А зима будет большая...

Вчера  с сицилийскими Татьянами пошла в Дом ученых на концерт, посвященный творчеству Булата Окуджавы и Юрия Визбора. Город «стоял», и я очень боялась опоздать на встречу с двумя  давно любимыми,  незабытыми…   Таких, как мы, было много, в полном зале мало молодежи, в основном, как говорится, люди среднего и старшего возраста. Некоторые – вполне преклонного. Рядом с нами сидели две совсем уж старушки.
Бывает, соберется разношерстная публика – одному нравится одно, другому  другое. И в этом нет ничего зазорного – люди-то разные. Но здесь было по-другому. Мы пришли на встречу со своей юностью. И мы знали, зачем пришли.
Начался концерт с песен и стихов Окуджавы в прекрасном исполнении Натальи Черных. Дает же Бог (но очень немногим, к сожалению)  шанс говорить словами простыми, но такими волшебными, что они  проникают в тебя и  звенят внутри…
Но прекрасное обычно длится недолго. И концерт оказался подтверждением этой грустной аксиомы.  У Окуджавы в семье не было продолжателей. А у Визбора были. На сцене материализовалась в весьма осязаемой оболочке его дочь – Татьяна. И концерт приобрел явственный оттенок клоунады. Она настойчиво требовала от зала записок,  которые потом ежеминутно роняла на пол, сыпала анекдотами из жизни отца, из жизни бардов и просто из жизни (запомнилось, что Ярославна плакала не только по Игорю, но и по всей дружине).  Сидевшие рядом старушки – интеллигентные бабуськи с   совершенно белыми головами, которые до этого вдохновенно шептали строки из Окуджавы, стали закипать. А где Окуджава? – сначала тихо, а потом все громче возмущались они. И они были не одиноки. Зал роптал. Залу казалось, что его начинают обманывать.
А во втором отделении на сцену вышел, конечно, старенький уже Юлий Ким. И вроде бы все вернулось на круги своя. Пришел человек, который был близок собравшимся(и тем, кому посвящен концерт), начал петь про своих капитанов, про пролив Лаперуза, и мы опять были зачарованы  бережным  прикосновением к своей юности, мягким юмором, интеллигентностью, тем, чего сегодня порой так не хватает.
Но сегодня – оно же грубо и зримо. Не успел Ким, который, кстати, был назван первым в числе участников концерта,  спеть четыре песни, как на сцену вышла распорядительница (типа Фрекен бок) и сказала, что, «к сожалению, мы очень ограничены временем,  и уже приехала Вероника Долина, поэтому Киму нужно уступить ей место». И это так трагически совпало с тем, что в последней песне, которую пел Ким,  про кабинеты, где не сидят его друзья, был приписан куплет о том,  что зато в кабинетах теперь сидят друзья Путина…
Зал взорвался. «Мы хотим Кима!» «Мы не хотим Долину!»  - и овации Киму. Но что значит мнение народа в нашей стране?
Пришла Долина. С бутылкой воды. Жеманная. Сказала, что «это такая ерунда – кто дольше на сцене, кто меньше, не стоит обращать внимание и переживать».  Зал был безутешен. Тогда Долина строптиво отметила, что спешила на эту встречу со зрителем из Консерватории… «Могла бы там и оставаться», - парировал зал. Долина решила использовать последнее, почти секретное оружие: «Я стояла с траурной повязкой у гроба Окуджавы. И Визбора. И еще некоторых…»  Но в день всенародных похорон Япончика нас не убедил и этот веский довод.
Все равно она начала петь. И пела долго. Особенно трогательной ей казалась  песня про «няню, бабу Ксюшу», кажется. Но не покатило.
А потом пришли разрекламированные мамой Таней в первом отделении внуки Визбора – Юрий и Варвара. Зал был настроен настороженно. Но объективно. На этом концерте каждый получил от зрителя то, чего заслуживал. И внуки тоже. Они были прекрасны. Они пели песни деда на совершенно новый, современный лад. И мы его приняли. «Зима» и «Милая моя» прошли на бис.
Мы выходили на улицу со сложным чувством.  Как будто мы что-то получили. Но что-то у нас отобрали. А что? Может быть,  деликатность и  задушевность, которые были присущи обоим, и на которые мы рассчитывали? А, может быть, что-то еще…