящих  безмолвною  свитой,
Больному  полсотни  прибавилось  лет.

Колдунья  на  князя  недолго  смотрела.
Старались  бояре  совсем  не  дышать.
Все  ставни  на  окнах  открыть  повелела
И  стала  вопрос  об  оплате  решать.

– Беда  не  таится.  Стоит  на  дороге.
Молитвой  больного  уже  не  поднять.
Смерть  можно  объехать  кривою  дорогой.
Я  знаю,  как  душу  в  пути  перенять.

За  это  высокую  требую  плату.
Хочу  стать  Ивану  законной  женой.
Я  буду  хозяйкою  в  этих  палатах.
Согласны  такой  расплатиться  ценой?

Бояре  как  будто  на  шаге  застыли.
Дыхание  смрадом  болот  обожгло.
Под  руку  старушку  княгиню  схватили,
А  дум  возмущенье  на  лица  легло.

На  Марью  толпой  закричали  бояре,
Забыв,  что  больной  здесь  на  лаве,  лежит.
Ведь  платы  такой  не  знавали  и  в  стари.
Уж  лучше  пусть  кто-то  другой  ворожит.

Колдунья  и  глазом  в  ответ  не  моргнула.
Неспешно,  под  крышу  вздымающий  ор,
Из  терема  тихо  она  ускользнула
В  расписанный  красками  осени  двор.

Листва  по  столичному  граду  летала.
Был  ветер  холодный  на  мир  весь  сердит.
Безлистая  ветка  соседку  хлестала.
Когда-то  царивший,  порядок  забыт.
          
Ничто  здесь  людскому  не  радостно  взгляду.
Нагнало  сухую  листву  под  валы.
Давно  обновить  надлежало  ограду,
У  башни  надвратной  подгнили  углы….

Крик  с  руганью  вечер  и  ночь  продолжались.
Бояре  искали  им  нужный  ответ.
Признаться  себе  и  другим  не  решались,
Что  в  мире  иного  решения  нет.

К  утру   голоса   крикуны  потеряли.
В  палате  лишь  старший  боярин  молчал.
Здесь  терем.  Не  вече,  чтоб  голосом  брали.
Быть  должен  один,  кто  за  всё  отвечал.

Боярин  знал  князя  с  момента  крещенья.
Ребёнком  держаться  в  седле  научил.
Ответ  нёс  за  ратных  наук  обученье.
От  гонора  словом  частенько  лечил.

Ответственность  брать  не  боялся  на  плечи.
С  посольством  его  посылали  не  раз.               
Все  в  думе  внимательно  слушали  речи,
Что  в  княжеский  плавно  втекали  указ.

Погладил  он  бороду,  молвил  негромко:
– Нет  смысла  шуметь.  Я  отвечу  за  всех.
Уходит  наш  князь,  не  оставив  потомков.
Излечит  колдунья – отмолится  грех.

Посмотрим,  кто  нашей  княгинею  станет.
Не  будем  заглядывать  в  завтрашний  день,
А  если  излечит  она,  не  обманет,
На  шею  опалы  набросится  тень.

Мы  князю  служили  с  времён  стародавних.
Был  верен  и  в  битвах  не  робок  мой  род.
Я  отжил  своё.  Век  захлопнутся  ставни,
Но  это  мой  город,  мой  род,  мой  народ.

Без  твёрдой  руки  одолеют  соседи.
Не  может  пустым  оставаться  престол.
Как  с  нашего  стяга  исчезнут  медведи,
То  головы  многих  насадят  на  кол.

Судьбою  назначена  ноша  ответа.
Мне  шею  деянье  небес  холодит.
Бессмысленны  споры,  не  жажду  совета.
Надеюсь,  Всевышний  за  нами  следит.

              Глава  7
Лечение  начато  Марьей  с  уборки.
Избавила  воздух  от  смрада  свечей,
На  окнах  пошире  раздвинула  шторки
И  вынесла  кучу  ненужных  вещей.

На  пол  настелила  душистого  сена,
В  углы  зверобоя  и  мяты  пучки.
Сухую  листву  налепила  на  стены,
Добавив  акации  черной  стручки.

Из  терема  слуг  по  домам  разогнала
И  даже  охране  велела  уйти.
Боярская  дума  в  соборе  стенала,
Что  подданных  сбила  колдунья  с  пути.

Не  ведал  никто,  что  там  Марья  творила,
Встречая  рождение  новой  Луны,
Какие  больному  слова  говорила,
Как  прыгало  эхо  к  стене  от  стены.

Заметили  стражи  на  башнях  дозорных
Как  вороны  тихо  скользили  в  ночи.
Они   друг  за  другом  влетали  проворно
В  трубу  не  дымившей  всю  осень  печи.

В  народе  брожение,  вера  трещала,
А  память  о  прежних  богах  ожила.
На  торге  старухи  без  страха  вещали,
Что  небо  плюёт  на  земные  дела.

Тревога  и  ночью  витала  в  округе.
Дуркующий  ветер  народ  запугал.
Тревожные  взгляды  бросали  друг  другу,
Но  каждый  боялся  и  вслух  не  ругал.

А  в  тереме  Марья  как  птица  летала.
Больному  лицо  протирала  платком.
Чуть  слышно  слова  заклинаний  шептала,
Склонившись  над  щедрым  своим  узелком.

Хранились  в  нём  самые  разные  травы,
Какие-то  кости  и  шкуры  куски.
Не  ведаем  мы  про  целебность  отравы.
Лекарство  известно  одно  от  тоски.

Настоями  губы  Ивану  мочила.
Свой  волос  сплетала  с  его  бородой.
Вполголоса  сказанным  словом  лечила,
А  тело  обмыла  крапивной  водой.

