Тезей эпилог

Эпилог

I

Опять вишневая пора,
И в памяти – табак вишневый, -
Гость ночевал почти вчера,
Коричневатый и махровый

Сон жизни в трубку набивал,
Казался взрослым и серьёзным,
И дым, с оттенком чуть венозным,
Клубами плыл, и словно звал

В огромный мир из комнатушки,
Где жили книги да игрушки,
И старенький магнитофон. –

Тот гость давно – директор, что ли,
И сам я сыт свободой воли,
Но вишня – тот рисует фон.

II

Обилен ли обед у барракуды,
Пираньи ли насытились к ночи,
Трясёт ли ужас дерево Иуды -
От слова содрогайся и молчи –

Влажна, как откровенье, орхидея,
Тарантулом засижено лицо,
До смерти неразборчива идея –
Всех высадить до срока на крыльцо,

Затем попрятать, чтобы не узнали,
Нет зависти в Аиде и Валгалле -
Но длится ожидание без дна,
От позолоты – чёрная изнанка,
В себя всех собирает самобранка,
И рыба для Ионы не видна.

III

Д. Хармсу

Любая весть – уже благая,
И, худшее предполагая,
Ты всё надеешься – авось! –
Блаженны вздохи Немезиды -
Уж лучше пустынь и акриды,
Чем предречённое сбылось. –

Узнать, что будет? – иль помешкать? –
Сказать – к чему приводит спешка? -
Двух зайцев сразу не догнать,
Сестру таланта не утешить,
Лапшу с ушей снимать и вешать -
К чему обещанное знать...

За каждой притолокой – сажа,
Не заневестилась пропажа,
Но рассыпается в руках,
Заглядывай во все притины,
Страшись законченной картины –
Как сказок, где мы – в дураках.

Письмо наскальное ценнее
Мужьям, чем узы Гименея,
И долговечней, чем Арго –
Ни лишних слов, ни клятв до гроба,
Напоминаний – «здесь был Коба» -
Универсальное арго.

И мы, не дожидаясь знака,
Уходим, или нас Итака
Выманивает за порог –
Там речи плещутся морские,
И только по-вести мирские
Непреднамеренны, как рок.

Так что нашепчут наши связи? -
Что мы – цепочка эвтаназий,
Но не кольцо – скорей – змея,
И память тусклой чешуёю,
И никакой водой не смою
Наш опыт, милая моя.

IY

Найди отличие от черни
На золоте, на серебре,
На меланхолии вечерней,
На бронзовеющей заре,

Чертополохе и осоте,
На высыхающем болоте
И влажном дерне родника,
На трепете, что пустельга

Взбивает в воздухе, на глянце
И блеске лаковых семян,
Так держит ноту меломан
И прошлое кружится в танце,

И, пережив свои мечты -
Сотри прекрасные черты.

Y

Смотреть и видеть отраженья,
Как отрицанье, завершенье,
Невыносимое решенье,
Как произвол,
Беги, волна, от понта к понту,
Не горизонту – Ахеронту,
Грози миазмами Флегонту,
Не древо – ствол

Без веток и корней на глади,
Куда стремимся? – бога ради
Скажите – и откуда сзади
В тумане путь? –
А впереди, напротив – ясно,
Как будто призрачность прекрасна,
И мы состарились напрасно... -
Когда-нибудь

Твой взгляд не встретит отраженье –
Одно воздушное движенье.

YI

Газонной травки за бордюром
Упруг искусственный лужок,
Здесь нечем поживиться курам,
Ткань выглажена по эпюрам,
Но, прочитав «Скажи – ожог» -

Пошли волчицу ржавой степью,
А там и Будка, шахта с крепью,
Над пропастью златою цепью
Встаёт нейтронная заря,
И увяданье сентября

Похоже на акрил с кармином -
Почти безоблачно, но жжёт,
Так, став текилою, пейот
С абсентом клином журавлиным

Уносит музыку за грань...
А мне вставать в такую рань...

YII

Сентиментальность – шнур бикфордов,
Как очертания фиордов
Непредсказуема, глуха,
То – толстогуба, то полоской,
Как не спошлить  в манере плоской –
Изнанка тайного греха.

Ну что, сиротка – съешь конфетку? –
Когда состаришься – нимфетку
Предложит ангел сироте... –
Впадая в детство на закате,
Не вспоминай о Цинциннате,
О вечности, о пустоте...

И справедливость – эфемерна,
И простота  внутри - каверна,
Иллюзия – идеализм,
Мы развлекаемся капеллой,
Как примадонной перезрелой,
И свет бежит системой призм.

