Общежитие - из книги Письма

1972 год, время, когда денег мы имели меньше, чем
женщин, а времени – больше, чем денег. Когда казалось,
что мы имеем время, а не оно нас. Харьков, юридический
институт, второй курс. И было лето, и были летние
каникулы, и было почти пустое общежитие, бурсаки-
сокоечники разъехались. С выездом домой я задержался,
т.к. состоял в институтском оркестре, и мы малым
составом подрядились на несколько халтурок, (одна из
них, как ни странно – в ЗАГСе, даже сохранилось газет-
ное фото). Уже месяц на всех наших репетициях появ-
лялась женщина лет тридцати, внешность которой
мне разглядеть толком не удавалось, т.к. садилась она
далеко от сцены, прямо у входа в зал, и исчезала за не-
сколько минут до конца мероприятия. Красавчик Вовка –
клавишник бурчал: – И чего маячит? Я ее месяц окучивал,
результат нулевой. Не выдержал, неделю назад послал
на х… Так ты знаешь, что она мне ответила?! «Мальчик, я
там бываю чаще, чем ты на лекциях и с гораздо бОльшим
удовольствием» И все равно ходит! Но до чего ж красивая
тетка! – Тогда нам, почти двадцатилетним юношам жен-
щины под 30 естественно казались таковыми.
Потом она пропала. Репетировали мы перед каждой
халтурой, и я заметил ее исчезновение, лишь, когда к
рампе подошла какая-то старшекурсница и, окинув меня
изучающим взглядом, загадочно спросила – Ты в комнате
один? Не закрывайся сегодня на ночь. Атавистическим
спинным мозгом почувствовав, что это связано с Незна-
комкой, я ответил, что у меня и сейчас там открыто,
(все мало-мальски ценное я уже сдал в камеру хранения
при общаге, т.к. собирался уезжать домой, да и замок в
двери барахлил, а гитара всегда была при мне). Тем не
менее, отыграв вечером свадебку, получив честно зара-
ботанный червонец,
---------------------------------------------------------
Контрапункт. …интересно, что такую же полновесную
десятку на рыло мы получали за то, что на праздничных де-
монстрациях играли в духовой составляющей оркестра ин-
ститута. Мне, гитаристу, там нечего было делать, но дважды
я получал такой гонорар за то, что, хоть и не всегда к месту,
но с усердием громыхал литаврами-тарелками большого
барабана. Этакая своеобразная плата за патриотизм.
----------------------------------------------------------
и плотно с фантазией «поужинав», я добрался до
койки к часу ночи, напрочь забыв о предупреждении. Свет
почему-то не включался. Сняв только обувь, и отметив
краем сознания непривычный тонкий запах, витающий в
комнате, я рухнул сверху на одеяло. И уже на лету, про-
валиваясь в объятия к Морфею, понял, что в кровати не
один, услышав – Ты что, всегда спишь не раздеваясь?
Как она пробралась в общежитие мимо свирепой ко-
мендантши Дюймовочки и ее дежурных шавок, остается
для меня загадкой до сих пор.
На тот момент я уже успел без особого сожаления
распрощаться с девственностью, и даже кое-что умел,
но, то, что началось потом в комнате №401, моему по-
ниманию тогда, как и моему умению сейчас, было недо-
ступно. Во всяком случае, аскетические, худосочные сту-
денческие койки на такое рассчитаны не были. Наскоро
исправив защелку, и забаррикадировав дверь мебелью, я
бросил на пол несколько матрасов и…очнулись мы толь-
ко днем. По коридору шастало человечество, страшно
хотелось жрать, а в комнате царил конец света, (ожи-
дая меня, она выкрутила лампочку и наглухо завесила
окно одеялом). Джентльменно оставив ее наедине с гра-
фином воды и половым во всех смыслах экс-тазиком,
я отправился по общежитию в рассуждении надыбать
пропитание. Как всегда выручило извечное бабье. Наша
солистка, хозяйственная молдаваночка Дарица, с сочув-
ственным пониманием посмотрев на мой измочаленный
вид и сияющие из глубин организма глаза, молча выкати-
ла полголовы брынзы, лепешку домашнего хлеба и трех-
литровую банку консервированного винограда, (я тогда
впервые увидел эти ягоды, укупоренные целиком, гроз-
дями). На пришедшийся кстати червонец в ближайшем
«гастрике» я купил несколько фугасов, (0,7), «сухаря» с
яркой ранее невиданной иностранной заплаткой на боку.
Тем и питались в оставшиеся день и ночь. Вернее, ночь,
поскольку она так и не позволила мне снять одеяло с
окна. И не было пищи вкуснее, а напитка благоуханнее и
пьянее. За окном взахлеб хлестал дождь, а мы были по-
хожи на двух канонических птиц, случайно упавших на
одну ветку, ничем друг другу не обязанных и ничего друг
от друга не требующих, не интересных ни дождю, ни
миру и ничем не интересующихся, кроме слитных очер-
ков тел в темноте, наслаждающихся неземным  в и н -
н е к т а р о м, божественной  а м б р ы н з и е й   и
взаимной библейской наготой. Более того, первый и по-
следний раз в жизни, проведя с женщиной почти двое
суток, я не только не рассмотрел подробно ее лица,
но даже не узнал ее имени. Она, смеялась, отшучивалась,
загадочно отмалчивалась, и это еще больше заострило
ощущения, укутало нашу встречу тончайшим романти-
ческим флером.
…Ушла так же, как появилась. Я проснулся и нащупал
в ставшем привычным, полумраке рядом с собой только
остывающую пустоту. В дверь уже ломились пацаны,
я пропустил репетицию и пора было ехать зарабаты-
вать очередной «чирик».
Десятки раз потом я смотрел кино и читал в книгах
о непременной, пошлой атрибутике подобных расстава-
ний – прощальной помадной надписи на зеркале, но ни-
когда по этому поводу не острил, не кривился досадли-
во. Потому что знал, – так бывает. Когда снял одеяло
и впустил в комнату дневной свет, на оконном стекле
обнаружил начертанные помадой всего два слова: – Про-
щай! Спасибо! – Больше никогда ее не встречал.

