4. Развязка заказной Дуэли. В. Блеклов

                Развязка заказной дуэли

                Первый раздел
                Геккерны. Свадьба Дантеса
              Хотя написано о ней, пожалуй, больше всего, пушкинисты и здесь – не объективны. Они,  вооруженные так называемыми «свидетельствами»  современников поэта, собственно и собрали – только эти «свидетельства». А современники поэта, которые, если не распускали сплетни о Пушкине, - а петербургский свет именно в это время «гудел» на пушкинскую тему! – то, во всех случаях, тоже воспринимали, «пушкинскую тему», только по её внешним признакам и обстоятельствам.
              Вооружились пушкинисты прошлого времени и неоднократно уже упоминаемой нами, выше, так называемой «концепцией» П. Щеголева о возникновении дантесо-пушкинской дуэли - по плохим «семейственным причинам и обстоятельствам Пушкиных-Гончаровых». И, потому, они тоже не добрались, по настоящее время, до её  подспудного, или реального, хода. Кстати, заметим, что мы, в книге, называем её, в отличие от пушкинистов прошлого времени, именно как дантесо-пушкинскую, а не пушкинскую, дуэль.
              Вопрос – действительно большой (Если не самый большой во всей огромной, сейчас, пушкиниане.). Но, к сожалению, конечно, мы его способны в предлагаемом вам, сейчас, разделе – только обозначить. Да и то – почти схематично. И - по самой наипростейшей схеме. Начнем, пожалуй, со следующей немаловажной особенности этого периода николаевского заговора.
              Геккерны (оба!) после 23-го ноября действительно несколько поубавили, - разумеется, по прямой, но тайной, указке царя! – тон по отношению к Пушкину и ко всем трем сестрам Гончаровым. Это – реальный факт, если проследить или, точнее, сделать анализ писем и воспоминаний современников поэта.
              Это, если выразиться, здесь, образно, как бы зловещее затишье перед бурей, имеющее, в николаевском заговоре против Пушкина, и вполне определенные задачи и цели:
            - усыпить бдительность поэта;
            - чтобы ноябрьский, - заранее фальшивый! - дуэльный инцидент, в котором выиграли, как вы уже знаете, заговорщики (Например, немалую заслугу в предотвращении дуэли приписал, себе, именно Геккерн-старший.), не слишком крепко связался, в памяти петербургского света, с будущим январским инцидентом;
            - чтобы вновь выставить Пушкина,  перед петербургским светом,  в январских событиях -  именно как «бешеного ревнивца» и «неисправимого дуэлянта»; и прочее.
              Однако вновь вернемся именно к Геккернам. А они, продолжая давно спланированный и тщательно продуманный фарс, стали - как бы готовиться и к свадьбе. А как бы - потому, что действительно – как бы готовились к ней. Подпуская при этом в свет, через тихий свой «шелест», - то есть - тоже через сплетни! – своё неудовольствие - именно предстоящей свадьбой.   И, разумеется, самой невестой, демонстративно показывая, на балах и раутах того времени, - в то же время! – любовь Дантеса - именно к Е. Гончаровой.
              Через что петербургский свет, практически до венчания, так и не верил в свадьбу. И не верил он, разумеется, в саму любовь Дантеса к Е. Гончаровой. Но свадьба была, в заговоре, обязательной. Потому и произошла, у заговорщиков, заблаговременно. Другими словами состоялась – 10-го января 1837 года. 
              И свадьба, через которую, царь-«сценарист» воплотил в жизнь, как вы уже знаете, ещё один  сценический фрагмент. Фрагмент, уже известный, вам, по предыдущему нашему материалу: «Венчание Дантеса, и Екатерины  Гончаровой, в церкви «Святой Екатерины». Что означало у царя, как вы уже знаете по изложенному вам, выше, материалу, посмертное «венчание» Петра III, и Екатерины II, в придворной церкви, устроенное, - в общем-то, разгневанным на свою мать за её надругательство над Петром третьим! – воцарившемся, после смерти Екатерины II, Павлом I. Тоже «позаимствованным» Николаем I, как вы уже знаете, из таенной пушкинской «Пиковой дамы».
              Весьма характерен, кстати, и список лиц, участвовавших в свадьбе и при венчании. Это, по сути дела, чуть ли не полный список самых активных участников николаевского заговора. Среди которых царем, уже незаметно для окружающих, выдвигаются и новые лица, типа графа Г.А. Строганова, который потом и станет, у царя, - через свою добровольность! – распорядителем похорон поэта.
              Чтобы войти, - потом! - именно в опекунский совет над осиротевшей семьей Пушкина. И, именно через это,  совместно с царем не только выдать замуж,  жену поэта, именно за П.П. Ланского, но и, - разумеется, тоже совместно с царем! - именно тайно чернить, жену поэта, до самой, практически, её смерти.
              И сделать всё это, разумеется, через просто стремительную, -  и блестящую, к тому же! - карьеру П.П. Ланского, устроенную, разумеется, только царем. Явно намекая петербургскому свету, через только что выделенные, перед вами,  обстоятельства, - то есть именно через блестящую карьеру второго мужа Натальи Николаевны! – на тайную любовную связь,  жены поэта, именно уже с императором Николаем I.
              Граф Строганов подаст, кстати, и весьма дельный «совет», барону Геккерну (О дуэлировании, с Пушкиным, не им, а именно Дантесом.), - отмеченный, в пушкиниане, через письмо барона Геккерна к барону Верстолку от 11-го февраля 1837 года: «Однако я не хотел опереться только на мое личное мнение и посоветовался с графом Строгановым, моим другом. Так как он согласился со мною, то я показал письмо сыну, и вызов господину Пушкину был послан»! – через что и выступит, в николаевском заговоре против Пушкина, именно тайным представителем царя. Видите, как всё, здесь, точно продумано и – взаимосвязано.
              Список же лиц, присутствовавших на дантесовской свадьбе, следующий (Даем вам, его, по книги самого П. Щеголева.): «Свидетелями при бракосочетании расписались: барон Геккерн, граф Г.А. Строганов, ротмистр кавалергардского полка Бетанкур (Один из многочисленных любовников Идалии Полетики; - пояснение В.Б.), виконт д Аршиак (Дантес «привязал» его, к себе, и этой свадьбой, чтобы, - в намечаемых, заговорщиками, январских событиях! - он тоже участвовал как секундант кавалергарда. И, разумеется, как секретарь французского посольства, с которым Николай I, в то время как вы уже знаете, явно не дружил.
              Здесь уже царем выдвигается ярко обозначившийся, в заговоре, французский след, - тоже исходящий, у царя, из исторического произведения пушкинской «Пиковой дамы». И отчетливо выдвигается сама его, - и немцев! - враждебная политика по отношению именно к  Франции; – комментарий и пояснение В.Б.), поручик Гусарского полка Иван Гончаров и полковник кавалергардского полка Александр Полетика». Муж Идалии Полетики; – пояснение В.Б.
              Здесь Николай I собрал «поручика» (Дантес!), «ротмистра» (Бетанкур!), «полковника» и «Александра I» (Через Александра Полетику; – пояснение В.Б.) в единый ряд, что тоже – сценично. На свадьбе же посаженными отцом и матерью были:
            - со стороны невесты: граф и графиня (Юлия Павловна!) Строгановы;
            - со стороны жениха: Геккерн и графиня М.Д. Нессельроде. Как видите уже и сами, список заговорщиков – почти полный. Однако продолжим разговор о механизме (Или ходе, что ли!) именно развязки николаевского заговора.
              А Дантес и в это время, если представлялся, разумеется, случай, - а их было, в обычную серию осенне-зимних балов, сколько угодно: например, у тех же Карамзиных, Мещерских; или, тоже, к примеру, у Вяземских на новогоднем вечере, о котором княгиня В. Вяземская поделилась воспоминаниями с замечательным пушкинистом П.И. Бартеневым:
              «Накануне Нового года у Вяземских был большой вечер. В качестве жениха Геккерн явился с невестою. Отказывать ему от дому не было уже повода. Пушкин с женою был тут же, и француз продолжал быть возле неё» (Дальше читайте воспоминание В. Вяземской – самостоятельно)! – не упускал момента хотя бы издали, но, всё же, бросать, на Н.Н. Пушкину,  «долгие и нежные взгляды».
              Изображая, тем самым, перед светом, - который только и следил, кстати, именно за этим! – не только свою влюбленность, в жену поэта, но и, если уже учесть и предыдущие события, о которых вы уже все знаете, неоднократно выделенную нами, выше, именно «взаимовлюбленность». Через что слухи и сплетни о ней, в свете, естественно, не только не прекращались, но и – подогревались.
              Любить, как говорят, не запретишь. Здесь всё делалось, разумеется, по тайной указке царя. И, потому, ни о какой влюбленности и, тем более, «взаимовлюбленности», здесь - и речи быть не может. Хотя именно по только что выделенному, перед вами, поведению Дантеса, на названных  вечерах и балах, все выглядело, - со стороны петербургских кумушек! – примерно так, как нам трактовали,  в прошлом, именно современники поэта. Да и пушкинисты прошлого времени. Обозначив и этот немаловажный штрих, в николаевской развязке заговора, пока, на время, оставим Дантеса.