Отсюда блики, раздвоенье,
То возвышающее пенье,
То обнажающий портрет –
Не Дориан, но Свифт и Гойя,
Где то ли Маха под рукою,
Не то на счастие запрет...

К чему приводит умиленье? –
Нас восхищает опыленье
Гудящей пчёлкою цветка,
Порханье бабочки, стрекозки,
И чьей-то жизни ополоски,
Одушевлённые слегка...

Стоят над временем куранты,
Переминаются атланты,
Ваганты плаваньем полны...
Над темнотой иные мифы,
К ним поднимаются сизифы
Воспоминанием вины.


YIII

«Не лица в темноте - но лики
Дарит высокий небосвод,
Как души, дни равновелики,
Един их вечный хоровод,

И зря зовётся черно-белым -
Он фиолетов или ал,
А то, что углем или мелом
Начертано - и есть фиал...»

«Ещё одна вершина пала...» -
Как будто бездна воевала
И разрывала полотно,
Где склеено – картина смята,
Орнаментом – чабрец и мята,
Второго слоя не дано.

Не гуси Рим спасли – но пиво –
Не будь оно нетерпеливо
И сброжено на свежачок -
На стенах не было бы давки,
И, как слону в посудной лавке,
Был дан империи толчок.

Мы нынче индивидуальны –
Таимся на толчке и в спальне,
Не удивляемся – прогресс,
Перо гусиное – не в моде,
Свеча пылится на комоде,
И музыка снимает стресс.

А что картина? – там охотник
Берёт ружьё, снимает потник
С (отдав полцарства за) коня,
Стреляет в небо, как в копейку,
Затем дудит в свою жалейку
И мелко требует огня. -

Огонь горит, простору жарко,
В Голландии в тюльпанах марка,
Что мак – альпийские луга,
А наша низменность – как рана,
По Флегетону льётся прана,
И сплошь - другие берега.

Вершина там, где есть преграда –
Иначе не было бы ада,
Затем чистилища, возни -
Архангелам чернеть крылами,
Воздушной удивиться яме...

Варфоломеевской резни.

IX

Там синие – не голубые –
И чёрные отроги гор,
Попробуй времена рябые –
Говоривал Анаксагор -

Что служит точкой поворота? –
Желанье выпить и ворота
Харчевни, запахи еды –
Какой мы ни бежим беды –

Остановиться, оглянуться,
Перекусить, передохнуть. -
Вдруг – обойдётся, как-нибудь,
И дни блаженные вернутся… -

Но горы помнят чей-то крик –
Сменить эпоху! – хоть на миг!

X

Она накрасится… - А мы –
Никак не подберём оттенок
Под солнцем выцветшей сумы,
И, как кузнечику коленок,

Музыке не хватает нот
Для завершения длиннот -
Всё после паузы – аккорды,
Как будто тысячей ля Горды

Закончилось перо орла,
От феномена до виагры,
«Сейчас бы шнапса» - и в фиакре

В век восемнадцатый..  – юла –

Вращается лишь посолонь,
Прекрасный выгорел огонь.

XI

Вернёмся к правилам и ладу –
Немного надоел хаос,
Предпочитаю анфиладу -
Так выглядит Уроборос

В постапокалипсовой части -
Уже случились все напасти
И видно, как из пустяков
Слагается песок веков,

Как движется и опадает,
Кончается любая связь,
И только облачная вязь
Меняясь, до конца не тает.

А что музыка? – так легка… -
И дальше гонит облака.

XII

Не верь желаниям – исчезли,
Сбывающемуся – к чему? -
Ты перепробовал все «если»,
Пришёл в итоге к одному –

Дыши – пока цела основа -
Тобою названное слово,
И музыка врастает в мир,
И ты, желанием владея -
Как воплощённая идея,
Проваливаешься в эфир.

Материя полна желаний,
Но никнет от воспоминаний,
И безнадежности опор... –
Не о любви – о жизни спор.

XIII

Я говорил, что я люблю подарки? –
Как будто путешествуешь на Снарке
И новая земля полна чудес –
Дарить, хотел сказать, а вышло – криво,
Седа моя подстриженная грива,
Остаточный не радует прогресс.

Я наблюдаю за происходящим –
И то оно мне мнится настоящим,
То кажется бессмысленной игрой –
Иначе почему река забвенья
Всё чаще отзывается, как пенье,
Как музыка дождливою порой.