На  пролежни  мух  поселила  личинки.
На  плечи  намазала  жир  барсука.
Осины  в  огне  обжигала  лучинки
И  сеть  рисовала  на  впалых  боках.

Под  вечер  она  открывала  окошки.
У  входа  несмело  топталась  Луна.
Смотрела  как  в  клювах  со  снадобьем  плошки
Больному  ночная  несла  тишина.

Семь  дней,  шесть  ночей  в  тех  трудах  пролетели.
Под  вечер  раздался  чуть  слышимый  голос,
Но  Марья  не  кинулась  птицей  к  постели.
Платком  обмотала  лицо  всё  и  волос.

Свечи  неуверенно  пламя  топталось.               
Отсветы  на  стенах  вели  хоровод,         
А  небо  страницы  неспешно  листало
И  для  возращенья  готовило  брод.

Увидела  Марья,  что  миг  воскрешенья
Как  хилый  росточек  меж  каменных  плах,
Когда  приоткрылись  глаза  на  мгновенье
И  жизнь  в  них  короткий  осилила  мах.

Колдунью  больной  в  полумраке  не  видел,
А  мог  ли  он  думать – уже  не  узнать.
Свалилась  на  веки  тяжелая  глыба
И  телу  не  дала  свободы  стонать.

Под  утро  глаза  у  Ивана  открылись,
Рассвет  не  спешил  полумрак  разгонять,
И  мысли,  проснувшись,  друг  другу  дивились.
Искали  зацепку,  чтоб  что-то  понять.

Где  знаки,  где  вехи – отметины  света,
Как  смертному  разность  миров  проследить?
Когда  не  торопятся  с  явкой  ответы,
То  мыслям  становится  страшно  бродить.

Глаза  к  полумраку  не  враз  привыкают,
А  пламя  печи  оставалось  пятном,
Что  взор,  как  магнит,  на  себе  замыкает,
Межу  не  рисует  меж  явью  и  сном.

С  минутою  каждою  таяла  дымка.
День  новый  во  всё  с  любопытством  вникал.
На  стенах  огня  исчезали  ужимки,
Надежды  росток  корешки  выпускал.

Сначала  глаза  потолок  рассмотрели,
А  свет  прибывал.  Темноту  отгонял.
Князь  понял:  в  своей  он  разлёгся  постели
И  терем  никто  из  врагов  не  отнял.               
            
Увидела  Марья,  что  князь  пробудился.
К  нему  подлетела  с  каким-то  питьём
И  радостный  щебет  к  больному  пробился,
Легко  одолев  забытья  бурелом.

Обмерил  фигуру  он  опытным  взглядом.
Каких-то  достоинств  найти  не  сумел.
Таких  не  украсит  богатство  нарядов.
Никто  бы  жениться  на  ней  не  посмел.

Колдунья  в  платочке  над  князем  склонилась,
Напиться  из  чаши  ему  помогла. 
Такие  мгновения  жизнью  ценились,
Но  чья-то  неправильно  карта  легла.

Остатки  из  чаши  колдунья  плеснула
В  огонь,  пожирающий  жадно  дрова.
Прибитое  пламя  со  стоном  вздохнуло
И  тем  заглушило  заклятий  слова.

Увидели  дым  из  трубы  горожане.
Надежда  и  ужас  по  душам  прошлись.
Без  звона,  зовущего  к  вече  и  брани,
У  храма  на  площади  люди  сошлись.

Бояре  народ  не  пытались  болванить.
И  слухов  хватало,  чтоб  всех  завести.
Но  брёвна  схватили – ворота  таранить
Да  взяли  монашек  иконы  нести.

Увидела  Марья – народ  появился.
Сама  поспешила  ворота  открыть.
Того,  кто  еще  не  совсем  разъярился,
Не  нужно  толкать,  чтоб  показывал  прыть.

Для  буйства  толпа  потеряла  причину
Увидев,  что  Марья  стоит  на  крыльце.
Колдунья  одела  смиренья  личину,
Платочком  изъяны  прикрыв  на  лице.

Народ  расступился  и  старый  боярин
Себя  троекратно  крестом  осенил.
Он  шел,  как  за  данью  пришедший  татарин.
Смиренье  как  должный  итог  оценил.

Колдунья  свою  предъявила  работу,
Но  сдерживал  чувства  надменный  старик.
Он  знал,  кто  оплатит  за  эту  заботу,
Какой  вознесётся  до  облака  крик.

А  Марья  услышала  вздох  облегченья.
Не  стала  их  радости  встречи  лишать.
Закончилось  князя  Ивана  леченье.
Теченью  событий  не  нужно  мешать.

– Как  в  мае  поляны  трава  зазеленит,
С  цветущих  деревьев  слетят  лепестки,
Тогда  жизнь  мои  все  заботы  оценит
И  между  сердцами  проложит  мостки.

Никто  не  промолвил  в  ответ  ни  словечка.
И  князь,  и  боярин  забыли  о  ней,
А  Марья,  как  лесом  текущая  речка,
Неслышно  исчезла  водой  меж  корней.

             Глава  8
В  былые  столетия  проще  всё  было.
Вперёд  далеко  заглянуть  не  дано,
А  время  за  многих  само  всё  решило.
Коль  сразу  не  умер,  то  жить  суждено.

При  харче  хорошем  да  воздухе  свежем
Не  принято  долго  с   болезнью  дружить.
Лишь  к  старости  могут  чуть  тело  понежить,
Сумевшие  кучу  невзгод  пережить.

