Крылья

Когда летишь, главное – не смотреть вверх.
 
   

Я подошел к шкафу и достал из него пару крыльев. Пыльные, обвисшие на дешевой

 пластмассовой вешалке – сколько же они тут провисели? Не помню...


   За окном лениво опускался на землю мартовский снег. Видимо, наступившая в этом году в

 середине января зима не выполнила план – и теперь наверстывает упущенное, пока весна не

 проснулась до конца.

  Я больше люблю осень, чем весну.

  Протерев влажной тряпкой крылья, я сделал себе кофе и принялся наблюдать за

 происходящим за окном. За окном не происходило ничего, и это был достойный объект для

 наблюдения. Все тот же снег. Все тот же март. Все та же ночь. Одна и та же – все эти

годы.

  Судя по неподвижности деревьев, ночь была скучна даже для ветра. Ночь – вообще

 достаточно скучное время. Но при этом – лучшее время. В чьих-то окнах горел свет – это

 нормально, в чьих-то окнах он всегда горит. В чьих-то окнах света не было – это тоже

 нормально. В чьих-то окнах должно быть темно.

  В общем, на улице была только ночь. Ей не нравился снег, ей, как и всем, хотелось

 весны. Но она не протестовала. Она знала, что мартовский снег все равно превратится в

 апрельский дождь. Возможно, она ждала его – моя ночь точно ждала. Потому что я – ждал

 апрельский дождь. Я люблю дождь.

  Крылья немного высохли, я снял футболку и нацепил их. Расправил, чуть не сбив люстру с

 потолка. Странные это ощущения – одевать крылья. Вроде бы ничего и не изменилось, и

 чувствуешь все так же, но только немного по-другому. Наверное, более точно я эти

 ощущения описать не смогу.

  Крылья расправились довольно легко. Все-таки, моторная память – самая крепкая. Я вот

 даже точно не вспомню, когда я впервые полетел. Точно не помню, когда летал в последний

 раз. А вот как это делать – помню. Я даже правое крыло с левым не путаю, а вот руки –

 путаю. Понятия не имею, почему это так.

  Я допил кофе. Люблю я кофе. Пуcть то, что я пью, с нормальным кофе ничего общего не

 имеет – это не важно. Здесь я не эстет, моя задача – чтобы мне это нравилось. И, черт

 побери, я с этой задачей отлично справляюсь. Ну, растворимый, ну, сладкий. Кому не

 нравится – на здоровье. Я же не против.

  Хватит про кофе. Я его уже допил.

  Это очень странно. Когда ты не можешь поверить, что не рухнешь на землю через

 несколько секунд. Когда перед глазами проносится ряд физических формул, известных еще

 со школьных времен – и абсолютно неактуальных сейчас. Когда ты понимаешь, что зов звезд

 – это вовсе не такое уж и абстрактное понятие.

  Я помню, как весь мир оказывается под ногами, как это красиво и как страшно. Как шум

 ветра в ушах и хлопанье крыльев в воздухе сливаются в единый неровный звук, громче

 которого только стук твоего сердца. Как трудно вдыхать холодный воздух, и как этот

 воздух чист. Как легко можно делать все, что внизу, крошечным или снова большим. Каким

 ты становишься легким, свободным и одиноким.

  Самая страшная радость человека – это та, которой нельзя поделиться. Она со временем

 становится самой черной тоской.

  Я сделал шаг в ночь. Она знает меня. Она всегда ждет. Иногда – очень долго, но ждет. И

 я всегда прихожу. Пусть редко, но всегда. Потому что я знаю, что она ждет.

  Все-таки, мартовский снег – ленивая штука. Такое впечатление, что он сам понимает, что

 он здесь уже не к месту, но, не имея выбора, пытается хотя бы не доставить никому

 беспокойства своим присутствием. Поэтому он робко, немного суетливо и нерешительно,

 опускается вниз – печально осознавая тот факт, что его время уже закончилось. Ну, мне

 он, по крайней мере, не мешает.

  Я уже выше города. Вот интересно, если бы какой-нибудь поэт, воспевавший купола в

 своих произведениях, посмотрел бы на город сейчас – он бы сумел воспеть дымящие трубы с

 красными огоньками? Думаю, да. Поэту важно воспевать, но не так важно, что. Вот я все

 равно люблю этот город. И трубы, и даже красные огоньки.

  Я лечу на известную мне улицу, к известному только мне дому. Мне очень интересно

 увидеть известные только мне окна. Это не те окна, в которых все время горит свет, но и

 не те, в которых всегда темно. Это окна, в которых бывает по-разному.

  Мало машин. Мало людей. Даже света на улицах как-то необычно мало. От меня, что ли,

 все попрятались? Не знаю, да это и не важно. Пусть спят. Не всем же летать по ночам.

  Вот улица. Вот дом. И вот окна. Я приспускаюсь немного, и останавливаюсь в воздухе. На

 этот раз в окнах темно. Нет, вроде бы, там не совсем темно – где-то в комнате что-то

 мерцает. И звучит негромкая музыка. Правда, я не ручаюсь, что она звучит не только

 внутри моей головы.

  Интересно, за этими окнами, в комнате, есть шкаф? А если есть, то вешалка с крыльями

 все еще пылится в нем?

  Наверное, самое печальное – если тот, кто живет здесь, уже разучился летать. 

19.03.2009