Попробуй сам – взгляни на эту реку –
Что видишь? – Вавилон, библиотеку? –
Доносится ли с берега  - «прощай»? -
Вниз или вверх тебя манит теченье,
К пологому ли берегу влеченье,
С обрыва ли спустился невзначай...

Случайности? – Дары? – Закономерность. –
Эфира и желаний эфемерность,
Материи густеющий туман –
То бабочка, то след Левиафана,
То Ева, то Лилит – Фата – Моргана,
Кастальский ключ, болотистый лиман.

Растущая у берега кувшинка,
Семейство, потерявшее подсвинка,
Трагическая гибель желудей –
Повсюду пастораль круговорота,
И лишь сатира ноющая нота
На миг преображает мир идей.

Мы все – данайцы, ничего снаружи,
Но дерево горит гораздо хуже
Дождливой и безветренной порой,
В протянутой руке всё чаще глина,
Мир красен скорлупой перепелиной,
В тумане возникающей дырой.

XIY

Не так уж страшно дожидаться утра –
Чему нас научила Камасутра? –
Возможное всегда произойдёт,
Мы можем больше, чем предполагаем,
Так Герда, припустившая за Каем,
Изобрела не квест, но турпоход.

Фантазии всегда выходят боком –
Пережила бы в трауре глубоком
Полгода – год – нашёлся бы другой,
С которым не утрачивала детство,
И бабушкино скромное наследство
Позволило бы обрести покой.

Но дух мятежен – ищет наслаждений,
Де Сад, таких описывая, гений
Потратил на с изъяном матерьял -
У каждого своя дорога, детка,
Тебе свобода там, где Каю – клетка,
Застыв – он ничего не потерял.

Без доказательств – это аксиома,
Но против лома не было приёма
В те времена, и нынче – как-то так...
Мы выросли из детских отношений,
Но не избегли участи мишеней –
Не холода, но истинный бардак –

«Две женщины не поделили принца» -
( теперь ремарка – все мы из зверинца
совсем недавно, потому страшны)
Он проиграл – привлёк вниманье вчуже,
Зане сыграл не мальчика, но мужа,
И к старости не избежал жены. -
 
Не изучал науку расставаний,
Ему хватило книги всех желаний,
( любимая – ты только промолчи)
Не каждого из нас уводят к югу,
Который год переживаю вьюгу,
Замёрзшие Кастальские ключи.

XY

Кто сочинил про фальцет эпохи? –
Что родилось при царе Горохе,
То и осталось сидеть в стручках,
Фистула режет своим азартом,
Звук удаляется за Мелькартом,
Жизнь начиналась безумным мартом,
Или Арахною в паучках.

Град Изумрудный! – колись орехом,
В доме Ипатьева смена вехам,
Как ни кощунственно, шла серпом,
Нынче собором яйцеголовым
Перерастает свою полову,
Над возрождающимся гербом.

Царство скоромное, лубяное,
Где там узилище ледяное? –
Холодно после иных палат,
В цвет попадаешь, теряя юшку,
Либо Раскольниковым – старушку,
Либо законно, смотри - Пилат.

Ссылка давно на зубах навязла,
Только куда подевать шлемазла,
Уговорившего семь сорок
Каркать в лесу на манер кукушки,
От лесопилки повсюду стружки,
И бурундук, точно твой сурок,

Лезет под карканье в буреломы -
Царско ли сельской искать соломы,
Красить ли зебру от носа до... –
Хвост – это то, что важнее гривы,
В фас или профиль – полёт Годивы,
Ластокукушкинское гнездо.

Сирые звуки почти до визга,
Фиоритура не знает риска –
Не получается – подпоют,
Главные ноты уже в законе,
Дерево кончилось на иконе,
Хочется денег – построй приют.

XYI

Посвящается К.Р.

Странноприимная богадельня,
Пишешь - Коломна, читаешь – Стрельня -
Римское. Монастырь. -
Кто-то кого-то водил куда-то,
Тот, кто сегодня персона грата –
Завтра возьмёт псалтирь

И отрешится от славы, скачек,
В первую очередь – меньше стачек
Будет в его судьбе,
Море народное – хмель да суши,
Здесь под платочками Маши, Луши,
Бывшее кэгэбэ.

Вот ведь куда занесло служаку –
Дети давно не нужны Жан Жаку,
Деньги кончаются, как ни жмись,
Филин и филер – друзья по классу,
В урне опять подожгли пластмассу,
Пахнет чужая жизнь.

Прелые листья вокруг часовни,
Где-то поблизости долг сыновний
Переживал К. Р. –
Вовремя в море коньки отбросил –
Если не в море – стояла осень,
Как разделенье сфер.