                Второй раздел
                Другие люди
              А выделим, что на смену обоим Геккернам, после 23-го ноября 1836 года, вышли, как это было задумано заранее, - и как это бывает - именно в придворных интригах, заговорах и в заказных убийствах!  - совершенно другие лица и, разумеется, обстоятельства, исходящие из них, то есть из их интриг.
              Обстоятельства, эти, вам уже названы. Теперь через салоны Е.А. Карамзиной, Мещерских, Вяземских, грязные сплетни о Пушкине, - и всех трех сестрах Гончаровых! - и стали испускаться – именно в петербургский свет. Испускаться, разумеется, через действующих, там, персон. Особенно П. Вяземским, его женой, княгиней Верой, и С.Н. Карамзиной.
              Так что он, свет, не остался без своей пищи (злословия и сплетен!) и в этот период заговора.  Продолжал он «гудеть» о Пушкине, и обо всех трех сестрах Гончаровых, по день николаевской дуэли, то есть дуэли Дантеса, с поэтом, 27-го января 1837 года.
              Это – тоже одна из наиглавнейших особенностей николаевского заговора на завершающем его этапе, этапе развязки его. Развязки, с помощью которой, собственно, уже и взводился, на боевой спуск, сам механизм событий 23-29 января 1837 года.  А свидетельствуют нам, об этом, письма С.Н. Карамзиной к брату Андрею. Последнее письмо было написано, ею, как вы уже знаете, как раз в день дуэли.
              Разумеется, есть и другие свидетельства. Но мы их, как и только что обозначенные, выше, письма С.Н. Карамзиной к брату, здесь - приводить не будем. Если желаете с ними познакомиться, берите соответствующие книги и труды по пушкиниане, и вы убедитесь, что мы и здесь – правы. Мы же, в качестве уже фактов, выделим, всего лишь, несколько небольших выдержек из писем современников поэта. Выдержек, освещающих психологическое и эмоциональное состояние Пушкина в этот период времени. И выдержек, которые вы, надеюсь, дочитаете, до конца, самостоятельно.
              Письмо С.Н. Карамзиной от 29-го декабря 1836 года: «Я продолжаю сплетни и начинаю с темы Дантеса: она была бы неисчерпаемой, если бы я принялась пересказывать тебе всё, что говорят» (Далее читайте письмо – самостоятельно!).
Письмо А.Н. Карамзина от 16-го января 1837 года: «Неделю назад сыграли мы свадьбу барона Геккерна с Гончаровой» (Далее читайте письмо – самостоятельно.).
              Письмо С.Н. Карамзиной от 27-го января 1837 года: «В воскресение (24-го января) у Катрин (Мещерской; - пояснение В.Б.) было большое собрание без танцев: Пушкины, Геккерны (которые продолжают разыгрывать свою сентиментальную комедию к удовольствию общества). Пушкин скрежет зубами и принимает свое всегдашнее выражение тигра. Натали опускает глаза и краснеет под жарким и долгим взглядом своего зятя. Это начинает становиться чем-то большим обыкновенной безнравственности.   Катрин направляет на них свой ревнивый лорнет. А чтобы ни одной из них не оставаться без своей роли, в драме, Александрина по всем правилам кокетничает с Пушкиным». Далее дочитывайте письмо – самостоятельно. 
              Как видите уже и сами, именно по этому направлению, - направлению сплетен и травли! – Николаем I тайно и взводиться, постепенно, механизм январской, 1837 года, дуэли. Это, еще раз выделим, наиглавнейшая особенность после ноябрьских событий. Через сплетни Пушкина уже «ведут» - именно к январской, 1837 года, дуэли. Названная особенность имеет, кстати, и частности (Некоторые из них мы попытаемся раскрыть, вам, чуть ниже.).

                Третий раздел
                Любовная позиция
              Здесь же выделим, что не забыл Николай I, в это время, и так называемую «любовную линию», уже обозначенную, нами, выше. Сейчас наступило время дать, вам, её настоящее значение. Это, по сути дела, даже не «линия», - хотя в заговоре она идет, у царя,  именно через вполне определенные штрихи-эпизоды! – а – «позиция».
              Её нам выделил, в биографической «Пиковой даме», - как вы уже знаете по нашим предыдущим книгам! - А.С. Пушкин. Выделил через острейшие сатирические выпады - против Александра I. И – через выделение его, там, рогоносцем (Смотрите, об этом, выше, то есть в наших предыдущих книгах.). А смысл, её, примерно в следующем, если учесть, разумеется, весьма отчетливое выделение поэтом, в той же повести,  своего любовного романа с внучкой Кутузова.
              Чета Фикельмон, где граф – рогоносец, в центре. Её окружают: с одной стороны: «влюбленный друг» Д.Ф. Фикельмон, 1823 года, император Александр I; с другой стороны: любовник, 1832 года, Д.Ф. Фикельмон, Пушкин. Это, по сути дела, тоже острейший сатирический выпад, поэта, против своего «любимейшего», как вы уже тоже знаете, императора.
              Так вот, Николай I, каким-то образом узнавший и об этом выпаде поэта, - скорее всего, из второго черновика пушкинской «Пиковой дамы»! - в своем заговоре и создал обозначенную,  выше, «любовную линию». Линию, означающую у него, как вы уже тоже знаете, и личную месть, поэту,  за своё поражение относительно Д.Ф. Фикельмон. Смотрите, об этом, выше. Например, в нашей первой книги. И создал, по сути дела, тоже «любовную позицию», «позаимствованную», им, именно из пушкинской повести. Она, любовная позиция, практически, идентична -  изложенной, вам, выше и в наших предыдущих книгах.
              Главный же смысл, её, примерно в следующем. Чета Пушкиных, где поэт – рогоносец, в центре. Её окружают, с одной стороны, «влюбленный друг» Н.Н. Пушкиной, император Николай I. А царь все четыре года заговора и, даже, - как вы уже знаете! – далее,  демонстративно выставлял, себя, именно другом Н.Н. Пушкиной. С другой стороны – любовник Н.Н. Пушкиной, 1836 года, Дантес. Вот почему Дантес именно в 1836 году стал испускать, в свет, сплетни не только о его «взаимовлюбленности» с женой поэта, но и - о тайном сожительстве с ней.
              Но сплетни всё же есть – только сплетни. Поэтому еще с 1836 года, - и, особенно, сразу же после убийства, поэта, на дуэли! – в петербургском свете стали усиленно муссироваться тайные слухи и о том, что Дантес – это, всего лишь, прикрытие. А за всем этим стоит, - как наиболее мощная и влиятельная фигура! – именно император Николай I, тоже известный, всему петербургскому свету, ловелас.
              А свидетельствует нам, об этом, хотя бы граф Соллогуб, со своими устными рассказами - именно о тайной связи, жены поэта, с царем, записанными, как вы уже тоже знаете, Иваницким. Намекнул нам, на это, и сам П. Щеголев, рассматривая, в своей книге, именно только что выделенные перед вами, выше, тайные толки петербургского света.
              Окончательно же эти толки оформил, - в сенсационную версию! - так называемый харьковский «историк» и «пушкинист», А. Зинухов, через свой «историко-пушкиноведческий» роман «Медовый месяц императора». Его версию мы попытаемся рассмотреть - уже в следующей нашей книге. Здесь же завершим разговор - именно о только что выделенной нами, выше, «любовной линии» и - «любовной позиции». А финал её, в николаевском заговоре против поэта, вам, в общем-то, уже известен.
              Именно царь, через княгиню Салтыкову, как вы уже знаете из изложенного вам, выше,  материала, в самом прямом смысле поставил, Пушкина, на колени. В мастерской знаменитого художника К.П. Брюллова. Другими словами, он и здесь, то есть почти в самом конце своего заговора против поэта, не забыл о своих сценических фрагментах, вкрапливая их, с упорством маньяка, именно в жизнь поэта.
              А это свидетельствует нам, в свою очередь, именно о бешеной ненависти императора, к Пушкину, которая вылилась у него, -  в длительном заговоре против поэта! - именно в сценичность. Дав, в конце концов, не только причудливость самого николаевского заговора, но и – уникальность его. И вот, собственно, именно через сценические фрагменты и эпизоды и удалось, наконец, - то есть через 170 лет! – вскрыть его.

                Четвертый раздел
                Вяземские. Дневник Тургенева
              Новые же действующие лица, этого периода, это, помимо С.Н. Карамзиной (Здесь мы уже коротко касаемся обозначенных вам, выше, частностей.), сам Петр Вяземский со своей женой. И, если продолжить разговор именно о Софье Карамзиной, других петербургских сплетниц типа девицы М.К. Мердер. Она неоднократно выделена, пушкинистами прошлого, в качестве, кстати, именно свидетельницы разгорающейся любви Дантеса, к жене поэта. В таком же качестве выступает, у них, и С.Н. Карамзина. И, тоже, разумеется, Идалии Полетики  и – другие петербургские кумушки!
              Именно с этого момента, то есть после царской аудиенции Пушкину, 23-го ноября 1836 года, он, Петр Вяземский, начинает действовать, в николаевском заговоре, всё активнее. А, практически, и раньше: с осени этого же года! Смотрите об этом, у нас, выше.
              Начнет, разумеется, со сплетен, - и своих «шуток»! - о Пушкине и о трех сестрах Гончаровых. И настолько активно, что это - сразу же броситься в глаза А.И. Тургеневу, который, к этому времени, тоже появиться в Петербурге. Вот в его дневнике, через его конфликт с женой князя, с княгиней Верой Вяземской, - бросившейся на защиту своего мужа от Тургенева! - мы, собственно, и отслеживаем именно активизацию князя П. Вяземского в заговоре против Пушкина.
              Вот хотя бы несколько выдержек из его дневника. Выдержек,  являющимися, практически, фактами его, П. Вяземского, тайной подрывной деятельности против А.С. Пушкина. П. Вяземского, который, к тому же, весьма искусно управлял и страшной сплетницей «тесного карамзинского кружка», С.Н. Карамзиной, в общем-то, весьма недальновидной, если не недалекой, дамой.
              Кстати, фиксирует сплетни и «шутки» П. Вяземского, насчет Пушкина, - и трех сестер Гончаровых! - и весьма наблюдательная, - именно как сплетница! - С.Н. Карамзина. Фиксирует - именно через свои письма к брату Андрею. И, тоже, кстати, П. Щеголев привел нам его, то есть дневник А.И. Тургенева, чуть ли не с 23-го ноября 1836 года. Другими словами, уже 25-го ноября 1836 года (Первая дневниковая запись Тургенева.) Александр Иванович впервые упоминает - именно о Вяземском.
              А впервые он выделяет грязные сплетни П. Вяземского, о Пушкине, 1-го декабря 1836 года: «Пушкины. Вранье Вяземского – досадно». Далее уже идет - целый конфликт, его, с княгиней Верой Вяземской. Приведем, для примера, - и уже в качестве фактов! – еще несколько его дневниковых записей, где, - выделяемый, здесь, конфликт! -  уже отчетливо виден.
           7 декабря. «У княгини Вяземской: опять объяснение».
           19 декабря. «Вечер у кн. Мещерской (Карамзиной). О Пушкине; все нападают на него (Пушкина; - пояснение В.Б.) за жену, я заступился. Комплименты С.Н. Карамзиной моей любезности».
           22 декабря.  «Пушкины. Утешенный (?) Вяземский».
           30 декабря. «Оттуда к Вяземскому и к Карамзиным, где Пушкины. Веневитов обо мне Вяземскому».
8 января. «Получил письмо от Булгакова от 5 января, о жестах князя Вяземского. Вечер у Карамзиных, Мещерских».
           11 января. «С Вяземским к Люцероду, там один после другого отстранялись от меня».
           12 января. «Оттуда к князю Вяземскому. С ним там молодые» (Дантес с Е. Гончаровой; - пояснение В.Б.).
           19 января. «У князя Вяземском – о Пушкиных, Гончаровой, Дантесе. Кончил вечер у княгини Мещерской».
           24 января. «К княгине Мещерской. Едва вошел, как повздорил опять с княгиней Вяземской. Взбалмошная! Разговор о Пушкиной». И, далее: «Жуковский на свадьбе Блудовой. Ошибкой я сказал: «Шевичева посаженным отцом» - (А она с бородою!), а Вяземский промолвил: «А Вигель посаженной матерью» - а он! Какая (истлело; - пояснение П.Щеголева!) невоспитанная скотина!».
              Как видите уже и сами, конфликт А.И. Тургенева, с княгиней Верой Вяземским (И с самим П. Вяземским.), - и сплетни Вяземского о Пушкиных, Александрине Гончаровой, Дантесе и Е. Гончаровой! –  здесь налицо.
              Дальнейшее, - о тайной деятельности Вяземских против Пушкина! - вы узнаете по нашей заключительной книге. Вот такова наипростейшая схема действий, николаевских сообщников, до 23-го января 1837 года (Силы царя хотя и рассосредоточены, здесь, по отдельным лицам, но именно они и ведут, сообща, разумеется, поэта к дуэли 27-го января 1837 года.).

