Поминальная песнь об усопшем романтизме

Прощайте, канделябровые ночи, -
ваш тонкий вкус - полу глоток муската,
янтарную прохладу винограда,
колечки дыма сигареты в корчах,
уютные метели звездопадов...  -
изжога застарелая прикончит.

На дно стакана лягут хлопья чая,
под языком растает крепкий сахар.
Как этот отдых тянется, однако,
и этот вечер пережить не чаял,
и эту осень, на помосте - плаху
со старой девой придурью - печалью.

Виски засеребрились у Ай - Петри, -
эх, лицедей, горбатый старикашка, -
парнягой рослым шествовал однажды
и был, как водится, могуч и важен
и крут, как паладин, и важен,
и на ланитах романтично - влажен.

На столик, сервированный инжиром
и грушкой бере опахало тюля
вносило бриз романтика - июля,
и пряталась тоска за синей ширмой,
пока ещё цикады не заснули,
и обнажалась там с улыбкой лживой.

Перед волной грустил поэт красиво
и страстью наполнял далёкий парус,
а волны неизбывные - смеялись,
шептались безразлично, суетливо,
лизали камешки, друг в дружке растворяясь...
Поэт грустил, творил и уходил - счастливый.

А в шелесте и в рокотаньи грозном
всё чудились, то явственно, то глухо
бубнилки и ворчалки винни - пуха,
высокий штиль  орландо - ариосто
душе озябшей, трепетному уху.
Колышется струя и слышать просто.

Пусть будет так, и романтизму - крышка,
уж не соперники свеча и лампа.
Средь комнаты, запущенной с излишком
свеча слезится горько прямо на пол.
Но в плаче женских окончаний ямбов
грусть - шасть - в нору, и там сидит, как мышка.

                Ялта. ноябрь  1993