И стоит берёзка в ситце...

ДОБРЫЙ ВЕЧЕР, НАДЕЖДА, У ВАС СЕЙЧАС 20-00 ИЛИ 21-00. Я СЛУШАЮ, КАК ВЫ ЧИТАЕТЕ СТИХИ! ВЫ- ОЧЕНЬ ЗАМЕЧАТЕЛЬНО ЧИТАЕТЕ, ПРЕКРАСНО- ЧИТАЕТЕ, НАДЕНЬКА!... СЕЙЧАС РАЗМЕЩУ ПОВЕСТЬ, А РАССКАЗЫ- К ВАМ В РЕЦЕНЗИИ. МОЖНО?!
Белоствольная берёзка -
на коре черна полоска,
Ветви - голые, как нервы...

ТАК И МЫ ЖИВЕМ, КАК БЕРЕЗКА. ПРИВЕТ МОЕМУ ЛЕНИНГРАДУ, ПРОЙДИТЕ ПО НЕВСКОМУ В ТОМ МЕСТЕ, ГДЕ Я ВАС ВСТРЕТИЛ ОЧЕНЬ- ОЧЕНЬ ДАВНО. С ВАМИ САША ПЯТИГОРСКИЙ.
И РАССКАЗЫ ДЛЯ ВАС, НАДЕЖДА!

ОТЕЦ И СОЛНЦЕ
Рассказ

Всюду всходит солнце, но не над летней Сухоной. В Великом Устье оно спускается
на берег и трогает босыми ногами воду, потом присаживается на принесенный из верховий Юга ствол сосны и разглядывает себя сонное и отраженный берег в живом зеркале. Петухи
пропели, едва перевалило за полночь. Неймется глупым птицам, ишь, ощетинились гребнями. Им лишь бы голос подать, а потом и не расцветай, клювы набок и в дрёму, шумнули и в храп. А тут вставай с мягкого облака и свети, ты же – Солнце! Вот угораздило родиться.
И в это время, далеко от Великого Устья, за Опоками, по левому берегу Сухоны ведет меня отец навстречу Солнцу. Он знает каждую елку и березу у края осыпи и каждый камешек и песчинку около воды, а, главное, в какой заводи заночевали язь, голавль, лещ и зоркая щука.
Как мой отец ходит, не всякому рыбаку по способностям. Идем вместе, а следы только мои. Хорошо, сутемень не густая, а то потерял бы его, не в лес по грибы, не аукнешь. Только по слабой тени замечаю: рядом он.
Тень впереди остановилась. Огонек на конце самокрутки подсвечивает лицо, на котором улыбка. Пришли и – ни слова, только улыбка. Длинное удилище с бесцветной леской, мой подарок к Дню Победы, уже в правой руке, на крючке ручейник белой крапинкой. И когда успел! Сейчас будет забрасывать на средину заводи под струю плавным взмахом. Сколько раз я это видел, и ни разу рябь не охватывала поплавок на воде.
Гляжу на отца и поторапливаю любимое мгновение. Медлит отец, а пора бы, но его взгляд не в заводи, а дальше по берегу. Лисица, ну конечно, спускается по подсохшей ручевине, чтобы напиться. Именно в это время к ней подходит солнце и касается теплыми лучами. Как мне хочется, как оно, один раз, как оно! Но для этого нужно стать Солнцем и идти по воде от самого Великого Устья.
Я И ЭХО В ВЕСЕННЕМ ЛЕСУ
Рассказ

Когда трава была выше деревьев, а на деревьях днем спали звезды, дожидаясь заката, в маленьком ландыше в самой чаще леса родилось Эхо. Муравей нагнул стебелек ландыша, чтобы выпить росинку, но капельки не было. Голос из ландыша спросил:
- Ты кто?
- Я- муравей, пришел росы напиться!
Цветок несколько раз отозвался голосом муравья. Муравей знал всех в своем лесу, а цветок продолжал повторять голосом муравья: я – муравей, пришел росы напиться.
- Ты кто в моем ландыше?
- Я – Эхо!
- Ты такое маленькое, я тебя не вижу.
- Но ты тоже был маленьким, когда родился,
А сейчас нагнул ландыш и разбудил меня.
Вы бывали в весеннем лесу, когда цветут ландыши? Они похожи на светлячков, забывших выключить свои фонарики. Значит, еще не бывали, тогда приходите прямо сейчас,
пока началась весна. От большой дороги направо узенькая тропинка, на ней мои следы, будут и ваши. Я вас жду на краю земляничной поляны. Эхо еще только проснулось, слышите, муравей спрашивает:
- Ты кто?
- Я- Эхо! А ты кто?
- Я- муравей,
пришел росы напиться…!