                Пятый раздел
                Завершение заказной дуэли

                1. Бал у Воронцовых-Дашковых
              Стремительное же завершение развязки царь, Николай I, делает, - как вы уже знаете, в общем, разумеется, по пушкиниане и (Уже в некоторой конкретике) по изложенному вам, выше,  материалу! - через салон Воронцовых-Дашковых, где на большом бале, 23-го января 1837 года, собирается -  чуть ли не весь великосветский Петербург.
              Что, несомненно, и использовали,  заговорщики:
           - и в качестве повторной провокации (Типа посылки Пушкину, пасквиля,  4-го ноября 1836 года.), поэта, на дуэльный инцидент;
           - и, безусловно, для дальнейшей компрометации, - и чернению! -  поэта и трех сестер Гончаровых. Здесь мы наблюдаем, кстати, и реализацию, царем, исторического аспекта заговора.  Аспекта, специально выделенного, царем-«сценаристом», через взятие им, в качестве места своего главного удара по поэту,  именно салон Воронцовых-Дашковых.  Смотрите более подробно, об этом, в наших предыдущих книгах. И чернения в дальнейшем, разумеется, через салоны Мещерских и Вяземских. Салоны, которые Пушкины-Гончаровы посещали, как вы уже тоже знаете, наиболее часто.

                2. «Тесный карамзинский кружок»
              Здесь царем использован, кстати, именно «тесный карамзинский кружок». Кружок,  выдвинутый пушкинистами, как вы уже знаете из вышеизложенного, - через получателей диплома-пасквиля от 4-го ноября 1836 года! - в дружественную взаимосвязь, поэта, с ним. Что, разумеется, неверно. И имеющий у царя, может быть, тоже исторический аспект. А именно, что Пушкин, по своим историческим произведениям, был связан - со знаменитым историком Н.М. Карамзиным. И первый удар, по поэту, нанесет - именно Дантес. Наипростейшая схема, завершения развязки, выглядит примерно следующим образом.
              Большой бал, 23-го января 1837 года, у Воронцовых-Дашковых. Удар Дантеса по Пушкину, - то есть: по его имени, чести, славе и достоинству! -  можно выразить, хотя бы, через следующее предложение. Через предложение, взятое, нами,  у самого П.  Щеголева. Который интерпретирует его, бал, конечно, по-своему: «Бал у Воронцовых, где, говорят, Геккерн (Дантес; - пояснение В.Б.) был сильно занят г-жой Пушкиной, еще увеличил его (Пушкина; - пояснение В.Б) раздражение».
              Кстати, здесь П. Щеголев  цитирует письмо П. Вяземского к Михаилу Павловичу, от 14 февраля 1837 года. Где сломленный, как вы уже знаете, П. Вяземский, - именно через это письмо! - уже стремиться «отрапортовать»,- своему протеже! - о гибели поэта. Пушкинисты же прошлого записывают, названное письмо Вяземского, в положительный актив князя, по-прежнему считая, его, другом Пушкина.
              Затем царем наносится удар, по поэту, - уже специально - через «тесный карамзинский   кружок»! -  на большом собрании без танцев, у Мещерских,  24-го января.  Мы специально исподволь ввели вам, его словесное изображение, совсем недавно: через письмо С.Н. Карамзиной, старой девы и отпетой сплетницы, от 27-го января 1837 года.
              Вновь прочтите отрывок из него, данный нами, вам, выше, и вы сами услышите, что говорилось, тогда, на «большом собрании без танцев» у Мещерских о Пушкине и обо всех трех сестрах Гончаровых. Там Пушкина, - и всех трех сестер Гончаровых! - попросту говоря, просто травили. Дантес же, своим разнузданным поведением по отношению к жене поэта, доливал, как говорят, масла в огонь. И, ни в коем случае, не по-щеголевски, то есть типа: «И Дантеса, и Наталью Николаевну, вновь непреодолимо потянуло друг к другу».
              Кстати, тоже не по-щеголевски, - то есть, тоже ближе к реальности! – описывает, отношение Н.Н. Пушкиной,  к Дантесу, - разумеется, после 4-го ноября 1836 года! – и дочь её, знаменитая  А.П. Арапова, в своих, уже известных вам, воспоминаниях. Здесь у Араповой, кстати, явная ошибка во времени, связанная с тем, что она считала, что свидание-провокация Дантеса, с его матерью, состоялась в январе 1837 года.
              Вот, хотя бы, одно предложение из них. Предложение, тоже взятое, нами, у самого П. Щеголева. И предложение, уже прямо показывающее, нам, что жена поэта остерегалась - именно Дантеса: «Геккерн, окончательно разочарованный в своих надеждах, так как при редких встречах в свете Наталья Николаевна избегала, как огня, всякой возможности разговоров, хорошо проученная их последствиями…».

                3. Софья Карамзина
              Пожалуй, здесь же уже наступило время и полностью развенчать, перед вами, именно С.Н. Карамзину, «проходившую», у пушкинистов прошлого, именно в качестве друга поэта и всех трех сестер Гончаровых, что, собственно, просто нелепо - именно из-за её «длинного языка».
              А она, в реальности, если не первая, то, в общем-то, одна из самых «сильнейших» сплетниц петербургского света, нанесшей авторитету Пушкина, - и менталитету всех трех сестер Гончаровых! - непоправимый урон - именно в петербургском свете того времени. Её, просто неистовое, сплетничество обо всём и вся, - в том числе, разумеется, и о Пушкине, и о «Пушкинском Трио»! – просто очевидно из её писем, часть которых мы,  вам, уже специально привели выше.
              Но особенно характерно, в этом отношении, - то есть именно в отношении её характеристики именно как отпетой петербургской сплетницы! – её письмо, к брату Андрею, от 12-го января 1837 года. Через которое видно, что Е.И. Загряжская, - зная, её, именно как отпетую сплетницу! - просто выставила  её, за дверь, при одевании, Е. Гончаровой, в платье невесты. Вот как это описывает, совсем не стесняясь брата, сама С. Карамзина (Письмо дается, нами,  в сильно сокращенном виде.):
              «Итак, свадьба Дантеса состоялась в воскресение; я присутствовала при одевании мадемуазель Гончаровой, но когда эти дамы сказали, что я еду  вместе с ними в церковь, то злая тетушка Загряжская устроила мне сцену. Из самых лучших побуждений, как говорят, опасаясь излишнего любопытства, тетка излила на меня всю желчь, накопившуюся у нее за целую неделю от нескромных выражений участия; кажется, что в доме ее боятся, никто не подал голоса в мою пользу, чтобы, по крайней мере, сказать, что они сами меня пригласили; я начала было защищаться от этого неожиданного нападения, в конце концов, чувствуя, что мой голос начинает дрожать, и глаза наполняются слезами досады, убежала.
               Ты согласишься, что, помимо доставленной мне неприятности, я должна была еще испытать большое разочарование: невозможно было сделать наблюдения и рассказать тебе о том, как выглядели участники этой таинственной драмы в заключительной сцене эпилога. Александр говорит, что все прошло наилучшим образом, но ты ведь знаешь, что он по природе своей не наблюдателен».
               А до этого, то есть в письме от 9-го января 1837 года, она сообщает, в письме своему брату, и другие сплетни о Пушкине и сестрах Гончаровых, которые она, из-за своего «длинного языка», тоже весьма интенсивно разносит - именно по великосветскому Петербургу.
               Вот пример-факт из названного, нами, её письма: «…а Пушкин проиграет несколько пари, потому что он, изволите ли видеть, бился об заклад, что эта свадьба – один обман и никогда не состоятся. Все это по-прежнему странно и необъяснимо. Дантес не мог почувствовать увлечения, и вид у него совсем не влюбленный. Катрин, во всяком случае, более счастлива, чем он». К тому же, тайно, но весьма искусно и целеустремленно, руководит, С. Карамзиной, именно П. Вяземский. Однако вернемся к ударам  заговорщиков именно по Пушкину.

