НЕсказка

В одном Королевстве, настолько далёком, что даже границ его отсюда не видно, жил-был Менестрель.
По правде сказать, он вовсе не был менестрелем, просто умел играть на разных музыкальных инструментах, и пел баллады, которые сам же и сочинял. Нужно заметить, совсем неплохие баллады, хотя его никто этому не учил. Просто юноша очень хорошо умел понимать, как это делают другие менестрели, поэтому то, что сочинял он сам, хотя было не слишком интересно, но звучало красиво и мелодично, и пел юноша своим приятным бархатистым голосом вполне неплохо, нередко даже не хуже, чем известные менестрели, собиравшие на свои выступления большие скопления народа.
Но самого юношу, всё же, почти никто не слушал. Иногда возле него собиралось несколько человек, некоторые одобрительно хлопали ему, но большинство уходило, даже не дослушав до конца очередную балладу.
Долго бродил Менестрель по разным городам и маленьким деревушкам, покуда не пришёл в столицу Королевства.
Там ему удавалось собрать на свои выступления немного побольше народа, но всё равно, хотелось, чтобы его баллады слушали сотни и тысячи человек, а не жалкие десятки.
Однажды Менестрель осмелился выступить на Главной Площади, и до того, как появились дворцовые стражники, чтобы прогнать, его услышала Принцесса, вышедшая в это время на балкон своей башни.
Правда, Принцесса была не настоящая принцесса, а всего лишь приёмная дочь Короля, поскольку у того не было своих детей, и однажды он удочерил маленькую сироту, случайно встретив её по дороге в свой загородный дворец.
Баллады Менестреля так понравились Принцессе, что она немедленно пригласила его во дворец и попросила пропеть ещё раз всё, что успела услышать, и другое, что пока не слышала.
Дни шли за днями, и Принцесса с Менестрелем подружились. Теперь он часто приходил во дворец и часами пел подруге свои баллады, а та, завороженная его нежным голосом, могла слушать без конца…
Принцесса и сама пыталась сочинять стихи, и иногда читала их вслух юноше, а тот благожелательно хвалил их. Хотя Принцесса и понимала, что её стихи гораздо хуже того, что сочиняет Менестрель, ей было, всё же, приятно услышать похвалу из его уст.
Однажды Менестрель признался Принцессе, что самой заветной его мечтой было, чтобы его слушало как можно больше народа. И тогда Принцесса, готовая на всё ради друга, попросила Короля помочь ему.
Тем же вечером тот издал Указ, повелевающий одну из боковых площадей столицы отвести для выступлений Менестреля, и нанял нескольких глашатаев, которые стали ежедневно по утрам собирать на эту площадь народ, всячески расхваливая необыкновенное мастерство малоизвестного исполнителя. И уже вскоре счастливый Менестрель дни напролёт распевал свои баллады на заполненной народом площади, а нанятые Королём люди стояли в первых рядах и после каждой баллады громко аплодировали и громогласно выкрикивали всевозможные хвалебные возгласы.
— Браво! Замечательно! Здорово! Великолепно! — подхватывали их люди из толпы, тоже бурно аплодируя.
Несмотря на то, что каждый вечер после публичного выступления Менестрель спешил во дворец, чтобы спеть для Принцессы свою новую балладу, она и днём неизменно приходила на площадь, и из первых рядов с замиранием сердца снова и снова слушала то, что уже слышала накануне.
Всего лишь несколько месяцев потребовалось, чтобы Менестрель стал настолько популярен, что уже отпала нужда собирать народ на его выступления. Люди сами спешили на площадь, едва узнав, что он сочинил новую балладу, и хлопали в ладоши, и кричали от восторга, зачастую даже не вдумываясь в смысл слов…
И каждому хотелось, чтобы его «Браво!» прозвучало громче всех, все лезли вперёд, отталкивая друг друга локтями, и старались хоть как-то обратить на себя внимание своего любимца.
Менестрель был весьма смышлёный юноша, и понимал, что признание необходимо всячески поощрять, поэтому старался уделять слушателям побольше внимания — с улыбкой благодарил за хвалу, иной раз, даже, снисходительно похлопывая по щеке, а девушек изредка целовал в щёку.
