Творчество Валентина Распутина
постановка острых проблем современности в повестях «Деньги для Марии» и «Последний срок».
Если в творчестве В.Белова все плохое, опасное заботливо удалялось за околицу, подальше от идеальной деревни с ее идеальными жителями, свято хранящими основы патриархальной нравственности, то В.Распутин (р. 1937), придя в литературу, внес в «деревенскую» прозу нечто принципиально новое. На страницах своих произведений он задался вопросом: так ли уж идеальна и однородна деревня и является ли она в современном неспокойном мире оплотом нравственности и милосердия? Попыткой дать ответ на этот вопрос является уже первая повесть В.Распутина «Деньги для Марии» (1967).
Сюжет ее прост: у продавщицы сельского магазина Марии обнаружилась недостача в 1000 рублей. Она по простоте душевной, в силу близких, почти родственных отношений с односельчанами, жила не отчужденно, продавала товары часто в долг, плохо считала. Да и работать продавщицей она пошла после длительных уговоров односельчан: зная, что магазин этот – проклятый, они попросили Марию стать за прилавок, потому что после посаженной на три года молоденькой продавщицы Розы никто не хотел идти работать в этот магазин, «план на тюрьму выполнять». Попросили именно Марию, зная, что она совестлива – не откажет. И она не отказала, более того, сделала магазинчик своего рода культурным центром деревни – здесь женщины собирались даже тогда, когда им ничего не надо было покупать, а мужчины заходили покурить.
И вот недостача… Долг ужаснул и Марию, и мужа ее тракториста Кузьму, и детей. Ревизор, правда, пожалел героиню и дал доброй, неумелой Марии возможность за пять дней собрать требуемую сумму.
Беда, приключившаяся с Марией и отношение людей к этой беде – это своеобразная лакмусовая бумажка, выявляющая истинную сущность каждого из односельчан. Ведь достаточно каждому из них внести чуть больше четырех рублей (4.40), и Мария будет спасена.
В повести глазами Кузьмы мы видим целый ряд сельских жителей, к которым он обращается за помощью. И каждый реагирует на беду другого человека по–разному. Одни герои, как дед Гордей, которому уже за 70, человек из былой общины, помнящий эпизоды взаимовыручки, сразу же решил помочь, и, хотя не имел ни копейки, но, вопреки протесту Кузьмы, выклянчил у сына 15 рублей («он стоял перед Кузьмой с протянутой рукой, из которой торчали свернутые в трубочки пятирублевые бумажки. И смотрел он на Кузьму со страхом, что Кузьма может не взять. Кузьма взял»); даже прикованная к постели тетка Наталья, приготовившая деньги «на смерть» («чтоб поболе народу пришло и подоле меня поминали»), и та «протянула ему деньги, и он взял их, будто принял с того света», – она понимала их необходимость для живой Марии; что сумел, сделал председатель, отдавший свой месячный оклад и призвавший сделать то же колхозных специалистов.
А те, кто не хотел помочь Кузьме и Марии, без особого труда нашли причины и оправдания. Например, близкая Марии женщина, ее подруга Клава решила, что коли уж Мария погибла, спасти ее нельзя, и «лучше поплакать, повыть над ней, как над покойницей». Лицемерка старуха Степанида тоже изображает слезы, и хотя в загашнике у нее лежит много денег, не дает ни копейки. Директор школы хотя и дает сотню, но взамен душу выматывает нравоучениями да требованием какого–то сверхуважения к себе, словно он не взаймы дает, а подвиг совершает. Да и расстается он со своей сотней не из человеческого участия, сострадания, а из желания остаться довольным собою и из боязни, что люди обвинят его в жадности.
Всем сюжетом своей повести Распутин показывает, как через отношение к деньгам, к человеку в беде обнаруживаются какие–то важные и часто тревожные приметы современного состояния мира. Тот же Кузьма, сам не умеющий отказывать и сам нравственно светлый, так же по–доброму думает и о других, веря в понимание, которое не нуждается в словах: он «даже в мыслях не осмеливался просить у них деньги. Он представлял себе свой обход так: он заходит и молчит. Уже одно то, что он пришел, должно было людям сказать все». Но Кузьма оказался слишком светлым для уже сереющего мира, и его свет оказывается не в состоянии зажечь ответный огонек в уже очерствевших человеческих сердцах.