                4. Ссора на лестнице
              Следующий удар по поэту, - а это делалось для того, чтобы поэт использовал именно последний, оставшийся у него, способ вывода, Геккернов, на «чистую воду». Другими словами, использовал своё «ругательное письмо» к Геккерну, о существовании которого заговорщики, скорее всего, знали:
            - хотя бы от того же графа В.А. Соллогуба еще по ноябрьским событиям (Как все здесь начинает точно сходиться!);
            - или же даже, - через Нессельроде! - от самого царя! -  нанесет - именно барон Геккерн.
              Как наиболее вероятный, - по имеющейся, у заговорщиков, информации о намерениях поэта! - адресат получения «ругательного письма» от поэта. Он нагло к Пушкину, в его дом на Мойке, 25-го января. Другими словами, он явился, к поэту, на следующий день после вечера у Мещерских. И явился, к нему, через день от бала у Воронцовых. Еще раз выделим, что это был вечер и бал, на котором именно Дантес - «отличался от прочих» своим разнузданным поведением по отношению к жене поэта. Как всё, здесь, взаимосвязано у заговорщиков!
              Взаимосвязано:
           - и потому, что поэт, с Геккернами, в общем-то, уже не контактировал (Реально, находился с ними, с обоими, в состоянии конфликта.);
           - и потому, что явился Геккерн-старший, к поэту - с каким-то своим несуразным (то есть совершенно не соответствующим: как обстановке, так и положению, в каком оказались, после 23-го и 24-го января, как Пушкин, так и сестры Гончаровы!) предложением о нормальных «сношениях между семьями». Сношения, которое, естественно, и закончилось  так называемой, пушкинистами, «ссорой на лестнице».
              И, кстати, должны были так закончиться, через специально разыгранное, Геккерном, наглое и вызывающее поведение, его, перед поэтом!
              Еще раз выделим, что Геккерн появился, перед поэтом, только потому, что заговорщики знали о «ругательном письме», поэта, именно к нему. Здесь уже можно понять, кстати, и конкретную причину переработки, поэтом, «ругательного письма» к Геккерну от 21-го ноября 1836 года  в  письмо от 25-го января 1837 года: это именно наглое поведение, перед поэтом, самого барона Геккерна 25-го января 1837 года.
              Разгневанный поэт,  именно после «ссоры на лестнице» с Геккерном, то есть в этот же день, и переработал указанное, выше, письмо в свое январское «ругательное письмо» к мерзавцу.
              Её фиксирует нам, кстати, В.А. Жуковский в своих конспективных (наикратчайших) заметках. Вот как, она, выглядит по книге П. Щеголева: «В понедельник, - то есть именно 25-го января (пояснение В.Б.)! – приезд Геккерна и ссора на лестнице».
              Другими словами, Геккерн именно через свой приезд и ссору с Пушкиным, на лестнице (Вероятно – пушкинской квартиры на Мойке.) и выводит его, - психологически, разумеется! – именно на новое  «ругательное письмо» к себе. Ещё раз выделим, через приезд, который был вызван к жизни, еще раз выделим, именно знанием, заговорщиками, существования и содержания «ругательного письма» поэта, к Геккерну,  от 21-го ноября 1836 года.
              Ибо у поэта, - кроме «ругательного письма» как способа  вывода мерзавцев на «чистую воду»! - больше, собственно, - при самом попустительстве царем, обоих Геккернов! – ничего и не осталось. Здесь всё - тоже очень тщательно продумано заговорщиками. Ещё раз выделим, способа дуэльного, - и – не совсем уж дуэльного! - как вы уже знаете из изложенного вам, выше, материала.
              Пушкинисты же о выделяемой, здесь, «ссоре на лестнице» напопридумывали, - исходя из щеголевской концепции! – бог знает что. Приводя, в качестве своей правоты, и «ругательное письмо» поэта, к Геккерну, от 26 января (Так, оно, датируется у них; – пояснение В.Б).
              Налегая, при этом,  на следующие пушкинские строки из него: «Барон! Позвольте мне подвести итог тому, что произошло недавно».
              «Произошло недавно» они трактуют, до настоящих дней, именно как «ссору на лестнице» Пушкина, с Геккерном, 25-го января 1837 года. Смотрите, к примеру, пояснение, Я. Левковича,  именно ссоры на лестнице, данное, им, к книге П. Щеголева.
              Мы же, чтобы не быть голословным и в этом,  дадим и небольшую выдержку из только что указанного пояснения: «Объяснение этой ссоры находим в «оскорбительном» письме Пушкина. Пушкин начинает его словами: «Барон! Позвольте мне подвести итог тому, что произошло недавно».
              Но, - почти точно такие же строки! – имеются, у поэта, и в его «ругательном письме», к Геккерну, от 21-го ноября 1836 года: «Барон, прежде всего, позвольте мне подвести итог тому, что произошло недавно». Так что они,  в своих предположениях, неправы.
              Единственно, что можно хоть как-то принять из их предположений, это то, что именно ссора на лестнице и именно с бароном Геккерном, - которого Пушкин выделил еще в ноябрьских событиях 1836 года как претендента в авторы пасквиля! – «очевидна и была последней вспышкой гнева Пушкина, вызвавшей его оскорбительное письмо к Геккерну».
              А, кстати, не «еще одной попыткой Геккерна сгладить отношения, снять со своего дома оттенок неблагопристойности» и прочее, - смотрите, к примеру, примечание пушкиниста Я. Левковича к книге П.Щеголева! – при самом, названном выше, наглом поведении Дантеса на бале у Воронцовых и на вечере  в доме Мещерских.
              Кстати, правильно, у пушкиниста Я. Левковича, и предположение, что, «скорее всего, в этот день, 25 января, Пушкин и начал переделывать свое ноябрьское письмо к Геккерну, а вечером того же дня, опережая события, сказал В.Ф. Вяземской, что письмо уже послано» (Об этом поподробнее – чуть ниже.).
              Верно потому, что Пушкин, на удар барона Геккерна, по нему, - то есть его наглым и вызывающим поведением на лестнице 25-го января 1837 года! – ответил - именно ударом, если можно так выразиться. На что, собственно, заговорщики, еще раз выделим здесь, и рассчитывали (Рассчитывали и через травлю его, - и всех трех сестер Гончаровых! - в декабре 1836 года, - и в январе 1837 года! - именно через сплетни великосветского Петербурга.).
              Так что Пушкина, - уже 25-го января 1837 года! -  заговорщики «подвели» - именно к оскорбительному письму к Геккерну. Это – чуть ли не главное во всех декабрьских и январских событиях. Все же остальное, то есть придуманное пушкинистами, ложно. Далее события развивались, уже, ещё стремительнее, так как подступала, уже, давно назначенная царем, как вы уже знаете, дата 27-го января 1837 года.

                5. Четвертый и пятый
                нажимы на Пушкина
              На вечере именно у Вяземских (Которых поэт считает своими друзьями и имеет очень доверительные отношения с каждым из них.  А они, как вы уже знаете из изложенного вам, выше,  материала о них, - и еще убедитесь по следующей работе! - уже выступают против Пушкина, находясь, уже, именно в стане заговорщиков.) производится четвертый, по счету от 23-го января, психологический нажим на поэта: Дантес продолжает вести себя, нагло и вызывающе, и на вечере у них.
              Нагло и вызывающе для того, чтобы именно «додавить», Пушкина, до посылки им, Геккерну, оскорбительного письма (Или, - как и в случае с пасквилем 4-го ноября 1836 года! - «додавить», его,  до вызова им, на дуэль, Дантеса. Здесь, как вы понимаете уже и сами, и первое, - и второе! - их - вполне устраивает.). Его, Дантеса, цель, здесь, просто очевидна.
              Не пассивны на вечере и сами Вяземские. Именно княгиня В. Вяземская пытается выведать, у поэта, что он предполагает предпринять - против разнузданного поведения обоих Геккернов. И добивается в этом, разумеется (Это, кстати, уже пятый психологический нажим, на Пушкина, со стороны заговорщиков!), - по причине доверительности, к ней, поэта и самого угнетенного состояния Пушкина в эти дни! – успеха.
              Пушкин, действительно опережая события, сознается ей (В действительности же она – просто вытягивает из поэта, - пользуясь положением именно доверительницы и старого друга! – необходимую, ей, информацию о письме поэта, к Геккерну.
              Информацию, которую, надо предполагать, незамедлительно и передаст здесь же, на вечере, Дантесу.) в том, что оскорбительное письмо, к Геккерну,  уже написано им.
Вот как, всё это, выглядит даже по книги П. Щеголева, точнее, по примечаниям, к ней, того же пушкиниста Я. Левковича:
              «Основным аргументом его (Б.В. Казанского; - пояснение В.Б) было свидетельство В. Вяземской, написавшей, вскоре после смерти Пушкина, о вечере, бывшем у нее  25 января, на котором присутствовали Пушкины, Геккерны и А.Н. Гончарова.
              Вера Вяземская пишет: «С понедельника, 25-го числа, когда все семейство (Пушкины, Дантес с женой и А.Н. Гончарова) провели у нас вечер, мы были добычей самых живых мучений (Здесь она подстраивается - именно под С.Н. Карамзину; – комментарий В.Б.). Было бы вернее сказать, что мы находились в беспокойстве в продолжение двух месяцев, но это значило бы начать очень рано. Смотря на Жоржа Дантеса, Пушкин сказал мне: «Что меня забавляет, это то, что этот господин веселится, не предчувствуя, что ожидает его по возвращению домой». – «Что же именно? – сказала я. - Вы ему написали?». Он сделал утвердительный знак и прибавил: «Его отцу». – «Как, письмо уже послано?» - Он сделал тот же знак. -  Я сказала: «Сегодня?» - Он потер руки, опять кивая головою. На следующий день, во вторник, они искали друг друга, объяснились. Дуэль с сыном была назначена на завтра».