Уже  в  январе  князь  к  делам  обратился.
Беда  обошла  стороною  удел.
Никто  на  болота  и  мхи  не  польстился,
Но  меньше  не  стало  хозяину  дел.

Проверил  ворота,  защитные  стены
И  стражу  за  сон  на  валах  наказал.
Купца  утопил  за  монеты  подмену,
А  храму  навечно  село  отказал.

В  амбарах  сосчитаны  хлеба  запасы,
Откормленных  сколько  осталось  свиней.
Велел  показать  все  съестные  припасы,
Застывшие  мёды  из  дедовских  дней.

Ожила  дружина  и  дворня  проснулась.
У  князя  Ивана  рука  тяжела.
Хорошие  вести  народ  всколыхнули.
На  торге  пошли  веселее  дела.

В  хозяйских  заботах  день  быстро  проходит,
А  вечером  мысли  играют  в  метель.
По  сердцу  занятие  князь  не  находит,
Хорошие  сны  не  приходят  в  постель.

Частенько  из  леса  Яга  прилетает
И  пялит  в  беднягу  змеиный  свой  взгляд,
А  перед  рассветом  она  улетает,
Словами  влив  в  душу  по  капелькам  яд.

О  Марье  творит  славословье  старуха,
Как  будто  вопрос  о  женитьбе  решён.
Не  мог  и  во  сне  он  всё  слушать  вполуха.
Был  наглой  настырностью  ведьмы  взбешен.
         
Морозы  болотные  топи  сковали.
Снег  свежий  мог  всё  про  зверьё  доложить
Дружинники  ловкость  охотой  ковали
И  каждый  был  вепря  готов  уложить.

Не  щедро  разносит  трофеи  удача,
А  шрамы  как  знаки  добытых  побед.
Медведь  и  кабан  не  скупятся  на  сдачу.
Олень  не  торопится  к  нам  на  обед.

В  те  годы  в  охоту  еще  не  играли.
Лесные  края  не  щедры  на  хлеба.
Пушниной  да  мёдами  дань  собирали,
А  льгот  ни  одна  не  имела  изба.

В  лесу  пропадали  зимою  мужчины.
Подростки  учились  по  следу  ходить.
Одно  нездоровье  считалось  причиной,
Мешавшей  с  ватагой  по  дебрям  бродить.

В  свидетелях  сладких  мгновений  почета
Оленьи  рога  да  кабаньи  клыки.
Трофеям  нет  в  княжеском  тереме  счета.
Охота  спасает  зимой  от  тоски.

На  торжище  сплетни  упорно  плескались,
Что  князя  нечистый  сумел  подменить.
Колдунью  не  раз  языком  полоскали,
Забыв,  что  судачить – беду  приманить.

Все  знали,  что  Марья  придёт  за  оплатой.
Мужчины  считали – желаннее  смерть.
Страх  видеть  такую  княгиню  в  палатах
И  мыслям  не  каждый  позволит  иметь.

Доспехи  уже  запылиться  успели,
Забыло  оружие  рук  теплоту,
А  вечером  в  тереме  пили  и  пели,
И  пьяные  крики  неслись  в  темноту.

Пирами  хозяин  ночные  гнал  страхи.
Дружина  любила  попить  да  поесть.
Князь  ночи  боялся  как  дыбы  и  плахи.
Дружина  довольна – оказана  честь.

Торопится  время  для  храбрых  и  трусов.
Зима  растворилась  в  напевах  ручьёв.
Весна  по  своим  всё  построила  вкусам.
С  охоты  вернулось  в  дома   мужичьё.

В  листву  молодую  леса  приоделись.
Трава  зеленела  в  открытых  местах.
Довольное  солнце  в  озёра  гляделось
И  что-то  искало  в  прибрежных  кустах.
            
Меж  птицами  свара  за  гнёзда  царила
И  воздух  от  их  голосов  загустел.
Такого  всем  зелья  весна  наварила!
Ещё  бы  немного,  и  смертный  взлетел.

Девчата  плели  для  любимых  веночки
И  думать  никто  не  хотел  о  плохом.
Про  сон  забывалось  им  в  майские  ночки.
В  природе  любовь  не  считалась  грехом.

Жизнь  в  радости  время  весною  листает.
Возможность  даёт  хороводы  водить.
Князь  мысли  свои  в  облака  не  пускает.
Стал  чаще  к  заутренней  в  храм  заходить.

Но  вечность  метаться  не  может  мужчина.
Май  месяц.  Пора  всё  с  женитьбой  решать.
Не  будет  решенья – загубит  кручина.
Отказ  иль  согласье  пора  оглашать.

В  хорошее  майское  утро  Ярило
Над  миром  обычный  обход  свой  вершил,
А  в  церкви  все  лики  Ивана  корили
За  то,  что  смятеньем  в  душе  он  грешил.

Кто  в  жизнь  зазеркальную  верит,
Имеет  своих  протеже  в  небесах.
Сомненья  и  страсти  к  святым  он  примерит.
Захочет  взамен  получить  чудеса.

Князь  после  заутреней  принял  решенье:
Колдунье  женой  и  княгиней  не  быть!
Его  укрепило  с  святыми  общенье.
Решил,  как  долги  за  лечение  сбыть.

Охотник  в  лесу  заблудиться  не  может.
Лишь  духи  лесные  могли  завести.
Свои  пусть  желания  Марья  стреножит.
Не  князю  невесту  такую  нести.
            
Устроила  напасть  нечистая  сила.
В  добро  не  свернуться  корыстному  злу.
Таких  испытаний  в  судьбу  намесила,
Что  лики  святых  потемнели  в  углу.