Осень в июне? – закату тяжко,
Впрочем, поэту сия промашка
Даже почти к лицу –
Ну, говорил, что уйдёт под осень –
Мы то и дело у бога просим
Сладенького к концу.

Не получается – город чёрен,
Башня страшна, божий люд проворен –
Что сотворишь – сожрёт,
Вот что, пожалуй – на окнах – створки,
Все твои опусы – оговорки,
Глыбы пустых пород.

XYII

Реинкарнация подобна
Фантазии, больной зеро –
Где пир души – там место лобно,
И орошаемо щедро –

Не буду говорить о влаге -
Отдавши дань порочной тяге -
Снижению любых высот,
Не заявляю о пропаже,
Поскольку все мы персонажи,
И выход наш – на эпизод.

Скажу ещё – вопрос не в такте –
Что остаётся нам, от нас? –
Зияет дырами Парнас,
И некому курить в антракте.

XYIII

Что крысе – стены лабиринта? -
Когда ни сыщется изъян,
Она, как Шри Ауробиндо,
Что сном и духом обуян –

Уйдёт, вернётся в кладовую,
И стен поверхность неживую
Пометками испепелит –
Когда есть выход, клетка – благо,
Свята, что русскому – Гаага,
Где голубь мира загулит... –

А мы его туда – в запасник,
Никто не сыщет среди стен,
Что крыса жаждет перемен,
И Минотавру – вечный праздник.

XIX

Ты потерял свой прежний пыл - грядущий день тебе простил,
Когда заранее простыл, и скрыл и запил.
Свисти, залётный свиристель... -  цвести? – но в яблоках постель,
А впрочем – на тебе метель, в замену капель.
И мост не только разводной – и ключ уже перекидной,
И часовщик, как неродной – опять фотограф,
А я ему писал, пишу, то ин май шуз, то ин май шу,
Меняю лапник шалашу, врёт аэрограф –
Под слоем краски – селенит, его не мучает ринит,
Чахоточный огонь ланит спустился в перси,
Но ниже рёбер – ни-ни-ни, верёвочкой перетяни,
Не до потерянной родни – ушла на мерсе,
А ты шестёрочкой вдогон, что метанол, что эстрагон,
Гони на скотный двор вагон, тряси подбоем,
Гусары дам не берегут, им с пьяных шар любая гут,
В разлив не радует закут, хана обоим. -
Ни ты не выйдешь на круги, ни я не сдюжу роль слуги,
Возьми смазные сапоги, приставь к портрету,
Ни ножки девичьей в полях, бальзаковеда в соболях,
Одни статисточки в ролях, а ну их в Лету...

XX

За каждую шутку ответишь, мальчишка –
На дереве птичка, на холмике вышка,
А если до донца тебя поскрести –
Найдут ли копытце, где рыбка с лягушкой,
И купол в потёках, и чучелом, тушкой
Помашет Эрато с последним прости. -

Та песня по горлу, финалу спектакля,
С углами понятно – что в центре пентакля? –
Не дерево, не человек, не металл –
А что же тогда, если место не пусто,
Прикрыв темноту многословием Пруста,
Я вижу не камень, не плод, но кристалл.

Обычно в пространстве качается лодка,
Пока по краям не застынет решётка,
Придуманным прошлым уснёт полотно,
И лодку заменит фонарик, монада,
Какой-нибудь символ от рая и ада,
Но чаще – юла, или веретено.

Отсюда легенды, что все мы – уснули,
И только вода из пентакля Бернулли
Течёт и течёт, побери Гераклит,
Не всякая свечка - сестра холокоста,
И я досчитал бы кукушкою до ста,
Но всё-таки – что за кристалл туда влит? –

Как только представили в центре живое,
Пентакль обращается чёрной вдовою,
Решётка – ну чем не портрет Немезид? –
Одной маловато, и след – не медвежий –
Чудное копытце водицею свежей
Наполнило ямку, козлёнок бежит...

А мы – остаёмся, и в центре ловушки
Огрызок от яблока, крошки пирушки,
Папирус, стеклярус, кохау, рядно –
Кристалл – вещество из желаний и лени,
Игра в поддавки, генокод поколений,
Мечта идиота, слепое пятно.

XXI

Прощальная песенка Пьеро

Стремителен полёт – падение мгновенно,
Избыточна любовь, и потому слепа,
Подобна февралю любая перемена –
Постыла, холодна, на радости скупа...