                6. Допрос Пушкина
              На наш взгляд, именно княгиня Вера Вяземская, прикрывая себя, - тоже, как и граф В.А. Соллогуб при его рассказе об оскорбительном письме поэта, к Геккерну, от 21 ноября 1836 года (Смотрите об этом – выше!)! – сама подошла к Пушкину. И начала выводить, его, именно на разговор о Дантесе, нагло «веселящегося» - где-то рядом.
              И, «запустив» Пушкина эмоционально, стала выспрашивать, у него, именно о письмах. Свидетельство тому –  её фразы именно о письмах.
              Примеры? Пожалуйста! Первая её фраза: «Что же именно? Вы ему написали?». Вторая её фраза: «Как, письмо уже послано?». Третья её фраза: «Сегодня?». Как видите уже, наверное, и сами, она применила к поэту, если можно так выразиться, почти профессиональный допрос.
              А, другими словами, именно через конкретные свои вопросы к нему, - а откуда ей бы знать, к примеру, об оскорбительном письме поэта, к Геккерну, от 21 ноября 1836 года! – и выудила, у поэта, так необходимую, заговорщикам, информацию о намерениях поэта. О его намерений по наглым и вызывающим действиям, обоих Геккернов, именно  в только что указанные вам, выше, дни.
              Я считаю, что именно через княгиню В. Вяземскую заговорщики и узнали, 25-го января 1837 года, то есть именно на вечере у Вяземских, о намерении, поэта, послать «ругательное письмо» - именно к барону Геккерну. Однако продолжим разговор именно о пояснениях Левковича.
              А пушкинист Я. Левкович продолжает, далее, так: «Эту дату, по свежим следам рассказов В. Вяземской, подтверждает и С.Н. Карамзина. Рассказывая о неосторожной Н.Н. Пушкиной, которая не побоялась встретиться с Дантесом в воскресение у Мещерских, а в понедельник у Вяземских, она добавляет следующее. Уезжая от них, Пушкин сказал тетушке: «Он не знает, что его ожидает дома.  То было письмо к Геккерну, оскорбительное сверх всякой меры». Не побоялся, кстати, - если быть объективным и в этом вопросе! – Пушкин, а не жена поэта.
              Мы же, по примечаниям Я. Левковича, добавим, всего лишь, следующее. Они, то есть именно «свидетельства», очень пристрастны. И они построены, великосветскими кумушками, именно на сплетнической основе.  Они, особенно «свидетельства С. Карамзиной, поразительно похожи с такими же, - по своей главной сути и по своей основе! - «наблюдениями-свидетельствами» девицы М.К. Мердер. «Вдруг», - то есть когда в свете уже очень «созрели» сплетни Дантеса, Идалии Полетики и николаевского двора о «взаимовлюбленности» бравого кавалергарда и жены поэта! – разглядевшей, что Н.Н. Пушкина и Дантес – «безумно влюблены друг в друга». 
              А всего лучше, - да и объективнее всего! – обратить, в «свидетельстве» С. Карамзиной, на следующую её фразу. На фразу, идущую в петербургский свет, кстати, - как мы, уже не раз, подчеркивали выше! - именно от царя Николая I: «То было письмо к Геккерну, оскорбительное сверх всякой меры». Ибо именно с «подачи» царя и была запущена, в свет, идея, или мысль, об - «оскорбительности сверх всякой меры» письма Пушкина,  к Геккерну. 
              И здесь мы видим – именно «николаевские уши». Кстати, мысли или идеи, построенной царем, в заговоре, как вы уже тоже знаете, на сверхчувствительном истолковании, обоими Геккернами, их чести и достоинства. Чести, благородства и достоинства, которых у обоих, как свидетельствует, нам,  все тот же петербургский свет, - да и вся их жизнь в целом, да и сам Николай первый! -  как раз и не было - именно у них. Это – с одной стороны.
              С другой стороны, поэт, посылая именно оскорбительное письмо к Гекерну, отчетливо понимал, что само оно хотя и носит именно оскорбительный характер, но, всё же, из-за его сугубо частного обращения к барону, может быть - и не картельным.
              Вот здесь поэт всё же, на мой взгляд, и «переиграл» - именно Геккернов. Потому, собственно, царь и пустил, в петербургский свет, именно мысль об «оскорбительности сверх всякой меры». Что такая отпетая сплетница, - как С. Карамзина! -  моментально и уловила - именно в многоголосном реве «свинского Петербурга» (Здесь мы воспользовались фразой поэта, выражающей - его отношение именно к николаевскому чиновничьему Петербургу»).
              Заканчивая же разговор о 23-25 числах января 1837 года, еще раз выделим следующее. Что именно таким, - а не каким-то другим! – образом заговорщики и вывели, поэта, на его оскорбительное письмо к барону. Письмо, правильно датируемое, пушкинистом Б.В. Казанским, 25-го января. Так как Пушкин написал его, то есть создал заново, - основываясь на тексте ноябрьского,  не отосланного, письма к Геккерну! – скорее всего именно под впечатлением ссоры его, с Геккерном, на лестнице.
              Другими словами, сразу же после ссоры, то есть именно 25-го января. Поставив, под ним, дату 26-го января, то есть дату именно отправки его, Геккерну,  утром 26-го января. И действительно отправил его, к Геккерну,  утром 26-го января. И вывели поэта, уже, - то есть прямо и непосредственно! - именно к дуэли. Вывели к дуэли, уже давно задуманной, - и продуманной, до мелочей! - Николаем I и - его высшими  соучастниками. И вывели к дуэли, тайно заказной, царем, именно на 27-го января 1837 года.
 
                Шестой раздел
                События c 25-го января и
                по первую половину 27-го января
                (Общее пояснение событий)
              События, c 25-го января и по первую половину 27-го января (До момента выход, Пушкина, из дома в час дня.), достаточно полно, и уже с достоверностью объективности, изложены: как у самого П.Щеголева, в его книги «Дуэль и смерть Пушкина»; так и в примечаниях к ней, данных пушкинистом Я. Левковичем. 
              В которых, кстати, уточняются, - и даже отчетливо фиксируются, по времени! - многие моменты и события этих двух дней. И показываются при этом, что не менее важно, мнения, - и взгляды тех, или других, исследователей на то, или иное, событие. И, нередко, сопоставляются  взгляды и мнение, самого П. Щеголева, - по тому или иному событию! - с мнениями и взглядами, - на то, или иное, событие дантесо-пушкинской дуэли! - уже современных пушкинистов.
              Которые, то есть современные  пушкинисты, без учета, ими, самого наличия николаевского заговора, против поэта, все равно далеко еще не уходят, в своих исследованиях, и в выводах, от П. Щеголева. Их, так сказать, «родоначальника». Поэтому, при желании, вы можете познакомиться, с интересным материалом, по указанной, вам, книги. Желательно – по четвертому её изданию.
              Мы же попытаемся, - со своей стороны, так сказать! - представить вам, хотя бы кратко, общие контуры, - обозначенных вам, выше, событий! - именно с точки зрения наличия николаевского заговора против Пушкина.
              В том числе объясняются читателю, кстати, почему возникает расхождение показаний К.К. Данзаса, на следствии и на суде, с реальным ходом вовлечения его, заговорщиками, в дуэльную историю поэта. С историей, прямо связанной с придуманной Пушкиным, - и им самим! – версией.  Версией случайного вовлечения его, в дуэльный поединок поэта, которой К.К. Данзас придерживался, - для облегчения своей участи! - при возникновении николаевского следствия и суда над ним как над секундантом поэта.
              И, тоже, кстати, П.Щеголевым достаточно точно воспроизводятся, - и, даже, хронометрируются! - и многие моменты, события и обстоятельства уже и самого дуэльного процесса. Например: отъезд Пушкина, с Данзасом, к месту дуэли, от кондитерской лавки Вольфа, около четырех часов пополудни; подъезд их, к месту дуэли, в половине пятого вечера; производство выстрела, Дантесом, без четверти пять вечера; привоз Данзасом,  раненного Пушкина, на его квартиру на Мойке, в шесть часов вечера; и так далее. Начнем, пожалуй, со следующего.

                1. Как действовали заговорщики
              Получив ожидаемое оскорбительное письмо поэта, к барону Геккерну, они начали действовать примерно следующим образом. Они, уже прекрасно зная, что поэт будет искать себе, секунданта, именно на стороне, моментально, в отличие от ноябрьских событий 1836 года, - где главная «карта» у них была, как вы уже тоже знаете, именно затягивание ноябрьской дуэли! – начали действовать в основном по двум направлениям.
              Кстати, именно с этого момента квартира Геккернов превращается - в оперативный штаб заговорщиков против поэта.  А искать секунданта на стороне, это, кстати, не искать, его, в среде своего тогдашнего ближайшего мужского окружения.
              А будет искать секунданта, на стороне, по причине, например: отъезда, С.А. Соболевского, за границу, а графа В.А. Соллогуба – к месту службы. И, разумеется, по самим ноябрьским, 1836 года, событиям, в которых, всё ближайшее окружение поэта, всеми силами стремилось предотвратить ноябрьскую дуэль. Предотвратить дуэль, которую заговорщики, ещё раз выделим, даже и не планировали организовать. Это был самый настоящий фарс, или блеф, с их стороны, имеющий, как вы уже знаете по изложенному вам, выше, материалу, многоцелевое назначение. Примерная суть, обозначенных направлений, заключена в следующем.
              Первое направление. Предполагая, что поэт, кроме оскорбительного письма к Геккерну, все же может обратиться и к царю, или придумать еще какой-то другой способ огласки, их, именно как мерзавцев, они и стали действовать - именно в интересах своих замыслов. Аудиенция, 23-го ноября 1836 года, ведь уже состоялась. И они были прекрасно осведомлены, о ней, через Нессельроде.
              В частности, были осведомлены, что царь Николай I взял, с поэта, слово «ничего не предпринимать без него». Отражение, этого, мы находим, как в ответном письме барона Геккерна, к Пушкину: «Мне остается только сказать, что д Аршиак едет к вам, чтобы условиться о месте встречи с бароном Геккерном (Дантесом; - пояснение В.Б.); прибавлю при этом, что эта встреча должна состояться без всякой отсрочки», так и в записках д Аршиака к поэту.
              Особенно, в этом отношении, характерна его последняя записка: «Всякое промедление будет рассматриваемо им как отказ в том удовлетворении, которое Вы обещали ему дать и как намерение оглаской этого дела помешать его окончанию». К примеру, огласку, их, через письмо к Бенкендорфу, которое Пушкин, кстати, хранил, а не выбросил!
              Кстати, Пушкин, оценив повторную активизацию Дантеса, понял, что царь не предпринял, по отношению к обоим Геккернам, никаких мер и действий. А ведь мог предпринять!  И, согласно с этим своим выводом, решился, уже нарушая слово, данное царю, - о котором будет помнить, кстати, даже  будучи уже смертельно раненым (Смотрите, об этом, выше.)! – именно на дуэльную огласку обоих Геккернов.
              Другими словами, решился на огласку, - их неблаговидных действий по отношению к себе, и ко всем трем сестрам Гончаровым! - именно через дуэль.
              Так что и здесь всё – взаимосвязано как у поэта, так и, к сожалению, конечно, у заговорщиков. А они моментально, то есть уже в послеобеденные часы, посылают к поэту, через д Аршиака, ответное письмо барона Геккерна (И вызов, Дантесом, Пушкина на дуэль.), к Пушкину, через что уже и запускают, весь созданный ими процесс, именно к дуэли.
              Другими словами, именно через только что выделенный, перед вами, вызов Дантеса, Пушкин, - как человек чести и слова! – оказался, уже, полностью в их руках. Это – наиглавнейшая особенность конца первой, - и начала второй! - частей рассматриваемых здесь, нами, событий.
              Особенность, с воплощением которой в жизнь, заговорщиками, они и сделали, - уже саму дуэль! – неотвратимой.
Именно через вызов Пушкина на дуэль, Дантесом - и через ответное письмо Гекккерна, к поэту! - заговорщики вновь, как и в ноябрьских событиях 1836 года, переиграли поэта. Видимо все же, может быть и подспудно, ожидаемой им, - через свое «ругательное письмо» к Геккерну! - повторной волынки, или увиливания, Геккернов от дуэли, при самом не вызове их, Пушкиным, на дуэль.
              Так как «ругательное письмо» - это, всё же, не вызов. О нем можно было Геккернам, к примеру, и промолчать. Или сделать вид, что оно: не посылалось поэтом; не было получено, ими. Оно ведь носило у поэта, в отличие от пасквиля, - присланного, заговорщиками, не только Пушкину, но и -  его друзьям! - частный характер. Это – тоже подробность выделяемой, здесь, особенности борьбы, поэта, с заговорщиками. Или, что - точнее, с обоими Геккернами.
 