Как результат – Кузьме не удается собрать в деревне требуемой суммы. Остается последняя надежда – живущий в городе брат, который, может быть, одолжит требуемую сумму. Кузьма едет в город, находит дом брата, стучит в дверь. «Сейчас ему откроют», – последняя фраза произведения. Что будет?
Финал повести остается открытым. Распутин не лишает читателя надежды. Хотя вся предшествующая информация, содержащаяся в произведении, говорит о том, насколько слаба надежда на благополучный исход мытарств Кузьмы в поисках денег. Это и то, что Кузьма не был у брата 7 лет, и что брат уже как бы забыл о существовании родной деревни, и что Мария, как–то переночевав у Алексея две ночи, вернувшись, сказала, что лучше жить у чужих, да и односельчанин, наведавшись к Алексею, пожаловался потом Кузьме: «…узнать меня узнал, а вот за товарища не захотел признать…»
Но даже если предположить, что Алексей даст недостающие сотни – все равно и тогда остается вопрос: что будет? С Кузьмой и Марией, из последних сил удерживающими в себе веру в людей и справедливость, с их четырьмя детьми, уже впитавшими в себя долю незаслуженного страха, который никогда не забудется, с теми, кто своим неучастием, равнодушием позволил случайно занесенному топору уже коснуться живого тела семьи Кузьмы и Марии.
Но что бы ни случилось с Марией и каков бы ни был финал этой истории, весьма многозначителен тот факт, что Кузьме не удалось собрать в деревне денег для спасения Марии. И его отъезд в город стал последней точкой в трехдневном периоде разуверения героя в людской общности. Люди, которые на словах любили и жалели Марию, сочувствовали ее горю, на деле отказались ей помочь. Повесть В.Распутина показала всю иллюзорность нравственного благополучия современной деревни, отразила тенденцию растущего отчуждения людей друг от друга, свойственную всему обществу в целом.
Заявленную в повести «Деньги для Марии» тему продолжило лучшее, по мнению самого В.Распутина, его произведение – повесть «Последний срок» (1969–1970). Это произведение – о катастрофе ухода старого, больного человека из жизни и об отношении к предстоящему прощанию с еще живым человеком самых близких людей – детей Анны.
Чувствуя, что умирает, Анна сзывает своих детей, чтобы проститься. Приезжают все, кроме самой младшенькой и любимой – Татьяны (Таньчоры, как ее ласково называет мать). Старуха, чувствуя близкий и неизбежный уход из жизни, ждет детей, испытывая настоятельную внутреннюю потребность благословить их на дальнейший путь по жизни. По–иному воспринимают происходящее дети: они торопятся в деревню, стремясь как можно тщательней исполнить внешний долг. Они словно соревнуются друг с другом, в особенности Илья и Люся, – в том, кто более из них нравственно глух. Стоило матери лишь немного приподняться в постели да открыть глаза, как тот же Илья «готов… поверить, что мать схитрила, нарочно прикинулась умирающей, чтобы собрать их всех возле себя… Он с любопытством поглядывает на мать: интересно, что она выкинет еще?» Ему и в голову не приходит, что все обстоит как раз наоборот: именно потому мать и очнулась, что они приехали; и жить будет еще столько минут, часов, дней, сколько будет верить в то, что младшая дочь Танчора вот–вот откроет дверь и войдет проститься с нею.
Но дети оказываются не в состоянии понять мать. То, что видят они ее в последний раз, словно не доходит до них. И они, ссылаясь на обстоятельства личной жизни, не дождавшись смерти матери, решают разъехаться по домам. Люся на жалобное, умоляющее старухино «Помру я» отвечает раздражительно и непреклонно: «Мама, мне уже надоели эти разговоры о смерти. Честное слово. Одно и то же, одно и то же. Ты думаешь, нам это приятно? Всему должны быть мера». Илья на слова матери реагирует безалаберно–скоморошески: «Мать вот как следует на ноги встанет, и можно к нам в гости приехать. Приезжай, мать. В цирк сходим. Я рядом с цирком живу. Клоуны там. Обхохочешься».
Нам дано только догадываться о том, как повела бы себя в этой ситуации младшая дочь Анны, Татьяна, но, вероятно, так же, как и остальные. Уже само по себе ее непоявление говорит о многом. И может быть, судьба как раз и уберегла Анну от этой встречи – этого самого большого ее возможного разочарования.
На фоне Варвары, Ильи и Люси – Михаил, в доме которого доживает свой век мать, воспринимается как натура наиболее милосердная, несмотря на свою грубоватость.
