Встреча

Все тело было в мыле. Оно даже не покрылось потом, оно его источало, превращаясь в скользкую чешую рыбы, только что вынутой из воды. Руки, грудь, спина, поясница, ноги,…все было похоже на свечу сгоравшую изнутри. Такой себе неудавшийся эффект самовозгорания, как будто пламя, зародившееся внутри, так и не смогло как следует разгореться и было залито количеством воды в десятеро большим чем требовалось для его погашения. Ладони на руках настолько пропотели, что с них капало на пол. Я стоял  в полной темноте, не издавая ни звука, и в такой мертвой тишине даже мое ускоренное дыхание и учащенное биение сердца были слышно отчетливо.
Тот, кто был напротив, не дышал вовсе, и это было еще одно, что пугало даже больше чем само присутствие его. Почему, собственно, «его»? Я не знаю. Наверно из-за отчетливого мужского голоса, или похожего на мужской. Хотя, сейчас я уже не уверен; он звучал так, как звон мечей, встретивших на своем пути преграду, но, не заметив этого, прошедших насквозь; отголоски прошлого, как если бы голосовые связки были непосредственно связаны с глазами – глазами, которые смотрели на этот мир уже сто-двести лет, смотрели и видели все от любви до ненависти, но именно сейчас вспоминали сцены до отчаяния огромных баталий и ярких смертей. И казалось, что пока сигнал идет от глаз до связок, от головы до горла, то немного теряет в силе, намеренно теряет, дабы не поднять на воздух и не разбросать по стене мелкое хрупкое до невозможности создание. И тем не менее, голос этот был похож на звук окружающего мира, на то, что человек не способен создать, на то, что руководит им, и с чем он должен мириться, нравиться ему это или нет. Как стихии!
Он был как все стихии сразу. Все начиналось с воды, затопившей всю силу и сопротивление во мне, как тело крупного рогатого животного, некогда агрессивного и волевого; земля засыпала его труп и засушила, чтобы огонь сжег его дотла, оставив лишь пепел, который ветер разнесет по миру.
Я был хуже загнанного зверя, я был мертвый зверь. У меня не осталось даже предсмертной агонии, я четко осознавал, что не смогу убежать: тело отключилось и не будет слушать команды мозга, буду просто стоять, не сдвинусь с места, ожидая лучшего исхода для себя, но разумом предвидя худший. Кристальный фатализм и надежда о спасении – две самые твердые и плотные породы на земле, но, тем не менее, вросшие друг в друга.

Ту встречу я не забуду никогда. Точно знаю: ничего уже не будет как прежде. Но второй такой встречи уже не будет. Нельзя войти в одну реку дважды.
Я вошел и берега уже не увижу.
Я вошел…, я в ней…, я не знаю, когда меня позовет ко дну…