Решенье  князь  принял.  Вокруг  оглянулся.
Как  будто  впервой  красоту  увидал.
За  желтым  цветочком  едва  не  нагнулся.
Опомнился.  Нищим  монеты  роздал.

Неделю  пожить  повезло  в  эйфории.
Он  подданным  прежним  себя  показал.
За  помощь,  для  образа  девы  Марии
Князь  новый  оклад,  золотой,  заказал.

Хорошее  быстро  куда-то  уходит.
Его  испугать,  что  нежданно  чихнуть.
Что  ждёшь,  что  боишься – когда-то  приходит,
Не  каждый  сумеет  его  отпихнуть.
 
              Глава  9
В  последний  день  мая  теплынь  жировала.
На  башне  тревожной  дозорный  сидел.
От  солнышка  крыша  его  прикрывала.
Он  в  лес,  окружающий  город,  глядел.

Увидел,  что  вышла  из  чащи  девица
И  к  главным  воротам  столицы  пошла.
Дозорный  с  испугу  не  стал  и  креститься,
А  крикнул,  что  Марья – колдунья  пришла.

Колдунью  князь  встретить  решил  на  крылечке,
Сияньем  парадных  одежд  ослепить.
Успел  он  поставить  угодникам  свечки,
Молитвою  собственный  дух  укрепить.

А  Марья  свои  не  сменила  одежды.
Какой-то  висел  на  плечах  балахон
И  взгляду  любому  заметно,  что  прежде
Хозяйкой  ни  разу  не  стиран  был  он.
          
Поклон  не  отвесила  Марья  Ивану
И  вежливых  слов  не  полился  поток.
– Пришла  за  оплатою,  сердцу  желанной.
Свой  счастья  хочу  получить  я  глоток.

Не  сможешь  до  вечности  жить  без  супруги.
Давно  разговоры  дурные  идут.
Должна  жизнь  продолжить  движенье  по  кругу.
Невесту  для  князя  бояре  найдут.

Достанется  кукла  красивая  в  жены.
Ни  пользы  тебе  от  неё,  ни  вреда.
Смиренное  личико  в  постном  поклоне.
Недолго  рехнуться  со  скуки  тогда.

Я  буду,  увидишь,  хорошей  женою.
Другие  девицы  твой  ум  не  займут.
Заплатишь  не  самой  большою  ценою.
Не  каждому  тяжек  семейный  хомут.

От  наглости  жар  по  душе  прокатился.
Был  князь  непривычен  к  противным  речам.
Он,  в  гневе,  за  крест  на  груди  ухватился.
Боялся  утратить  лицо  сгоряча.

– Зло  с  подлостью  вечные  вяжут  узоры.
Ты  с  этого  хочешь  навар  получить.
Молитвы  меня  защитят  от  повтора.
Вот  плата  за  то,  что  смогла  излечить.

Боярин!  Дай  гривен  серебряных  десять,
Припас  для  обратной  дороги  домой.
Жизнь  новую  деньги  пусть  Марье  замесят.
Не  может  княгиня  быть  уткой  хромой.

Князь  женщину  может  обидеть  любую
И  нищего  смерда  с  землёю  смешать.
Лишь  равных  способны  князья  ненавидеть,
А  челядь  хотели  б  и  мыслей  лишать.
            
От  гнева  лицо  потемнело  девицы
И  слова  никто  не  услышал  в  ответ.
Вдруг  быстро  стемнело.  То  черные  птицы
Закрыли  над  княжеским  теремом  свет.

От  гама  схватилась  за  голову свита
И  некому  стало  о  княжеском  бдеть.
Как  Марья  исчезла,  от  взоров  прикрыта –
Со  страху  никто  не  успел  разглядеть.

            Глава  10
В  хибаре  лесной  разъяренная  внучка
Свой  гнев  изливала  на  бабу  Ягу.
Дозволены  были  единственной  злючке
Плохие  словечка,  но  в  тесном  кругу.

– Где,  старая  дура,  в  те  дни  пропадала,
Когда  мать  в  хибаре  рожала  меня?
С  Кощеем  какие-то  яства  едала
На  пахнущем  срезе  соснового  пня?

А,  может,  как  мышкою  кошка,  играла
И  в  топи  глухие  вела  храбреца.
Безвинную  душу  жестоко  карала,
Когда  приносили  за  подлость  тельца.

Уж  лучше  б  ты,  старая,  дома  сидела.
Как  бабка,  хозяйство  при  хате  вела.
Тогда  бы  юродство  моё  разглядела
И  жизнью  помучить  меня  не  дала.

Я  станом  своим  на  кикимор  похожа,
А  руки  и  ноги – совсем  как  дрова.
Похожа  на  старого  лешего  рожа.
Из  рта  вылезают  кривые  слова.

Запутались  волосы,  стали  мочалом.
Мой  нос,  как  сучок,  подбородка  длинней.
При  встрече  любого  бы  так  застращала,
Что  слов  не  связал  до  скончания  дней.
          
На  жизнь  посмотрела  я  в  княжьей  столице.
У  них  веселее,  чем  в  нашем  лесу.
С  мамашами  чинно  проходят  девицы,
Одеждой  своей  оттеняют  красу.

Там  молодцев  столько,  что  сбилась  со  счета.
Князь  мог  бы  дружину  набрать  не  одну.
Ты  ночью  свои  совершаешь  полёты
И  видишь  лишь  тени  да  в  небе  Луну.

В  холодные  ночи  там  топятся  печи.
Под  утро  зубами  никто  не  стучит.
Ночь  зимнюю  гонят  горящие  свечи.
В  ночь  летнюю  песня  над  речкой  звучит.
            