ДОБРЫЕ ДУХИ РЕКИ КРУТОЙ СИВИШ
Рассказ
Ночи в этих местах в начале мая безлунные, почти черные, но уже теплые и короткие. Звезды, подобно листочкам только проклюнулись, их свет не набрал летней силы и теряется, не достигнув Земли. То, ради чего мы на берегу Крутого Сивиша- маленькой речки с глубокими родниковыми омутами,( в один из них я уже успел ухнуть!) должно произойти на рассвете.
Костра разводить нельзя, греюсь табачным дымком, крепким чаем и рассказами моего друга, художника из деревне «Зайцево». Со стороны большого луга нас в засидке из еловых веток не заметишь, зато наши фоторужья готовы все увидеть и оставить на пленке. Я и Станислав другого оружия не признаем . Выстрелить, чтобы убить?.. Зачем..? А нам, людям не бывает ли больно даже от простой обиды, носим каждый свою иногда целую жизнь, и не проходит боль, и бессильно время что- то изменить, врачует ли оно, я пока таких людей не встречал. Но природа – то в чем виновата, если в мире человеческом давно не все благополучно. И, все – таки, не стоит жить ради обиды, легко перестать удивляться, надеяться на чудо и верить, что оно обязательно произойдет.
От Крутого Сивиша потянуло острым холодком, стало совершенно темно, погасло даже небо с редкими звездами, пошел последний час перед рассветом и перед тем, ради чего мы здесь. Станислав сказал, что видит Это уже сорок лет, но всегда как в первый раз. Эффект привыкания на Крутом Сивише не срабатывает , Добрые Духи облюбовали его раньше, чем была срублена первая изба на всем Русском Севере. Почему- Добрые!? Уже скоро, счет пошел на минуты, самые длинные в моей жизни: рассвет стоял в нескольких шагах от нас.
Туман над Сивишем исчез с последним ветерком, замолчала вода на перекате, я слышал только мое дыхание, но и оно казалось громким. Решил, было, закурить, но Станислав кивнул- нельзя, чудо может не произойти.
Тетерева появились перед нами на лугу вместе с потоками утреннего света из сосновых крон. Вот – их не было, и вот- они уже есть. Что шаманы произошли от тетеревов- сущая правда, именно тетерева дали шаманам умение разговаривать с Природой. Про фоторужье я вспомнил, когда появилось Солнце, и птицы исчезли в его яркости.
Зашелестел лес и затинькала вода о камни не перекате в Крутом Сивише. Трава на лугу выпрямилась и покрылась росой. За ближайшими соснами раздались и затихли Голоса. Это Добрые Духи уходили на отдых, чтобы вернуть Чудо прибрежному лугу следующим утром.
СТИХИ ДРУГА
Эссе
Очень разное пишут о судьбе поэта Мусы Джалиля в больших книгах, где правда, где домысел, разве точно узнаешь. Правду о себе знал только сам поэт. Но я знаю ту часть правды, которую не знает никто, и я мог не знать, если бы в 80-х не решил узнать все о моем учителе истории Савелие Петровиче Курьянове.
В 60-х я, уже начинавший писать стихи, замечал, как меняется в лице мой учитель, когда читает стихи запрещенного поэта. Муса Джалиль был его поколения и его судьбы, как я потом узнал, во многом похожей. Мне ответят, уже изменилась страна и горячие точки появились на её теле свежими ожогами. Но из песни слов не вычеркнуть, Муса Джалиль был и остается поэтом, на берегу Волги отчетливо видны его следы, заметна его походка, различим голос великого татарского поэта. Есть город его имени и улица, есть монумент, к которому приходят поэты и обычные люди, для которых Джалиль – часть их самобытной культуры. Только я пока не был, но мысленно много раз встречал белый пароход и верил: сейчас с него сойдет сам Муса Гумерович! Нет, я не побегу просить автограф, я буду видеть, как он идет к себе домой по утренней Казани, а дома он услышит по радио мою песню о себе:
…По Волге белый пароход,
Привычный белый пароход.
Встречай же, Родина, поэта
Из тех, немыслимых невзгод.
Но не узнает поэт о моей песне, я сейчас слушаю, как мой учитель читает его стихи и меняется в лице, он читает стихи человека, которого лично знал, а в камере смертников нашел слова, обращенные к себе. Савелий Петрович освобождал тюрьму Моабит после побега из концлагеря «Цейтхайн», который находился в 250 километрах от Дрездена, руководил подполем которого писатель Степан Злобин, именно с этим подпольем был связан Муса Гумеров, автор стихов «Моабитские тетради».
Когда Савелий Петрович закончил читать стихи Джалиля, я спросил о поэте и услышал ответ:
- Это стихи моего Друга.

С ВАМИ! САША ПЯТИГОРСКИЙ

Александр Суршков   17.12.2009 21:10   •   Заявить о нарушении