Анна нередко ругает сына, обижается на его неловкие, порою даже жестокие шутки (он, например, говорит ей: «А ты знаешь, что у нас теперь только по 70 годов живут, более не полагается?», чем повергает старуху в неимоверный страх). Но именно он, Михаил, изо дня в день, хорошо ли, плохо ли, ухаживает за матерью. Не Люся, прокурорским тоном изрекающая: «Ты заслужила себе спокойную старость, и издеваться над тобой мы не позволим никому, а тем более родному сыну»; не всхлипывающая Варвара: «Над матушкой нашей так издеваться – это че ж такое на белом свете творится?!», «Не подходя к нашей матушке! Ишь какой. Не имеешь права подходить»; не молчащий, как всегда в таких случаях, Илья, – а именно Михаил помог дожить матери до ее восьмидесяти лет, не попрекнув, да и, в сущности, не так уж и обидев ее, как представили это сестры. И потому именно ему доверил автор быть временным, промежуточным судьей, который вправе выносить обвинение, чтобы дать обвиняемым срок на обдумывание, на размышление, наконец, на раскаяние. Не столько спьяну, от обиды на несправедливые обвинения, которые от кого–кого, да не от Варвары с Люсей ему слушать, он и вскипел: мол, не нравится, как я ухаживаю за матерью – «Может, кто–нибудь из вас заберет ее, а? Давайте. Забирайте. Корову отдам тому, кто заберет. Ну?.. Кто из вас больше всех любит мать? Забирайте. Что вы раздумываете?? Я такой–сякой, а вы тут все хорошие. Ну, кто из вас лучше всех?»
Краткие ответы сестер и брата характеризуют их полностью, углубляя еще раз основную, доминирующую черту того или иного героя.
Люся, привыкшая к агрессивному обвинению как к основному в ее арсенале способу защиты своего спокойствия, заявила: «Ты сумасшедший!» Варвара говорит, что она только корову может взять, а матери у них жить негде, места мало. Не хочет забрать мать и Илья, уклончиво бросающий Михаилу: «Ты перепил… Сам не понимаешь, что делаешь». И как бы подводя итог, Михаил говорит: «Значит, никто не желает?.. Тогда идите вы все от меня, знаете куда… И не говорите мне, что я такой да разэтакий, не лайте на меня. А ты, мать, ложись и спи… Они тебя так больше любят, когда ты здесь лежишь».
Анна готовится к смерти. А тем временем автор снова и снова возвращает нас к ее детям, предлагая задуматься о том, каким же будет мир, когда из него уйдут все Анны и останутся в нем только Ильи, Варвары и Люси. Каковы они, эти новые люди, смогут ли выдержать груз своего предназначения на земле? И они ли только виновны в происходящем с ними?
На последний вопрос писатель отвечает в главах, где речь идет об оскудении природы под влиянием человека и особенно в двух главах, где показано разлагающее, отупляющее воздействие алкоголя на человека.
Михаил так объясняет потребность организма в допинге: «Жизнь теперь совсем другая, все, посчитай, переменилось, а они, эти изменения, у человека добавки потребовали… Организм отдыха потребовал. Это не я пью, это он пьет…»
Но когда Михаил приходит к мысли, что это не он пьет, а организм, потребовавший отдыха, то сразу же возникает вопрос: отдых от чего? От труда? Но раньше трудились больше, а пили не в пример меньше. Значит, от чего–то другого? И герой близок к ответу. Он говорит: «Столько веревок нас держит на работе и дома, что не охнуть, столько ты должен был сделать и не сделал, все должен, должен и чем дальше, тем больше должен, – пропади оно пропадом. А выпил – как на волю попал, освобожденье наступило». Многие годы крестьянину внушалось, что он только должен; противоречие между реальными постоянными обязанностями и эфемерными правами, далекими от реализации, привело к неверию, к усталости, равнодушию. Именно страшные перегрузки, которые понес физический, нравственный и психический организм народа во времена разрухи, голода, репрессий, войны и породили массовое пьянство и отчуждение людей. Человеческое непонимание, глухота, черствость, отчуждение вторглись в такую сферу, которая казалась незыблемой твердыней – в семью. Даже перед лицом смерти человека, который дал им жизнь, съехавшиеся проститься братья и сестры не в состоянии сплотиться и почувствовать друг друга близкими и родными людьми.
Свидетельство о публикации №109101406933