Придётся привыкать – сжиматься, не меняться,
В комочек, валидол, не сахарный песок,
Мелодия одна, и эхо вариаций
Как ленточка, змея, ошейник, поясок... –

За маской не лицо, но следующий облик,
За ним – ещё один, угрюмей и темней,
Я вспомнил о тебе, и точно призрак обнял –
От прошлого у нас песок и сад камней.

Хорошая была прогулка над обрывом,
Я то читал стихи, то сказку сочинял,
Беспечный летний день, лишь он и был счастливым,
А далее -  полёт – падение в провал.

XXII

Арлекины, голубки и девы,
Бедняки, короли, королевы,
Семимильные туфли, рога –
Нарисованы чётко и ярко,
Даже тень от свечного огарка
Детской памяти так дорога -

Там души непокой, благородство,
Всех злодеев лукавое сходство
И героев пленительный ряд –
Нет волшебней страны для ребёнка,
Чем драконьего сна перепонка,
Чем идущий в атаку пират,

Флибустьер, капитан угнетённых,
Ничего, что мы в чувствах смятенных
Возвращаемся в мир за стеной,
Вырастаем, читаем другое,
Вспоминаем, когда за рекою
Возникает туман ледяной.

Как рассыпчат песочек на этом,
Уходящем в туман берегу,
Отражённым касается светом,
Я напрасно пришёл за советом -
Даже голос узнать не могу.

XXIII

В перехлёст наши судьбы – узора
Не создали - раешник и муть,
Эту нить проспала Терпсихора,
И мелодию вспять не вернуть –

Там уже пересохшее русло,
В лучшем случае сброжено сусло,
И Харон приготовит вино,
И ни горько коснуться, ни сладко,
В нашей чаше всё больше осадка,
Для гаданий не надобно дно –

Что случилось бы – то не случилось,
Это значит – не ты мне приснилась,
Я ошибся, игра не сошлась,
Почему ж по ночам я тоскую,
И тобой называя другую,
Всё пытаюсь понять эту вязь…

XXIY

Как сомнительна ткань приговора,
Как расшатан закон мировой,
То ли шапка не выдала вора,
Прохудился мешок эгрегора,
То ли в прорубь ушёл с головой -

Отменяя грядущее – так ли
Возмущался сюжетом в спектакле,
Что хотел поменять всё подряд? –
По цепочке – нет горя без дыма,
Как без первого – третьего Рима,
Потому и огни не горят.

Отчего причитал побирушка,
У сказителя горлом шла юшка,
И кликуша побился, затих?...

Как расшатанной формою стих.

XXY

Подари мне надежду без веры,
Или долгую жизнь без любви –
Так луна, не создав атмосферы,
Распадается на эфемеры -
Ты Арахну, Атлант, придави

Опустившимся сводом небесным,
Городским сумасшествием, местным
Отделением жёлтой чумы –
Лихорадочной жаждой наживы,
Оттого-то мы всё ещё живы,
Что пока не набили сумы.

Прикоснёшься – верёвочка липнет,
Под ногой половица не скрипнет,
И не страшен огонь наяву,
Суетятся, горят неофиты,
Отрезвляет глоток аква виты,
Объясни – для чего я живу…

XXYI

Подойди за ненужною книжкой,
Зацепись мимолётным словцом -
Наша связь будет мелкой интрижкой,
Как роман со счастливым концом,

Словно сказка, где спит Василиса
На печи у старушки-яги,
Прекрати – ты плохая актриса,
Испеки на послед пироги,

Я звонить через год перестану,
И высчитывать – вдруг не одна? –
Так персты окунаются в рану,
И желают проникнуть до дна,

Вот и дно, дорогая – начало,
Растворилась песчинка, упала…

XXYII

Торгую символом свободы! –
Не факелом – как сажа своды -
Весами, аквой на разлив,
Цикутой, коль достала ссора,
Переживаньем разговора -
Не мешкай – я не терпелив,

И что останется – потрачу,
Куплю вина себе на сдачу,
Могу занюхать рукавом,
Я спал в одёжке, ел руками,
Мы не сошлись материками,
В возвышенном и половом,

И так свободны, что навылет,
Направо – Шура гири пилит,
Налево – примус, керосин -
Невесело и беспощадно,
Как размышление в парадном,
Как «замечательный грузин».

Свобода – ночь, она бесовка,
Преображается так ловко,
Что не узнать, не овладев,
Жена, троллиха, великанша,
Вдова, что требует реванша... -
Беспамятства разверстый зев.

А на весах – то сыр, то масло,
Попробуешь добавить прясло -
Нечаянно сломаешь зуб,
И небо, точно капучино,
Бежит под факел беспричинно,
Как кур в ощип, как муха в суп.