                2. Появление д Аршиака у Пушкина
              К этому направлению следует отнести очень важное, для свершения дуэли, событие: появление д Аршиака, у Пушкина, 26-го января. П. Щеголев, исходя из записки поэта к Тургеневу от 26-го января: «Не могу отлучиться. Жду вас до пяти часов», фиксирует визит  д Аршиака к поэту (С письмом Геккерна, к Пушкину, и письменным вызовом, Дантесом, Пушкина на дуэль.) – «перед вечером» («Таким образом, посещение Аршиаком можно отнести по времени перед вечером»).
              Мы же относим это посещение, по времени, разумеется, не позднее окончания работы оружейного магазина Куракина, в котором поэт, заплатив деньги, заказал пистолеты «как у господина д Аршиака» (Из воспоминаний К.К Данзаса, записанных и опубликованных Амосовым.). Кстати, выделяет, примерно это же, и сам П. Щеголев: «Пистолеты эти были совершенно схожи с пистолетами д Аршиака».
              Еще раз выделим, что это – чрезвычайно важный момент не только во всех событиях 26-го января, но и, что особенно важно, 27-го января. И не только потому, что он, визит д Аршиака,  тоже делал дуэль – уже неизбежной, а и потому, что хотя и косвенно, но, всё же, вскрывает,  нам, почему Пушкин был смертельно ранен на дуэли - именно в живот, в его нижнюю часть.
              Однако начнем, все-таки, не с пояснения только что сказанного выше, а с указа на то, что у Пушкина другого времени, - кроме как обозначенного нами, выше! - на заказ-покупку пистолетов, «подобных пистолетам д Аршиака», просто не было, уже: ни 26-го января, ни, тем более, 27-го января. Ну а сейчас попытаемся объяснить, вам, то, что мы только что обозначили вам, выше.

                3. На каких пистолетах –  стрелялись
              Начнем с того, что долгое время считалось, - практически уже по наше время! – что дуэль Дантеса, с Пушкиным, произошла на пистолетах Лепаже, то есть на пистолетах с кремневым запалом пороха на пороховой полке (Так называемые кремневые пистолеты.).
              Однако она произошла - на пистолетах дрезденского оружейника Ульбрихта, которые были, по сравнению с кремневыми пистолетами, более совершенным оружием. Уже, собственно, оружием современного, нам, типа: пистолетами с пистонным запалом пороха в гильзе.
              А, до крайности скупой и расчетливый Данте взял названные пистолеты, на время проведения дуэли, у сына французского посла в Петербурге, у Эрнеста Баранта. У Эрнеста Баранта, который, проезжая Дрезден, и купил их, там. Пистолеты эти будут использованы потом, царем, как вы уже знаете по нашим предыдущим книгам, и в дуэли Эрнеста Баранта с М.Ю. Лермонтовым. А, отсюда, возникает множество вопросов именно по дантесо-пушкинской дуэли.
              И, в первую очередь, когда, - или в какое время! - Дантес позаимствовал, их, у Эрнеста Баранта? Можно пока предположить, что он взял их, у сына посла и писателя, еще задолго до январской дуэли. И не только хорошо пристрелял их, но и сделал множество боевых тренировок – именно в движении, - с выстрелом - именно на четвертом своем шаге! - и, разумеется, в неподвижно «стоявшую», на огневом рубеже, мишень противника.
              Пушкинская манера дуэлировать: быстро подходить к огневому рубежу и, - стоя, там, неподвижно! - ждать, там, выстрела противника, была заговорщикам, безусловно, известна хотя бы из выделенных нами, выше, нескольких досье на поэта, заведенных на него, тайным политическим сыском, еще при Александре I. И, не исключено, оттренировал себя, - за это время! - так, что мог попасть, практически, в любую часть тела своего противника.
              Это – первое, что можно сказать именно по поведению, Дантеса, на январской дуэли 1837 года. Дуэли, отраженной К.К. Данзасом. Дантес, начав движение, к огневому рубежу, значительно позднее Пушкина;  именно на четвертом шаге и произвел, свой выстрел, в, - уже стоявшего неподвижно, у огневого рубежа! – поэта.
              Вот как, всё это, выглядит - у самого П. Щеголева, составившим, описание её, с выверенных, - д Аршиаком и Данзасом! - записей: «Они шли друг на друга грудью. Пушкин сразу подошел вплотную к своему барьеру. Дантес сделал четыре шага. Соперники приготовились стрелять. Спустя несколько мгновений раздался выстрел. Выстрелил Дантес».

                4. «Взвести друг на друга
                курок  И целить в ляжку
                иль в висок»
              Не менее важно и второе соображение по ней. Николай I, да и все его ближайшее окружение, не хуже Пушкина знали и о двух способах «наказания» на дуэли, противника, именно пулей. Знали о способах, которые поэт выделил, кстати, в одной из строф, описывающей дуэль хладнокровного Онегина, с поэтом Ленским: «Взвести друг на друга курок И целить в ляжку иль в висок».
              В «ляжку», то есть в нижнюю часть тела (Где находится мужское достоинство.), обычно целились для того, чтобы опозорить, своего оппонента, именно по мужской части. А целились, в названную часть тела оппонента, потому, что дуэль возникала - именно из-за женщины, с которой, оппоненты, как-то были связаны (Обычно через соперничество - именно из-за женщин!).
              Вот этот способ расправы, над Пушкиным, Николай I и заказал, скорее всего, именно стрелку Дантесу, метко стреляющему не только в лёт, по голубям, но и в движении, - или на ходу! – по неподвижной, или движущейся, мишени.
              А заказал потому, что Пушкин, в своей потаенной «Пиковой даме», оскорбил, по мужской части, не только Александра I, но и - самого Николая I (Смотрите об этом,  более подробно, в первой нашей книги.).
              Кстати, именно через только выделенный заказ, царь Николай I доводил до конца, или до своего логического завершения, и не раз уже выделенную нами, выше, «любовную линию», - с «любовной позицией» (Смотрите, об этом, выше.)! -  своей личной мести поэту. Что, согласитесь, тоже немаловажный мотив для свершения, именно им,  дантесо-пушкинской дуэли.

                5. Как убили М.Ю. Лермонтова
              И, тоже, кстати, М.Ю. Лермонтова, во второй дуэли в Пятигорске, - где женщина - уже не значилась! - убьют именно по способу - «в висок». Меткий стрелок Н.С. Мартынов убьёт поэта, через долгое прицеливание по нему, кстати, тоже стоящего, как и Пушкин в свое время, неподвижно у барьера, - да еще и с поднятым, им, пистолетом дулом вверх! – наповал. Что означает в дуэлях, кстати, что он: или вообще не будет стрелять по противнику. Или же выстрелит, потом, вверх, но есть «на воздух». 
              А свидетельство тому, то есть долгому прицеливанию Н.С. Мартынова, в Лермонтова, фраза Столыпина: «Стреляйте! Иначе я разведу вас!». Фраза, больше относящаяся, разумеется, именно к Мартынову, чем к Лермонтову. К поэту, стоявшему, у барьера, неподвижно с поднятым, вверх дулом, пистолетом.
              Убьёт, кстати, из пистолета еще более совершенного, чем пистолет Ульбрихта (Винтовая нарезка ствола, дающая вращение пули, из-за чего увеличивается не только дальнобойность пистолета, но и точность стрельбы из него.). Кстати, эти пистолеты дал, для дуэли в Пятигорске, А.А. Столыпин. След их затерялся, тоже, кстати, в Ставропольском крае перед Великой Отечественной войной.

                6. Третья особенность дуэли
              Не менее важна и третья особенность дантесо-пушкинской дуэли, распадающаяся на несколько,  составляющих её, частей. Пушкин стрелял, на дуэли, из только что купленных, - то есть еще абсолютно не пристрелянных, им! - пистолетов. Стрелял поэт, практически, из совершенно незнакомого, ему, оружия, так как раньше стрелял - только из кремневых пистолетов.
              Уже только две эти особенности значительно увеличивают вероятность - его промаха по противнику. Кроме того, тренировался, в стрельбе из пистолетов, - по сравнению с Дантесом, который, как служащий кавалергард (Да, еще, и конный.), стрелял,  из всех видов оружия, очень часто! - практически – очень редко. А это – тоже не в пользу поэта.
              Рассчитывали заговорщики, разумеется, и - именно на первый выстрел Дантеса. После которого (то есть, например, ранения поэта.) Пушкин мог даже, находясь в болевом шоке, и не сделать выстрела по противнику. Или же сделать, его, но - с еще большей вероятностью промаха по Дантесу.
              Вполне могли быть, при подлом характере Николая I, и другие «сюрпризы» поэту на выделяемой, здесь, дуэли. Но все они сейчас, несмотря на изощренность исследователей в своих предположениях и догадках (Особенно, в этом отношении, поражает «пушкинист» А. Зинухов со своим романом «Медовый месяц императора», «посадивший» - даже снайпера на крышу комендантской дачи.), выглядят, пока, неубедительно. Поэтому о них, мы, и не будем говорить.
              Более же убедительным выглядит следующее предположение, на котором я, собственно, не настаиваю, а просто высказываю, своё мнение, о дантесо-пушкинской дуэли именно с учетом наличия николаевского заговора против Пушкина.
              В интригах и в заговорах, в заказных убийствах, идущих еще, как говорят, с египетских пирамид, - и интенсивно происходящих в наше жуткое время! - нередко убивают, чтобы спрятать «концы в воду», и самих исполнителей убийств. Примеров тому, в человеческой истории, превеликое множество.
              Так вот, Николай I, заказав Дантесу прострелить живот, Пушкину, мог рассчитывать и на то, что раненый Пушкин, имеющий железную волю, все же произведет - свой ответный выстрел по противнику. Через что, разумеется, он мог - и убить Дантеса. Через что  убивался, поэтом, именно основной исполнитель заказанной, Николаем I, дуэли. И в этом виден, кстати, именно николаевский почерк. 
              И поэт - действительно произвел свой ответный выстрел по Дантесу. Жаль только, что пуля, отрекашетировав, - как описывают современники поэта и исследователи январской дуэли исходя из материалов военного суда и воспоминания Данзаса, единственного свидетеля дантесо-пушкинской дуэли, оставившего свои письменные показания, по дуэли, еще при присутствии д Аршиака в Петербурге! - от пуговицы мундира Дантеса, задела - только мягкие ткани руки кавалергарда.
              Серьезно его, в общем-то, даже и не ранив. А при присутствии Аршиака – особенно важно, так как,  произошла, в то время, именно сверка материала, по дуэли, обоими секундантами.
Однако здесь риск, у Дантеса, - из-за вполне определенного заказа Николая первого! – был. Заказ: прострелить - именно живот поэту, то есть оскопить, его, именно с помощью пули.
              И, ещё раз выделим, вполне определенный. Так Николай I мог, вполне возможно, избавится, на дуэли, не только от Пушкина, но и - от Дантеса. От Дантеса как непосредственного организатора и исполнителя не только многих, - как вы, наверное, убедились из изложенного вам, выше, материала! - актов николаевского заговора против поэта, но и - самой дуэли.
              А косвенно подтверждает, видимо не совсем учтенный, Дантесом, замысел царя, и обращение кавалергарда, после свершения дуэли, к секунданту поэта, к К.К. Данзасу, с предложением скрыть его, Дантеса, участие в дуэли.  Участие, которое, Константин Карлович, решительно отверг.
              Вот как это обстоятельство выглядит, у П. Щеголева, в его книги: «но решительно отверг другое, - сделанное ему Дантесом, - предложение скрыть его участие в дуэли». Скрыть для того, чтобы вообще уйти, как вы понимаете, от ответственности за свершение не только дуэли, но и, по сути дела, хладнокровного расстрела русского Гения.