По  будням  на  рынке  торги  без  обмана.
Купцы  издалёка   свой  ставят  товар.
Покажут,  расхвалят  его  без  тумана.
Их  дело  хороший  приносит  навар.

Под  вечер,  в  субботы,  там  топятся  бани.
Чистилище  душ  и  отрада  для  тел.
Попариться  любят   девчата  и  парни.
Квасок  пьют,  чтоб  каждый  сильнее  потел.

На  праздник  пиры  затевают  мужчины.
Хозяин  приятную  слушает  лесть.
Заморские  вина  утешат  в  кручину
И  сладость  добавят  в  хорошую  весть.

В  такой  глухомани  мне  жить  надоело.
Вот-вот  вся  избёнка  рассыплется  в  прах.
До  дома  тебе  никакого  нет  дела,
А  ночью  во  мне  просыпается  страх.

Боюсь,  что  развалятся  ветхие  стены,
Задавит  когда-то  меня  потолок.                Жизнь  просит  сама  привносить  перемены.
Хочу  я  счастливый  сыскать  уголок.

Чего  же  молчишь  ты, бабуля,  как  рыба?
Князь  дал  мне,  словами,  большого  пинка.
Сказал  он,  что  в  пекле  сам  выберет  дыбу
За  то,  что  моя  прикасалась  рука.

Немало  старуха  всего  повидала,
Но  внучка  одна  и  не  будет  другой.
Мгновенно  разносится  эхо  скандала,
Но  кто  посмеётся  над  бабой  Ягой?

Как  смерч  по  избушке  Мария  носилась
И  вещи  летели  к  стене  от  стены.
Обиды  всей  жизни  в  едино  месила,
Себя  поднимала  на  гребень  волны.

Спокойно  Яга  на  те  пляски  смотрела.
Века  научили  её  не  спешить.
Давно  у  старухи  душа  отгорела
И  страсти  земные  могли  лишь  смешить.

Она  не  ярится  и  сцен  не  играет.
Улыбку  её  затеряли  века.
Не  может  позволить  владычица  края,
Чтоб  видели  как  оросилась  щека.

От  этой  истерики  Марья  устала.
Хватило,  с  избытком,  углов  для  вещей.
Пылища  туманом  в  избушке  витала.
Такое  позволить  здесь  мог  лишь  Кощей.

– Дождалась….  Спасибо  за  старую  дуру.
Ты  выбралась  в  люди.  Ума  набралась.
Большую  из  пальцев  слепила  фигуру.
Как  Фурия,  злостью  своей  завелась.

С  тобой  не  вела  о  родных  разговора.
Не  знаю,  кто  были  отец  твой  и  мать.
Холодной  весною,  во  время  затора,
Пришлось  мне  младенца  со  льдины  снимать.
            
Домой  принесла  я  замерзший  комочек
И  враз  посветлела  курная  изба.
Своих  ни  сынов  не  имела,  ни  дочек,
А  от  одиночества  пухнет  злоба.

Одной  посиди  вечерами – скучища.
Играет  огонь,  пожирает  дрова.
Когда  дней  проходит  за  тыщею  тыща,
Совсем  забывать  начинаешь  слова.

Лишь  птицы  в  моих  собеседниках  были.
От  карканья  их  доставалось  ушам.
Мне  беды  чужие  натуру  студили.
Без  зла  отдыхать  не  хотела  душа.

По  лесу  ходить  я  тебя  научила
И  в  топях  болотных  дорогу  искать,
А  если  болела,  то  травкой  лечила.
Следила,  чтоб  не  успевала  устать.

В  лесу  и  болотах  ты  знаешь  все  травы.
Ничто  от  тебя  не  пыталась  таить.
Послужат  для  пользы  твоей  и  забавы,
Но  дважды  судьбу  не  пытайся  доить.

По  краешку  жизни  людской  походила.
Увидела  много  красивых  одежд.
Ты  хочешь  чтоб  мамка  за  руку  водила
В  толпе  из  недолго  живущих  невежд.

Так  быстро  девиц  красота  отцветает.
Детей  нарожают,  себе  на  беду.
В  заботах  не  видят,  когда  рассветает.
До  смерти  семья  не  снимает  узду.

На  старости  лет  не  пропустят  обедни.
Готовятся  к  смерти,  пожить  не  успев.
О  жизни  загробной  послушают  бредни
Под  хора,  терзающий  душу,  напев.

Не  может  торговля  идти  без  обмана.
Кто  станет  собою  за  так  рисковать?
Доходят  до  места  не  все  караваны.
Не  всем  достаётся  для  смерти  кровать.

Князья  и  бояре  пиры  затевают,
Но  женщины  нет  ни  одной  за  столом.         
Винищем  мужчины  свой  путь  заливают.
Боятся,  что  прячется  смерть  за  углом.

Из  мира  людского  ко  мне  ты  явилась.
Как  видно,  назад  возвращаться  пора.
Недаром  так  печка  сегодня  курилась
И  долго  гореть  не  хотела  кора.

Мы  этого  князя  вдвоём  одолеем.
Нет  сил  у  людишек  на  споры  с  Ягой.
На  тело  такую  болячку  приклеим, 
Что  ступит  он  в  темень  ногою  одной.

Когда  не  поможет  проделка  нам  эта,
На  город  направим  мышиные  орды.
Поверь  мне,  что  песня  Иванушки  спета.
Я  знаю,  что  легче  ломается  гордый.

Ложись,  отдохни  да  пожуй  мухомора.
Всё  сделаем  тихо,  не  будем  спешить.
Тьма  ночи – прибежище  татя  и  вора.
Всем  злые  дела  помогает  вершить.