Уже не только простой люд, но и некоторые знатные особы, в основном, дамы, стали приходить на  выступления ставшего кумиром толпы юноши. Они бесцеремонно вытеснили из первых рядов остальных, а когда там всё равно стало не хватать места, оттеснили назад и саму Принцессу. Они не потрудились считаться с её положением, ведь девушка была вовсе не благородного происхождения, и в глазах знатных дам не была достойной стоять с ними в одном ряду. Но Принцесса, смешанная с толпой, продолжала восхищённо слушать, хотя и она уже с трудом понимала смысл того, что поёт её друг, но в упоении не замечала того, что с каждым днём баллады становятся всё скучнее и бессодержательнее, а голос Менестреля, огрубевший и слегка охрипший от ежедневных многочасовых выступлений, становится всё менее приятен и мелодичен.
«Как он талантлив! — думалось ей. — Как он великолепен! И… как он красив и мил…» Сама того не замечая, Принцесса влюбилась в своего обожаемого Менестреля…
А когда поняла это, стала с замиранием сердца ждать, когда же тот признается её во взаимном чувстве…
Однако дни шли за днями, а юноша не спешил с признаниями в любви. Напротив, он становился всё отчуждённее, словно общество Принцессы стало тяготить его — впрочем, так оно и было…
Более того, он стал захаживать во дворец всё реже, а когда приходил, весьма неохотно пел для Принцессы, неизменно предваряя это какой-нибудь просьбой. То ему потребовались писцы, поскольку знатные дамы писали ему длинные восторженные письма, а отвечать на них у юноши не было ни времени, ни желания. То вообще просил снести угловой дом, за углом которого начиналась широкая улица, поскольку толпа всё прибывала и прибывала, и всем уже не хватало место на маленькой площади…
Для того, чтобы Менестреля издалека мог видеть каждый из его многочисленных поклонников, в центре площади были сооружены подмостки, и время от времени их надстраивали, делая всё выше и выше, и в конце концов они стали напоминать пьедестал памятника.
Знатные дамы подарили своему любимцу расшитую золотом одежду и башмаки, а поскольку от постоянного пребывания на солнце его лицо и руки сильно загорели, то он сам стал напоминать отлитый из золота памятник самому себе.
Отчаявшись ждать, Принцесса однажды призналась юноше, что любит его, и краснея от смущения, сама предложила ему себя…
— Зачем ты мне? — равнодушно пожал плечами Менестрель. — Ладно бы, была настоящей принцессой, а так… Теперь я сам король, кумир, идол! Что мне жалкий статус любовника приёмной дочки Короля? К тому же, ты меня старше почти на два года, есть немало девушек помоложе тебя.
— Разве ты забыл, кто сделал тебя таким? — заплакала Принцесса. — Это я просила отца, чтобы он помог тебе добиться успеха и славы!
— Хватит! — перебил её юноша. — Спасибо тебе, конечно, но теперь я вполне способен обойтись без твоей помощи!
— Неужели ты не понимаешь, — в отчаянии воскликнула Принцесса, — что с каждым днём пишешь всё хуже и хуже? Ты разучился сочинять, ты променял талант на дешевую славу!
— Я пишу  Гениально! —  надменно заявил юноша. — Спроси любого, он тебе ответит!
И он ушёл, громко захлопнув за собою дверь.
И тогда Принцесса, собрав все написанные ею стихи, сгребла их в бесформенную кучу, и зашвырнула в камин. Лениво трепещущий огонь ярко вспыхнул, жадно проглотив груду смятых свитков, на которых остались кусочки души и сердца Принцессы.
И, покинув дворец, девушка ушла прочь, и шла долго-долго, покуда не оказалась в какой-то совершенно неведомой стране, где никто не знал её, и она никого не знала.
«Останусь здесь, — решила она. — Буду жить, покуда хватит сил. Просто жить! Но я никому никогда не позволю больше сотворить потерявшего душу золотого идола…»