Так вот он – символ – ржа и пена –
Что оказалось неизменно,
То никого не привлекло,
Не зеркало о рамку билось -
Но одиночество случилось,
И прошлое заволокло.

XXYIII

Смирись с течением потока –
Не стоит гнать природу вспять,
И забывать закон урока –
Всё повторяется опять,

Но только хуже, много хуже -
И выбор плох, и выход сужен,
Течение? – скорее – лёд,
Верёвчатая переправа,
Когда не лёд – под нами лава,
Всплывающие точки нот.

И всё же – не круги, не сферы –
Как поучают резонеры –
Ни возвращений нет, ни вод –
Сбегающий небесный свод.

XXIX

Мне холодно... и жизнь темна,
И эта темнота прекрасна,
Поскольку всё ещё видна,
И большей частью безучастна,

Там нет Геенны и завес,
Там – буря набирает вес,
И мчится, космами клубясь,
Позёмки подступает бязь,

И глина – сиречь немота,
В моём сужается кругу,
Шипит прибой на берегу,
И листья сыплются с куста...

Нет холода для темноты –
Лишь мы, и отмель, и кусты.

XXX

..А здесь вода нетороплива,
И в обмелевшей чаше спит,
Ни в ночь не ведая прилива,
Ни в день не слушая харит,

Но изливая безмятежность,
Как Эос – девственную нежность,
Не то – закатную тоску –
Зависит – сколько в нас разлуки,
И сами мы – что акведуки -
Ткань метроному и песку.

Но краток миг – оазис хрупок,
Спугнёт покой любой поступок –
По косогору лишний шаг,
Змея, ползущая в овраг.

XXXI

Невесел день – промозгло, сыро,
Когда б сию картину мира
Взялась описывать хандра -
На царство бы подсела немочь,
И, стырив под раздачу мелочь,
Певцом помойного ведра

Проныла о всемирной скорби,
О том, что, как крыло ни горби -
Полёт подобен киселю,
И не спасёт огонь камина -
Согревшись – трескается глина,
Но я – и этот день люблю.   

Он собирает всё былое,
И жизнь Кащеевой иглою
Истаивает - словно тлен
Под сумерки, тиха, не ярка -
Так моросит, как будто Парка
Ткала последний гобелен.

Всё это -  вальс, вершин круженье,
Воспоминаний ворошенье,
Иллюзий палая листва,
Свободы гибельная повесть,
Предел желаний, вихорь, то есть –
Переживание родства

С несовершенным и отжившим,
Но каждый день боготворившим -
На камни выпала роса,
Верёвочка давно из пепла,
И память в сумерки окрепла,
И близких слышу голоса. –

А то, что день почти бесплотен –
Немного соткано полотен,
Запечатленных в облаках,
Ненастье – те ещё пастели,
За ними слякоть и метели,
И речь о всяких пустяках...

XXXII 

Немного соткано, и собрано – немного,
Как будто над костром стоит тренога,
И скоро закипит ночной чифир,
И дым – в глаза, порывисто и едко,
Обуглившись, выстреливает ветка,
Колеблется и засыпает мир.

Не хрупко ли? – и сумрачно и хрупко,
Так тлеет не табак – сгорает трубка,
И губы обгорают, и гортань –
Воспоминаний мало для опоры,
Скудеет голос фауны и флоры,
И, ежели послышится  - «восстань» -

То – некуда, все нити центробежны,
Царят узлы, навязаны прилежно,
И расстоянье пропастью растёт,
Не паутина – звёзды и планета,
И только бег покинувшего света
Касается оставленных высот.

В трубу ли протрубил волшебный зодчий,
Слились ли ноты в Морзе многоточий,
Распался ли в тайге метеорит –
Ни леса, ни кустарника, ни моря,
В начале и конце любых историй
Пространство обязательно горит.

Я начал сомневаться в каждом шаге –
Доверю ли смятение бумаге? –
Попробую – бессмысленность, тщета
И действия, и лучших побуждений –
Мы просто -  имитация растений –
Случайное подобие креста,

Но не пентакль, и не ружьё в спектакле,
Скорее – ржа, узорами на пакле,
На конопле, крапиве, череде –
Морская соль слагается в кристаллы,
Подземные обрушивая залы,
И мы уподобляемся среде.