            Глава  11
В  июле  такие  короткие  ночи.
Меж  звёздами  бродит  большая  Луна.               
С  деревьями  ветер  чуть  слышно  лопочет.
Лениво  о  берег  споткнулась  волна.

Негромкие  звуки  вода  усыпляет.
Все  пары  притихли  в  укромных  местах.
Лишь  ива  за  волны  листвою  цепляет
Да  крикнет  спросонья  испуганный  птах.

Разнежила  город  ночная  прохлада.
Меж  душами  бегают  разные  сны.
Лишь  стража  вверяется  слуху  и  взгляду
И  пялится  в  темень  с  высокой  стены.

Вдруг  тучка  явилась  незнамо  откуда.
Как  гнали  к  ночному  светилу  взашей.
Прикрыла  Луны  золотистое  блюдо,
А  ветер  спугнула  среди  камышей.

Окутала  землю  вся  темь  преисподней.
Светильники  кто-то  все  враз  отключил.
Испуганный  стражник  скатился  по  сходням.
Со  страха  себе  он  штаны  намочил.

Из  леса,  едва  не  ломая  вершины,
Безмолвие  бабу  Ягу  пронесло.
Летела  на  вырванной  с  комлем  осине.
Пучок  камыша  заменил  ей  весло.

Над  теремом  сделала  баба  три  круга
И  что-то  швырнула  в  открытый  проём.
Проверила – князь  почивал,  а  не  слуги.
Один  отдыхал,  а  не  с  кем-то  вдвоём.

Никто  не  увидел.  Яга  улетела.
Мгновение  тучу  с  небес  унесло.
Всё  там  же,  довольно  Луна  заблестела
И  лишь  звёздочет  перепутал  число.

Не  помнил  никто  о  событиях  ночи,
Но  к  вечеру  князь  тяжело  занемог.
Вокруг  бестолково  прислуга  хлопочет.
Вновь  горе  ступило  на  главный  порог.

То  холод,  то  жар  измывались  над  телом.
Назойливый  дятел  стучал  по  вискам.
Лицо  то  темнеет,  то  белится  мелом
И  кто-то  катает  бревно  по  рукам.

К  больному  всех  знахарей  местных  собрали.
Мог  каждый  искусство  своё  показать.
Плевались,  жгли  травы,  на  гуслях  играли.
Ничто  не  могло  ту  болезнь  наказать.

А  князю  всё  хуже.  Боярская  дума
В  пустых  разговорах  три  дня  провела,
Но  проку  так  мало  от  пыла  и  шума,
Когда  те  слова  не  толкают  дела.

Лишь  старый  боярин  не  стал  пустословить.
Все  ночи  и  дни  у  больного  сидел.
Умел  он  не  только  компрессы  готовить.
За  князем,  как  собственным  сыном,  радел.

Боярин  сумел  просветленья  дождаться.
Просил  разрешенья  отправить  гонца
Ответил  больной,  что  нечистой  не  сдастся,
Что  Марье – колдунье  не  видеть  венца.

Нежданно  на  город  беда  навалилась.
Не  солнца  затмение,  не  ураган.
Под  землю  стена  близ  ворот  провалилась,
Тем  страха  нагнала  в  сердца  горожан.               
          
А  в  воздухе  черные  стаи  носились,
Теснились  на  крыльях  церковных  крестов
И  люди  на  хмурое  небо  косились,
Себя  ограждали  движеньем  перстов.

Неделю  назад  рыбаки  удивились:
Поймали  о  двух  головах  осетра.
Так  плохо  коровы  еще  не  доились,
А  филин  вчера  всех  пугал  до  утра.

То  куры  цвета  оперенья  меняют,
То  где-то  внезапно  залило  подвал.
Прицельно  вороны  каменья  роняют,
А  кормщик  утёс  на  реке  прозевал.

Собаки,  забившись  в  углы,  завывали.
Попрятались  кошки  неведомо  где.
Миряне  добро  во  дворах  зарывали,
Судачили  в  лавках  о  ждущей  беде.

Приблизится  зло – вспоминают  о боге.
Поближе  к  иконам  всем  хочется  стать.
На  паперти  смотрит  юродивый  строго
На  тех,  кто  монетку  забудет  достать.

Не  дали  покоя  молитвы  и  свечи.
Никто  из  святых  не  хотел  помогать.
Как  змеи,  заползали  новые  речи.
Всевышнего  стали  за  слабость  ругать.               

Сомнения  змеи  вторгаются  в  души.
Нетрудно  им  чувства  зеркально  менять,
А  если  зовётся  то  яблоко  грушей,
В  неведеньи  можно  и  черта  обнять.

Об  идолах  старых  пошли  разговоры,
Что  время  повинную  им  принести.
Не  должен  никто  нарушать  договоры,
А  с  нечистью  тяжбы  опасно  вести.

Судьбою  пожертвовать  князю  придётся.
Народом  всем  нужно  его  попросить.
Женатому  скоро  отрада  найдётся
И  станет  уроду  легко  выносить.

Горячие  головы  вече  терзали.
Отчаянья  зовы  качали  народ.
Над  площадью  птицы  круги  нарезали
И  криком  своим  углубляли  разброд.

Бояре  народ  призывали  к  покою.
В  промоинах  стены  тонули  не  раз.
Приложится  каждый  своею  рукою,
Спокойными  сделает  ночи  для  страж.

Епископ  звал  паству  к  усердным  молитвам,
Про  идолов  старых  и  думать  не  сметь.
Меж  злом  и  добром  не  закончиться  битвам.
Терпение  смертный  обязан  иметь.