Не просил: – Лечи!
Знал: игра!
Хоть кричала в ночи,
но молчишь с утра.

Виноград, лаваш,
брынза и
баш на баш
там, на дне тоски.

Не смотри туда,
за окошком грязь,
тротуар, вода
в луже – с небом связь.

И сомнений моих,
и догадок блиц –
парафраз двоих
нахохленных птиц.

Тело к телу,
но души врозь,
вдруг завертелось –
враз расплелось.

В темноте дорога
в вечность видна,
мы шагнем не в ногу,
испив до дна

дУши ибо,
но впредь,
Всевышний, спасибо,
что дал нам спеть!

Теперь объясню, к чему я забор отгородил, почему
ударился в эту добрую благодарную ностальгию. Осе-
нью, прибыв на второй курс, и зная, что непременно вос-
последует междусобойчик, я решил осчастливить соко-
ечников сюрпризом. Тем более, что на меня была возло-
жена миссия по закупке спиртного. Вкус приключения и
того самого вина еще был жив, и я потратил несколько
часов, пока отыскал его в стекляшке на Сумской.
------------------------------------------------------
Попутно. В Харькове, едва ли не единственном городе
СССР, где центральная улица не носила имя Ленина, тогда
ходил такой стишок:

Один станок – это станок,
Много станков – мастерская.
Одна б… – это б…,
много б...й - Сумская!
------------------------------------------------
Вино оказалось алжирским, но во время встречи с
Незнакомкой это значения не имело. Однако надо было
видеть лица ребят, его отведавших. А когда я сам под-
нес ко рту стакан, то понял, что его вкус можно срав-
нить только с перебродившим уксусом или «Солнцеда-
ром». Было такое крепкое 20-градусное вино, с осадком
в палец на дне бутылки, тускло-смолянистого цвета,
которым, уверяли знающие люди, можно было травить
негров, если развести из расчета литр на бочку воды и
разбрызгивать над Африкой. Еще долго после этого я
не сомневался, что мне подсунули брак. Теперь понимаю,
вино и место были все теми же. Даже время не сильно
отстояло. Каких-нибудь пара месяцев. Сейчас мне ка-
жется, встреть ее тогда, после каникул, все равно вкус
вина был бы другим. Почему – не могу объяснить.

P. S. Объявление: «В связи со смертью чувства,
сдается пустая душа»