XXXIII

Переменились цели, и движенье –
Теряется, не обретая смысла,
И память, что таблица умноженья,
Случайные выхватывает числа -

То – деревце, прижатое к обрыву,
Погожий день в тайге, у родника;
И – женщина, у зеркала тоскливо
Запоминает жесты двойника,

То – школьный бал, и папина партнёрша,
Учительница, нет и тридцати -
Жизнь сбудется мучительней и горше,
Как будто в свет ей некуда идти...

И я не понимаю – что дороже –
Ушедшее, иль – что ещё тревожит...

XXXIY

Центон

I

Темна колодезная влага,
И ворот бьётся и скрипит,
Дверной проём – что след от флага,
Но – бой окончен, враг разбит,

История давно уснула,
На стенке тень, как спинка стула,
Воображенье бередит,
И тонет за чертою света,
Как беззаконная комета,
Как детских страхов кондуит...

..Ни ряби по воде, ни блеска –
Черна языческая фреска,
И ночь колодцем проросла,
Расплескиваясь из угла.

II

Колодезной водицы темнота,
Падучих звёзд двойная высота,
Заросший после вырубки распадок -
Створоженная облачность низка,
И свет луны – как промельк языка
Из области фантазий и загадок.

Качает зыбку северная страсть,
Колодцу дальше некуда упасть,
И он растёт, как маятник – на взмахе, -
Иль облако склоняется над ним,
И в темноте становятся одним
Вода с небес и та, что спит во прахе.

Не воды нас объемлют в темноте,
Но шум дерев, и время на черте
Безмолвия рискнёт остановиться,
Как в облаке невидимая птица.

XXXY

Мойре – довязывать свой чулок,
Будущий Ку-Клукс-Клан,
Или – Декарту делить пирог,
Джойсу – писать роман,

Всаднику – выучить баттерфляй –
( конь покосился блед),
Или котлеткою де-воляй
Выпачкать старый плед –

Лаской прискучил, ни бэ ни мэ –
Трогай, не трогай – стар,
Или на сцене, как в буримэ –
Девушка и гусар –

Девушка?! – рядом!? – скорее в сад,
К Мойре, творить погром –
Смоквой плоды в паутине бдят,
Вырублены пером.

XXXYI

Религия

Куда вы дели вывеску – «Содом»? –
Какая тля командует парадом? –
Почти благонамерен, что Прюдом,
Не ожидал пересеченья с адом

В такой близи от благости мирской,
Придавленная местным колоритом,
Как яблоком, иль выпавшей доской,
Страдающая энтероколитом,

Лежит долина, шире поперёк,
Чем женщина, торгующая салом,
И ей жара поставлена в упрёк,
Как та харчевня справа за вокзалом,

Которую сам чёрт благословил! –
На вывеске ни краски, ни чернил. 

XXXYII

Нет выбора у падающей капли –
Ну разве что исчезнуть по пути,
Лягушкой стать, пером орла ли, цапли,
Иль дымом... По сусекам поскрести –

Дотянешься дугой Кориолиса,
Как ласточкой, поверхности пруда,
Но ты не капля – лагерная крыса,
Родившаяся позже, чем тогда ... -

Падение – единственная норма -
Как звуки выбиваются из горна,
Так остаётся зависть к облакам,
Не спрашивай – направо или влево,
Впивается корнями наше древо,
И тени пробегают по рукам.

XXXYIII

За каждой просьбой следует приказ –
Кто будет против – тем отключим газ,
Всем остальным подарим по морали –
Не торопись, не верь, не говори –
Пока не подцепили изнутри,
Не выкрутили горло по спирали.

Не к Загсу ли подъехал лимузин? –
Как устарела песня про кузин,
И слово подзабылось, ну да ладно –
Пока в Европах царствовал борей,
Мы с другом наловили снегирей -
Невесело, но менее наглядно,

Чем разводиться через двадцать пять,
Давно ли вместо гнёздышка – Припять? -
Давным-давно, как пели в водевиле,
Стучат в окно, и просто так – стучат,
Оставь надежду вырастить волчат –
На Третий Рим не напастись идиллий.

Не проза наша жизнь, но документ,
Мгновение прошло – лови момент! –
И пользуйся великими правами –
Водительскими – встанешь на учёт,
И точно в жёлтом доме припечёт -
Лисичками, наркозом, островами...

Не помню – кто и что меня спросил,
Заварен от простуды девясил,
Не помню – что ответил, до свиданья,
Но год прошёл, как пытошный приказ,
И готикой раскачивал рассказ
Окрашенное в сумрак мирозданье.

Забвение – не метод, но порок,
Когда на части делится пирог –
Мы выбираем то, что выбираем,
И большей части более не съесть,
Но меньшая – смотри, какая честь! –
Обугливаясь, делается раем.