Но  трудно  толпу  успокоить  речами.
Князь  болен,  лишилась  власть  твёрдой  руки,
А  им  предлагают  прикрыться  свечами,
Как  будто  здесь  немощь,  одни  старики.

Жениться  никто  не  заставит  Ивана.
Умрёт  он – всем  в  княжестве  хватит  беды.
На  город  такого  нагонит  тумана,
Что  могут  и  жизни  исчезнуть  следы.

Народы  на  верность  князьям  присягают.
Вверяют  им  жизни,  свои  и  детей,
А  их,  как  в  телегу  коня,  запрягают.
Для  резвости  могут  добавить  плетей.

На  подданных  нижут  долги  друг  за  другом.
Склоняет  обычай  и  древний  закон.
Хозяин  заботиться  должен  о  слугах.
Народу  защита  в  обмен  на  поклон.

За  службу  у  князя  не  требуют  платы.
Зимою  он  дань  без  помех  собирал.
Народ  не  при  чем,  что  хозяйку  в  палаты,
Княгиню  так  долго  Иван  подбирал.

Не  вечно  пустым  быть  супружницы  месту.
Желающих  много  его  получить.
Князь  небом  наказан,  раз  Марью  в  невесты
Пытается  нечисть  насильно  всучить.

В  ответе  за  княжество.  Грех  не  склониться.
За  общество  время  пришло  пострадать.
Он  должен  на  пришлой  колдунье  жениться,
Чтоб  зло  не  заставило  всех  зарыдать.

Когда-то  не  знали  единого  бога,
А  предки  своим  помогали  родам.
Меж  злом  и  добром  не  делилась  дорога
И  люд  по  своим  мог  вернуться  следам.

Во  храме  Христовом  иконы  да  свечи,
Угодника  мощи  хранятся  в  ларце,
Но  небо  не  слышит  молитвы  и  речи
И  чувств  никаких  в  триедином  лице.

Святые  поляны  в  лесах  зарастают.
Давно  к  ним  потомки  забыли  пути.
Вслух  духи  обиды  свои  не  вещают,
Но  могут  на  город  беду  навести.

В  провалы  высокие  стены  уходят.
На  дерево  мыши  загнали  кота.
Над  городом  птицы  круги  хороводят
И  небо  свои  поменяло  цвета.

Рассерженным  духам  не  грех  поклониться.
Спасенье  не  в  том,  чтоб  мошной  потрясти.
Князь  должен,  мир  просит,  на  Марье  жениться.
Ей  душу,  как  жертву  от  всех,  поднести.

Такое  решение  приняло  вече,
К  больному  отправив  известных  людей.
Ничтожна  цена  у  судьбы  человечьей,
Когда  всех  за  горло  хватает  злодей.

На  вече  тогда  не  вели  протокола.
Конкретику  слов  не  пришьёшь  никому.
Имён  не  назвал  летописец  Никола.
За  всеми  деталями  только  к  нему.

Толпа  как  вода,  что  плотину  прорвала.
Ни  зренья,  ни  слуха.  Всё  массой  крушит.
Набросит  на  разум  себе  покрывало
И  жизни  кого-то  в  потёмках  лишит.

С  годами  народ  всё  легко  позабудет.
Толпа  никогда  не  умрёт  от  стыда.
От  жертвы  князей  на  Руси  не  убудет,
Лишь  власти  на  годы  ослабнет  узда.
            
              Глава  12
Ивану  пришлось  согласиться  с  народом.
Час  смерти  своей,  на  пока,  отложить.
С  уродою  можно  попортить  породу,
Но  лучше  в  палатах  отдельных  с  ней  жить.

Крещенью  противиться  Марья  не  стала.
Помыли,  одели  достойный  наряд.
С  монашкою  в  паре  молитвы  шептала,
Про  свадебный  всё  узнавала  обряд.

Совсем  под  фатой  незаметно  уродство.
Успели  манерам  её  обучить.
С  колдуньей  терялось  у  бражников  сходство,
Едва  успевали  усы  замочить.

Высоких  гостей  издалёка  не  звали.
По  меркам  господским,  всё  скромно  прошло
С  избытком  еды  на  столы  подавали,
Вин  много  заморских  да  браги  ушло.

Все  только  украдкой  на  князя  смотрели.
Сидел  он,  как  будто  аршин  проглотил.
Старались  певцы  и  танцоры  потели,
А  он  и  улыбкою  не  доплатил.

Гуляли  в  палатах.  На  площади  главной
Народу,  как  свату,  накрыли  столы.
Здесь  люди  простые.  Отметили  славно
И  многие  ночью  искали  углы.

А  через  неделю  с  дружиною  малой
За  славой  в  далёкий  поход  князь  ушел.
Хотел  он  на  рати  побыть  запевалой,
Геройскую  смерть  для  себя  бы  нашел.

В  те  годы  частенько  князья  воевали.
Под  славу  рядили  искус  грабежа.
И  ближних  и  дальних  в  союз  зазывали.
Как  мухи  слетались  на  вкус  дележа.

Во  многих  походах  Иван  отличился.
Он  в  сече  себя  и  других  не  жалел.
Совсем  от  болезни  своей  излечился.
О  доме  при  нём  вспоминать  не  велел.

Лет  десять  по  землям  чужим  князь  скитался.
Сундук  от  добычи  полнее  не  стал.
В  походах  и  битвах  с  здоровьем  расстался,
От  пролитой  крови  душою  устал.
            
В  холодный  январь  по  скрипучему  снегу
Домой  князь  вернулся  в  дубовом  гробу.
Всем  в  битвах  не  могут  помочь  обереги,
А  за  неудачу  ругают  судьбу.