                7. Второе направление
                действий заговорщиков
              Второе направление деятельности заговорщиков наикратчайшее выглядит - примерно следующим образом. Начнем, пожалуй, с главного.  А главной его особенностью является то, что, после получения, заговорщиками, «ругательного письма» поэта,  к Геккерну-старшему, с их стороны сразу же и начались интенсивные, - и мощные! - психологические нажимы, на Пушкина.
              Нажима со стороны, в начале, Геккерна и Дантеса. Это ответное письмо Геккерна, к Пушкину. И, разумеется, вызов, Дантесом,  поэта на дуэль. Так и, потом, - то есть до выхода поэта из дома в час дня 27-го января! – со стороны секунданта Дантеса, виконта д Аршиака. Принуждаемого, Дантесом, постоянно «нажимать» - именно на поэта!
 
                8. Второй секундант Пушкина
              Цель их, действий заговорщиков, здесь, совершенно проста. И, безусловно, очевидна: через только что обозначенные, перед вами, нажимы на поэта, Пушкина «выводили» - именно на Данзаса. У которого понятия: о чести, - и о человеческом достоинстве! - были - примерно такими же, как и у Пушкина. И, в связи с этим, он практически моментально встал, рядом с поэтом, в качестве его секунданта.
              Что и позволило, заговорщикам, провести дуэль - именно в заказанный, царем, день, день 27-го января 1837 года. Резервным был для Николая I, - как вы, наверное, догадываетесь уже и сами! - день, или очередная годовщина, смерти Петра Великого, а именно: 28-ое января 1837 года.
              Кстати, даже П. Щеголев, скорее всего, случайно или неосознанно, но все же говорит, о пушкинском секунданте, положительно. И говорит, о нем, именно нашими словами: «Пушкин вспомнил о Данзасе и послал за ним».  Смотрите, его книгу, самостоятельно.
              Да, Пушкина, выводили, через «нажимы» на него, именно на Константина Карловича Данзаса. Которого царь специально держал в Петербурге, после ранения, в инженерной команде. И с которым Дантес, - еще раз выделим! - специально познакомился, - еще в 1834 году! -  в ресторации Дюма (Смотрите, об этом, выше.).
              Кстати, царь, точно таким же образом, то есть через тайную подставу, - она,  в николаевском заговоре, играет, кстати, исключительно важную роль! - использует кристально чистого, преданного Родине и храброго человека, каким был К.К. Данзас, и во второй лермонтовской дуэли. Его объективную характеристику смотрите, самостоятельно, в книге П. Щеголева. Использует, его, в дуэли - в качестве  непосредственного, или прямого, начальника М.Ю. Лермонтова в Тенгинском пехотном полку.
              Куда он переведет, поэта, через свое распоряжение-приказ, и до службы, в котором, Лермонтов, - из-за убийства,  его, на дуэли в Пятигорске! - так и не добрался. Это, кстати, тоже весьма заметный штрих николаевского заговора, но, уже, именно против М.Ю. Лермонтова, которого и лермонтоведы, почему-то, не замечают -  до настоящих дней.
              Потом царь, видя, как травят Данзаса после дантесо-пушкинской дуэли 1837 года, - травят за его излишнее благородство, а то и за тайное соучастие, его, в названной дуэли, которую он сам, то есть царь, тайно и организовал! -  обеспечит Данзасу, как говорит П. Щеголев – «вечному подполковнику», рост - до «генерал-майора».
              А травят, кстати, именно через его, царя, тайное управление мнением петербургского света через уже известные, вам, его ведущие салоны: типа салона г-жи Нессельроде. Кстати, за несколько лет до выхода, его, в отставку. Через что, то есть через свое нарочитое, или показное, благоволение к нему, вновь подогреет, разумеется, слухи, и толки, о нем - именно как о соучастнике убийства Пушкина.
              И здесь мы наблюдаем, как и в случае с П.П. Ланским, кстати, - смотрите об его блестящей карьере – выше, и в книге П. Щеголева! - именно «черные дела» царя-интригана. В генах которого, видимо, были прямо-таки заложены - «екатерининские свойства». К примеру: подлости и заговоры, интриги и обман, подкупы и отравления, убийства и чернения, и прочее.

                10. Нажимы на Пушкина
              Нажимы же на поэта, - на то, чтобы он нашел, себе, секунданта! - осуществлял, под прямым руководством Дантеса, виконт д Аршиак: через свой визит к Пушкину; и, разумеется, через свои записки к поэту.
              Здесь выделяется, кстати, то обстоятельство, что Пушкин, несмотря даже на ноябрьский дуэльный инцидент, к январской дуэли был совершенно не подготовлен, то есть даже, может быть, и не предвидел её. Может быть, виной этому и была, как раз, аудиенция, поэту,  23-го ноября 1836 года. Ведь Пушкин поверил,  тогда, и обещанию царя принять, с его стороны, все необходимые меры по обузданию Геккернов.
              Это, то есть неподготовленность, его, к дуэли, видна, и по самому ходу дуэльной истории.  Видна, к примеру, по срочной покупке им, в магазине Куракина, дуэльных пистолетов.

                Первый нажим
              Все они подробно описаны - у П. Щеголева (Объяснены нам, разумеется, без учета наличия заговора против Пушкина.). При желании вы можете с ними познакомиться по его книги. Мы же приведем вам, здесь, только их (Нажимов, заговорщиков, на поэта.) последовательность.
              Первый нажим,  на поэта, д Аршиак начал с записки на визитной карточке, в которой просил поэта принять, его, для разговора о дуэли, и её условиях. Время, место, оружие, и так далее. И, разумеется, о секунданте поэта.
              Вот как, всё это, выглядит в интерпретации самого П. Щеголева, интерпретации, кстати, объективной: «Д Аршиак запросил Пушкина записочкой на визитной карточке: «Прошу г. Пушкина сделать мне честь сообщить,  может ли он меня принять, и если он не может сейчас, то в каком часу это будет возможно».
 
                Второй нажим
              Второй нажим – это именно его визит к поэту. По Щеголеву – «перед вечером». Кстати, д Аршиак мог явиться, к поэту, именно с пистолетами Эрнеста Баранта. Цель: чтобы именно показать их,  Пушкину; чтобы поэт мог заказать, себе, именно такие пистолеты.
              Здесь он передаст, кстати, и ответное письмо Геккерна, к поэту, и сам письменный вызов, Дантесом, Пушкина на дуэль. Передаст, в общем, важные бумаги, которые поэт, по П. Щеголеву, даже не стал читать: «Князь Вяземский сообщает следующую подробность этого посещения: «Д Аршиак принес ответ. Пушкин его не читал, но принял вызов, который был ему сделан от имени сына».
              После он сообщил поэту, через записку, что «будет ждать секунданта поэта: у себя – до 11-ти часов вечера, а после того часа – на балу у графини Разумовской» (Там произойдет, кстати, через разговор поэта, с секундантом Дантеса, третий нажим на него. Разумеется, со стороны заговорщиков.). И, тоже, кстати, скорее всего, именно после визита д Аршиака, к поэту на дом, Пушкин и поспешил в оружейный магазин Куракина.
              Где и заказал, себе, пару дуэльных пистолетов, скорее всего, лично описанных, ему, именно виконтом д Аршиаком.   
              Другими словами, именно до пяти часов вечера, - или сразу же после пяти часов! - поэт и заказал, в магазине Куракина, дуэльные пистолеты. Другого времени, здесь, уже просто нет.
              Вот как, второй нажим на поэта, выглядит по книге П.Щеголева: «В тот же день д Аршиак сообщил Пушкину, что он будет ждать секунданта его, Пушкина, до 11 часов вечера у себя на дому, а после этого часа – на балу у графини Разумовской».

                Третий нажим
              Третий аршиаковский нажим, это разговор его, с поэтом, на балу, 26-го января, у графини Разумовской. На балу, на котором, кстати, держит тайный контроль, над поэтом, и князь П. Вяземский. Щеголев описывает это обстоятельство, в своей книге, разумеется, без учета, им, наличия николаевского заговора против поэта:
              «Здесь он имел разговор с Аршиаком. Кто-то обратил внимание князя Вяземского на Пушкина и Аршиака. «Пойдите, посмотрите, Пушкин о чем-то объясняется с Аршиаком, тут что-то недоброе», - сказали Вяземскому. Вяземский направился в сторону Пушкина и  Аршиака, но при его приближении разговор прекратился».
              Выделим здесь уже и небольшое расхождение с самим П. Щеголевым. Вера Вяземская зафиксировала, в своих записках, её разговор, с поэтом, об его, поэта,  «ругательном письме» к Геккерну-старшему у нее на вечере 25-го января. Смотрите, об это, выше.
              Следовательно, П. Вяземский, как её  муж, уже просто не мог ничего не знать об этом разговоре и о пушкинском письме к Геккерну. А ведет себя, на балу у графини Разумовской, - уже зная, что Аршиак был секундантом, у Дантеса, в ноябрьском дуэльном инциденте! – до странности, если мягко говорить, вяло. И здесь, в общем-то, попахивает, - если говорить прямо! - именно заговором против поэта, одним из участников, которого, был уже именно П. Вяземский. Однако продолжим разговор именно о поиске, поэтом, секунданта.
              А для Пушкина находка, им, секунданта оказалась – проблемой. После разговора, его, с Аршиаком, на балу у графини Разумовской, поэт вынужден был обратиться с просьбой, - быть его секундантом! - к Артуру Медженису, состоявшем при английском посольстве, «которого Пушкин обожал за честный нрав» (Смотрите книгу П. Щеголева.).
              Получил, по утру 27-го января, через письмо англичанина, отказ. «Таким образом, - заключает П. Щеголев, - в течение дня 26-го января Пушкин не успел найти секунданта». А всё это тоже говорит о том, что Пушкин, и, в общем, и - в частности, не был подготовлен к январской дуэли, и уж, тем более, не искал смерти.
 