IXL

Остановиться рад – но не случилось,
Не падшими оправдывая милость -
Теорией абстрактного добра -
Скорее всё же прихоть и причуда
Создали содержимое сосуда,
А не мифрил и дождь из серебра.

В сметане ложка, или свет в окошко –
На Украине все мы понемножку
Начнём скорбеть о сале и маце,
А на Урале – не поднять бы лёжку,
Спросонья – что взбредёт медведю в бошку? –
В конце концов – бессмертье не в яйце... –

Два кандидата – аква и иголка,
Так на спектакле выглядит двустволка –
Поди пойми, что выстрел – холостой,
Курок заело и отпала мушка,
Зажмурилась от ужаса наружка,
А ты – в деревню, точно граф Толстой –

Там в борозде ларец ищи оралом,
Пока вода не станет покрывалом,
Пока игла не выйдет из ушка,
Перемудрили с Ясною Поляной,
Как некогда в одной пустыне с манной,
Как с пищей для ума и для смешка –

Кто вышел рылом, кончился подбоем,
Жалейкой, барабаном и гобоем,
Талантом, или желчью без границ –
На переплёт шагреневую кожу! -
Беспамятный, сумняшеся ничтоже,
Тасует сумму мнимых единиц –

И ни одна из них не воплотилась –
Куда же мне теперь, скажи на милость,
Растратить всё, что я, как скопидом
Не раздарил, не растерял, не продал -
Чадит слепая статуя свободы, 
И дым плывёт, подёргиваясь льдом.

XL

Характер есть у каждого, вот мой –
Терпение, и тут же – нетерпимость,
И что когда-то было бы тюрьмой –
Не так давно почти необходимость,

Тот якорь, не пускающий уснуть,
Та нить, что улететь не отпускает-
Когда ты нужен хоть кому-нибудь -
Твоё существование не тает,

Ты негодуешь, радуешься, ждёшь,
Надмирная бесстрастность за порогом,
И лес прошедшим летом непохож
На прошлогодний снег, и эпилогом

Никак не завершается судьба,
И жизнь идёт – прекрасна и груба.

XLI

Как механические соты –
Архитектура изнутри,
Там набирает обороты
Клаустрофобия зари,

Там арматуры паутина,
И квинтэссенция хитина –
Бетон и стекловолокно,
Антенн редеющие пряди,
И богомолами в засаде –
Машин подземное панно.

Не мёд разлит, но мешанина
Из человеческого сплина,
Вещественный полураспад,
Ещё не ад, уже не сад...

XLII

Куда мне выходить из речи? –
Из музыки? – Из тишины? –
Очарования далече,
Всё глуше вспоминаний вече,
Иные вовсе не слышны...

И я при встрече удивлённо
Смотрю на пятую колонну -
Не узнаю былых высот -
Какие-то чужие ноты,
Пустые восковые соты,
Полынь, крапива и осот.

С чего так горько, жжёт и вяжет? –
И что семь чувств ещё расскажут? –
Коснёшься неба – а потом? –
Ну – музыкой, сухим листом...

()

К чему в умеренных широтах
Искать полярные круги –
Вся музыка осталась в нотах,
Влюблённость –  полуоборотах,
Слепая ласточка – полётах,
И ночью не видать ни зги –

Но так полого, неприметно,
Уснула в детских книжках Этна,
И странствованье – не по мне,
Существованье тише, тише –
И раз-очарованье ближе,
И ночь на этой стороне.

А что на той? – за старой башней? -
Всего лишь оползень вчерашний.

()

Едва закончилось леченье –
Больной собрался на погост... -
Но есть из правил исключенье! –
Когда ему попался мост,

( и не скажу, что мост – калинов –
не всё вино из тех кувшинов,
что русским духом норовят
перешибить дорогу в ад!) –

Так вот – благое дело – вичка –
Едва не вышибла слезу,
Но – посмотрев, что там – внизу,
Больному вспомнилась привычка –

Жить несмотря и вопреки,
И не переплывать реки.

()

Считай удары метронома –
Так между свойствами генома
Всегда отыщется изъян –
Провал, заминка, опечатка,
То телепатии заплатка,
Не то безумия бурьян.

И я меж них, что скал враждебных,
Ищу спасительных, целебных,
Сквозных течений и морей,
Перебираю свойства, взвеси,
И, как в дурной срываюсь пьесе
В перечисленье декабрей,

Но ритм частит и сердце бьётся,
Как маятник у дна колодца.