За  слёзы  чужие  ни  злата,  ни  славы.
Дружинники  раны  домой  принесли.
Устроили  небу  большую  забаву.
Свой  вклад  в  равновесие  мира  внесли.

С  годами  почти  позабыли  в  народе
Откуда  княгиня  в  их  город  пришла.
Без  князя  свалилось  немного  свободы.
Дружина  зимою  за  дань  не  трясла.

А  в  доме  княгиня  ждала  и  молилась.
Просила  Ивана  живого  вернуть.
С  монашкою  близкой  мечтами  делилась.
Сама  стать  хотела  на  праведный  путь.

Что  всем  аскетизм,  то  для  Марьи  привычно.
Не  ринулась  платья – наряды  менять,
Но  поняла  как  одеваться  прилично,
Чтоб  этим  честь  мужней  жены  не  ронять.

Не  брезгуя,  запросто,  в  дом  заходила.
Ей  терем  боярский  был  ровней  с  избой.
Целебными  травами  женщин  снабдила.
Дала  им  возможность  тягаться  с  судьбой.

Княгиню  посланцы  Яги  известили,
Что  князя  Ивана  везут  хоронить.
Намёки  и  слухи  тропу  не  мостили.
За  отклик  души  невозможно  винить.

Оплакать  успела  она  без  надзора
Свой  рухнувший  мир  нереальных  надежд,
Но  люди  у  гроба  не  слышали  ора
И  треска  сжимающих  душу  одежд.

Глаза,  не  мигая,  на  мужа  смотрели.
Он  даже  в  гробу  быть  красивым  посмел.
Свечою  года  ожиданья  сгорели.
Уйти  навсегда,  недоступным,  сумел.

Бояре  с  дружиною  правили  тризну.
Отдельно,  встревоженный  люд  поминал.
Все  славили  князя,  жалели  Отчизну
И  каждый  усобицы  тень  проклинал.

Усердной  молитвой  стелилась  дорога,
Чтоб  князь  мог  подняться  по  ней  в  небеса.
Гадали,  чья  станет  нога  на  пороге
И  кто  соблазнится  на  топь  и  леса.

Жалели  княгиню,  но  так,  мимоходом.
Всех  больше  свои  занимали  дела.
За  время  блуждания  князя  в  походах
Забыли,  как  власти  рука  тяжела.

Пока  вспоминали  пиры  да  походы
И  слали  с  покойником  предкам  поклон,
Мгновение  Марья  нашла  для  ухода,
Использовав  собственной  тени  заслон.

           Глава  13
Весь  клир,  про  запас,  объедался  на  тризне.
Скучали  святые  в  соборе  пустом.
На  Марью  смотрели  они  с  укоризной
За  то,  что  пришла  в  одеяньи  простом.

Всё  это – жилище  Великого  бога.
Святые – лишь  ближние  слуги  небес.
Все  люди  должны  оставлять  у  порога
К  обыденной  жизни  своей  интерес.

Чтоб  люди  могли  до  небес  дошептаться,
Жилище  такое  пришлось  возвести.
В  отчаяньи  нужно  душой  распластаться
И  чувства  в  порядок  свои  привести.

Фигурка  княгини  терялась  в  пространстве.
Глаза  ослепили  оклады  икон.
Внушает  краса  бытия  постоянство
И  давит  на  плечи,  и  гнёт  на  поклон.

Но  с  пользою  Марья  потратила  годы,
Себя  наклоняла  в  угоду  мечте.
Забылся  восторг  от  архангелов  в  сводах
И  даром  лил  слёзы  Исус  на  кресте.

Святое  собранье  окинула  взглядом,
Как  будто  увидела  ряд  тот  впервой.
Копченные  лики  в  богатых  окладах,
Над  ними  летающих  ангелов  рой.

–Меня  привела  в  храм  кривая  дорога.
Хотела  использовать  силы  небес.
Сегодня  прощаюсь  с  обителью  бога.
Князь  умер.  Мой  дух  поневоле  воскрес.

Я  честно  молилась.  Дары  приносила.
Вы  пальцем  могли  б  для  меня  шевельнуть.
На  что  небесами  потрачена  сила,
Способная  князя  Ивана  вернуть?

Вы  здесь  затаились  под  крышею  храма.
Люд  верит,  к  молитве  особый  подход,
А  если  покой  вдруг  обрушила  драма,
Любой  вас,  безмолвных,  устроит  исход.

Уж  лучше  иметь  уговор  с  истуканом,
Он  мокнет  в  дожди,  замерзает  зимой.
Не  станет  такой  опускаться  к  обману
И  будет  доволен  беседой  самой.

Разнежился  где-то  Владыка  Верховный.
Доверился  слугам  в  ведении  дел.
Не  видел,  что  мир  становился  греховным,
А  дьявол  о  собственной  выгоде  бдел.

Создатель  давно  не  в  восторге  от  люда.
За  гонор  и  волю  к  свободе  корит.
Не  будет  вам  новых  Христа  и  Иуды.
Другой,  совершенный  он  мир  сотворит.

Была  я  за  счастье  молиться  готова,
Коленями  каменный  пол  вытирать.
Считала,  что  хватит  служителя  слова
И  можно  счастливые  слёзы  стирать.

Снимаю  свой  крестик,  свой  знак  униженья.
Мне  ближе  тот  мир  ворожбы  и  примет,
В  котором  вернётся  к  себе  уваженье,
Божественной  власти  над  душами  нет.

Под  крышей  замшеют  святые  иконы,
Покроются  солью  от  праведных  слёз,
А  стены  разрушат  обиженных  стоны,
Века  ожидавших  намоленных  грёз.