Татищев рождение Екатеринбурга

"Город есть живой узел разнообразных народных
связей и отношений; он на самом деле
является как бы сердцем той страны, где
возникает и вырастает".
Забелин (исторический очерк Д.Н.Мамин Сибиряк)

Роман-поэма "Демидовы"


В честь преподобной Екатерины
Был город назван на реке,
Прямая дочка Петербурха
Взнеслась на каменном хребте.

Река Исеть и Чусовая
И под рукою водный путь
И в не освоенности края
Царь-Пётр видел жизнь и суть.

Богатство руд лежало в недрах,
Хребты раскинули леса,
В чащобах сосны, ели, кедры
Приоткрывали чудеса.

Стелились пастбища на мили,
Степной сибирский чернозем,
Чинили трудности башкиры,
Селенья чистили огнем.

Для усмирения набегов -
Оплотом город должен стать,
Чтоб подчинить татарских беков,
Да в русле новом созидать.

В уезд далекий Верхотурья
Татищев прибыл на Урал,
Без чванства, лести и разгула
В Уктусе дом простой занял.

Артиллерист гвардейской школы,
Историк, деятель царя.
Труды его легли в основу
Для продолжателей Петра.

Администратор и географ
Из стен петровского гнезда,
Он также был еще этнограф,
Писал работы для двора.

Характер сложный, где-то бурный,
Сторонник строгих дисциплин,
И было с ним довольно трудно
По ряду видимых причин.

План грандиозного размаха
По освоению земли
Татищев выдвинул без страха
Во имя матушки-Руси.

Ввод школ, училищ, управлений -
На государственный масштаб
Сошлись струей в одно мгновенье
Нечеловеческих затрат.

Сибирский тракт уже на картах -
Живой артерией дорог,
Тушь прописная новых хартий
Символизирует исток.

Гвардейский чин наладил дело,
Ввел в строй плотину на пруду,
И проявив себя умело,
Обрел радушие к царю.

Отказ, согласье Берг-коллегий,
На карте будущий завод,
И честь на грани – человека
Оставить собранный народ.

Чинил Акинфий неприятность,
И положил глаз на руду,
Артиллерист явил опасность -
В глухом нетронутом краю.

В лесной, таежной глухомани
Рудник казенный процветал,
С ватагой бойкой, утром ранним
Сырье Акинфий дерзко крал.

Дошла и весть до Капитана,
Весь список жалоб на столе,
И помышлял он об охране,
Ввести кордоны на тропе.

Письмо отписано с доносом
Для государственных столпов,
Прошенье – исковым  вопросом
Самоуправства хитрецов.

Для меры рудного припаса
Весы Татищев заказал,
Акинфий смело, без опаски
На дверь упрямо указал.

Но, капитан не думал сдаться,
В Невьянск подьячего заслал,
Хотел он мирно разобраться,
Ослабить злобу и накал.

Испарил Щука в бане гостя,
Дал вволю хмель испить до дна,
Жар разогрел с лихвою кости,
Помолодела вновь душа.

Писец с Акинфием столкнулся,
Держал хозяин грозно кнут,
Бичом немного замахнулся:
«Ну, с чем пожаловал ты плут?»

«Зачем людишек притесняешь,
Крадешь казенную руду?
Али Петра указ не знаешь,
Что все приписано царю?»

«И не желаю тебя слушать,
Ты убирайся с моих мест,
Зачем тревожишь мою душу?
Несешь мне в дом худую весть?»

Сгущались тучи над Невьянском,
Акинфий писаря прогнал,
И необдуманным упрямством
В ответ «недоброе» сыскал.

Раздор посеял сын Никиты
От побужденья своего,
И недовольство среди скитов
Затмило слухами село.

По тропам к пристаням обозов
Татищев стражу напустил,
Уже сверкали искрой «грозы»,
Набат тревожный ритм отбил.

Отрезан путь к провозу хлеба,
В Невьянске кончилось зерно,
На лицах выступила бледность,
Остановилось в раз гумно.

Крестьяне с голоду опухли,
Одна дорога – на погост,
От мора дохли, словно мухи,
Хватал кордон с тропы обоз.

Поспел Никита в час тревоги,
Да в строгость сына отчитал,
Объехал села и остроги,
И сам к Татищеву помчал.

Скользили сани по уборам,
Свисали сосны над тропой,
Лес раскрывал свои узоры,
Зима дышала красотой.

Часы бежали неотступно,
Ямщик гнал сильных лошадей,
Вздыхал Никита, как-то грустно
Среди родных ему камней.

Вот, сани к дому подкатили,
Приказчик Щука взял ларец,
Кухарка двери отварила:
«О, боже мой, никак купец!»

Зашел Демидов очень смело,
Да и к Татищеву присел:
«Есть к вам Василий ныне дело,
Я, видно, вовремя поспел».

Обнял хозяина покрепче,
В щеку, как брат поцеловал,
Давно часы пробили вечер,
Огонь тихонько угасал.

Татищев был в недоумении,
Не знал, как строить разговор,
В глазах  живое удивленье,
Блуждал от мыслей тусклый взор.

«Да кто же вы, из Петербурга?
Откуда прибыли сейчас?
Какая гонит вас разлука,
Крыть расстоянья в поздний час»?

Демидов с мыслями собрался,
Молчанье тут оборвалось,
За суть картины рьяно взялся,
Упомянув о барстве вскользь.

«Демидов я, небось, слыхали,
В заслугу царь отдал завод,
Чтоб государство процветало,
Да шел в казну большой доход.

Мой сын Акинфий, от незнаний
Немного с дуру начудил,
Доставил всем переживанья,
И от горячности вспылил».

Татищев лоб потер рукою,
Здесь пересекся интерес:
«Не ожидал такой порою
От вас услышать эту весть».

«Мои людишки голодают,
Ворона кличет на беду,
Солдаты ваши хлеб хватают,
Да искушают нам судьбу.

А вот взбунтуется крестьянин,
Начнет и села он громить,
Тогда всем худо скоро станет,
От злости будет бар крушить.

И до царя дойдет известье,
Причину спросит сиих бед,
А кто причина возмущенья?
Откуда здесь берется вред»?

«Ну, голова, - Татищев думал, -
Откуда столько мастерства?
Наделать можно много шума,
Не оберешься, верно, зла.

Нет, ничего не будет, знаю,
Закон на нашей стороне,
Вас я ни в чем не обвиняю,
Быть нашим рудам на земле!»

И капитан был не приклонен,
Стоял лишь твердо на своем,
Демидов чем-то был расстроен
Надел треух, и вышел вон.

Татищев взгляд направил на пол,
Стоял оставленный ларец,
А в нем рубли сияли златом,
Да искушали бой сердец.

«Что это подкуп, али взятка?
Кухарку мигом подозвал:
Вернуть ларец, все без остатка!
Не надо мне таких похвал».

Демидов тут оборотился,
В обхват взял серенький сундук,
И хмуро, наскоро простился
Под взгляды выбежавших слуг.


продолжение следует...