                Четвертый нажим
              Поэтому, скорее всего, именно утром 27-го января (Это уже практически доказано пушкинистами прошлого.) Пушкин, перебирая своих знакомых, находящихся, тогда, в Петербурге, вспоминает - о своем лицейском однокурснике. И, вспомнив о нем, немедленно посылает, за ним, своего слугу с запиской.
              Об этой записки упоминает, кстати, единственная племянница Данзаса, говоря, в своих воспоминаниях, что, - названная, выше! - записка долгое время хранилась - у её дяди (У Данзаса; - пояснение В.Б).
              Д Аршиак же поутру, то есть уже 27-го января, посылает следующую записку к поэту практически с теми же требованиями, а именно: найти секунданта (Очередной или, по нашему счету, уже четвертый нажим заговорщиков на Пушкина.). Вот как, все это, выглядит по книге П. Щеголева:
              «В начале 10-го часа Пушкин получил записку от Аршиака, который 26 января так и не дождался встречи с секундантом Пушкина. «Я ожидаю, - писал Аршиак, - сегодня же утром ответа на мою записку, которую я имел честь послать к вам вчера вечером. Мне необходимо переговорить с секундантом, которого вы выберете, притом в возможно скором времени. До полудня я буду дома; надеюсь еще до этого времени увидеться с тем, кого вам будет угодно прислать ко мне».
              Пушкин получает её, - по П. Щеголеву, еще раз выделим! - в начале 10-го часа утра: «В начале 10-го часа получил записку от  Аршиака, который 26 января так и не дождался встречи с секундантом Пушкина».
              По ответной записке, поэта, к  Аршиаку, - датируемым П. Щеголевым «около 10 часов утра» 27-го января 1837 года: «Я вовсе не желаю, чтобы праздные петербургские языки вмешивались в мои семейные дела, поэтому я не согласен ни на какие переговоры между секундантами» (Далее читайте письмо поэта, по книги П. Щеголева, самостоятельно.), - видно, что поэт еще не нашел себе секунданта.
              Другими словами, К.К. Данзас - еще не приехал на его зов. Но, после «обеда в 11 часов», к дому поэта подъезжает - именно К.К. Данзас. Пушкин - всё объясняет ему. И, после  разговора с ним, отправляет, его, в оружейный магазин Куракина за заказанными им, 26-го января, дуэльными пистолетами. Договорившись встретиться с ним, в условленном  месте, после часу дня.
             Вот как все это выглядит, - и выглядит уже почти с объективной достоверностью! – по книге только что указанного, выше, автора, взявшего, свое описание событий, с записок В.А. Жуковского:
             «С 11 часов обед. Ходил по комнате необыкновенно весело, пел песни. – Потом увидел в окно Данзаса, в дверях встретил радостно. – Вошли в кабинет, запер дверь. – Через несколько минут послал за пистолетами».
             По зову Пушкина или случайно (такое предположение чересчур диковинно!) Данзас приехал, и радость Пушкина, что разрешился основной вопрос, который мучил его все утро, как больной зуб, была велика, бросалась в глаза – «Данзаса встретил радостно в дверях». Когда Данзас вошел в кабинет, Пушкин запер двери: он хотел сохранить в тайне разговор с Данзасом и то поручение, которое он давал ему.
              Объяснился с ним и послал за пистолетами, которые были заказаны им, и закуплены, раньше. После объяснения Данзас уехал; если он приехал по зову Пушкина, не зная, в чем дело, то естественно предположить, что ему надо было дать некоторое время для подготовки, - может быть, даже чисто внешней.
              Он уехал, конечно, условившись с Пушкиным встретиться в определенном месте. Какое поручение получил Данзас от Пушкина? Он должен был быть секундантом при дуэли, которая должна была произойти в тот же день, без всяких отсрочек и промедлений, должен был вместе с Аршиаком решить вопрос преимущественно о месте, - не о времени: время – самой ближайшее.
              Данзас согласился с предложениями Пушкина, и после его отъезда Пушкин стал готовиться к последнему в своей жизни поединку: начал одеваться; вымылся весь, надел чистое белье, приказал подать бекешу, вышел было в бекеше на лестницу, но вернулся и велел подать в кабинет большую шубу и пошел пешком до извозчика.
              Было ровно час, когда он вышел из дому».
Однако продолжим разговор - именно о психологических нажимах, заговорщиков, на поэта  в выделенные нами, выше, дни, то есть именно 26 и 27 января 1837 года, чтобы, собственно, уже логически и завершить, его, перед вами.

                Пятый нажим
              Аршиак - и стоявшие, за ним, заговорщики! - еще не зная, разумеется, что поэт - уже нашел, себе, секунданта, после обеда вновь пишет поэту записку уже с угрожающими требованиями. Краткую суть, которой, мы - уже изложили выше.
              Вот хотя бы несколько строк из нее, подтверждающих не только выделенный, выше, очередной нажим,  заговорщиков, на поэта, но и только что выделенное, вам, выше: «Оскорбивши честь барона Жоржа Геккерна, Вы обязаны дать ему удовлетворение. Вы обязаны найти своего секунданта. Речи не может быть о том, чтобы Вам его доставили. Готовый со своей стороны явиться в условленное место, барон Жорж Геккерн настаивает на том, чтобы Вы соблюдали узаконенные формы. Всякое промедление будет рассматриваемо им как отказ в том удовлетворении, которое Вы обещали ему дать, и как намерение оглаской этого дела помешать его окончанию».
              Заметим здесь, что заговорщики настаивают, - на секунданте именно со стороны поэта! – несколько не по-щеголевски. Дело здесь в том, что, - и так искусственно созданная, заговорщиками,  дантесо-пушкинская дуэль! – могла стать вообще неубедительной, в глазах современников поэта, через поставку секунданта - именно с их стороны. Что, заговорщики, не могли, естественно, допустить.
              Пушкин эту записку, естественно, уже не застанет, так как выйдет из дому, как вы уже знаете, в час дня. Но это - тоже, еще раз подчеркнем, именно нажим, заговорщиков, на поэта, с помощью которых, - то есть специально выделенных вам, выше, нажимов на поэта! – его и заставили вспомнить - именно о своем лицейском однокурснике, о К.К. Данзасе.
              Рассматривать же далее, события 27-го января, - и саму дантесо-пушкинскую, тайно заказанную именно Николаем I, дуэль! - мы, здесь, уже не будем. Не будем потому, что она,  - то есть её главные особенности! – уже довольно-таки подробно рассмотрена, нами, выше. И потому, что о ней, - с достаточной достоверностью! - написано, уже, и у самого П. Щеголева.
              Остановимся, только, ещё на одном событии.   На событии, выделенном – только некоторыми пушкинистами. Вот как оно выглядит у замечательного пушкиниста К.П. Лихостского в его брошюре «Александр Сергеевич Пушкин»:
              «Несмотря на то, что события развивались молниеносно, слух о предстоящей дуэли дошел до ряда лиц из светских кругов, дошли они и до шефа жандармов.
              Данзас впоследствии рассказывал: «На стороне барона Геккерна и Дантеса был, между прочим, и покойный граф Бенкендорф, не любивший Пушкина. Одним только этим нерасположением можно объяснить, что дуэль Пушкина не была остановлена полицией. Жандармы были посланы в  Екатерингоф, будто бы по ошибке, думая, что должна была происходить там, а она была за Черной речкой около Комендантской дачи…».
              Примечание автора к этой заметки: «Екатерингоф и Комендантская дача в противоположных концах Петербурга».
              А важно это событие, - выделенное, кстати, не только К. Лихостским! -  примерно следующим.  Здесь мы собираемся, - как вы догадываетесь уже и сами! – уточнить только что выделенное, выше, событие.  Бенкендорф, разумеется, знал о дуэли. И зная, о ней, послал, жандармов, в противоположную, от места дуэли, сторону.
              И, - что, здесь, тоже важно! - послал, жандармов, именно  в Екатерингоф. Что – тоже показательно именно для заговора. А в Екатерингоф для того, чтобы тоже как-то подольстить – царю-деспоту. Как видите уже и сами, и здесь высшие сообщники, царя-убийцы, прямо  «подыгрывают» - царю-деспоту.
              Здесь же заметим, что в некоторых моментах и сам царь действует, в заговоре против Пушкина, чуть ли не на пролом. К этому можно отнести, к примеру, именно перевоз тела поэта, - по тайному указанию царя, в придворную Конюшенную церковь. Напрямую и напролом потому, что Н.Н. Пушкина уже подготовила, к этому времени, пригласительные билеты для отпевания, поэта, в Исаакиевском соборе.
              Вот, в качестве факта, хотя бы следующая выдержка из книги того же К. Лихостского: «По принятым обычаям перед похоронами было назначено отпевание (траурная церковная служба). Отпечатаны были уже и карточки-приглашения:
              «Н.Н. Пушкина, с душевным прискорбием извещая о кончине супруга её, Двора Его Императорского Величества камер-юнкера А.С. Пушкина,  последовавшей в 29 день января, покорнейше просит пожаловать к отпеванию тела его в Исаакиевский собор, состоящий в Адмиралтействе, 1-го февраля в 11 часов пополудни».
              «Исаакиевский собор тогда временно помещался в Адмиралтейской церкви, так как теперешнее здание его только строилось»; - пояснение К. Лихостского. Как видите уже и сами, и здесь царь – весьма бесцеремонен.
              В следующей книги, объем, которой, тоже достаточно большой, мы попытаемся представить, вам, рассказ, или повествование, о тайных надругательствах, которые произвел царь Николай I, - совместно со своими высшими сообщниками, разумеется! - уже над мертвым Пушкиным. Сам же николаевский заговор, против поэта, мы  уже представили, вам, выше. Разумеется, только в его наиболее общих очертаниях.