Избранное 2000 год
И праведность, и грешность – всё в могиле
моих родных, моих родных.
И в мире нет заклятия иль силы
мне их увидеть хоть на миг.
Лишь в памяти, во мне ещё хранятся
ваши слова, движенья, вечный облик.
В миру ютится наша бедная крупица,
путь избывая нашей горькой доли.
Я верю, что со мной вы, в доме, рядом
и знаете, печалясь, обо мне.
Иначе это бы коварство только адом
могло измыслиться. Но что – ему я на земле.
Недолго, скоро – и меня не станет.
Так что же дальше ожидает нас?
Как воздаянье, встреча грянет
иль небытья прострится час?
26 января 2000 г.
СЛУЧАЙНОСТЬ II
Случайности несёт по парапету,
подобно манне, сеются с небес.
С наивностью за чистую монету
их подбирает человечий стипль-чесс.
Взрываются в туннелях, лабиринтах
и кляксят жизнь и рвут её в куски.
Их пятнами и шрамами покрыты
кружим фарватером случайности реки.
Кто заправляет, крутит, открывает
сей вечный двигатель и где он – лототрон?
Кого от скуки происшествьем забавляет
с начала, вдоль и поперёк времён?
Мозаики, майолики и фрески…
Остановись – и лучше помолчи!
Твоих случайностей следы и арабески –
твоего исхода неслучайные ключи.
Что псевдомудрые советы и ответы
случайности иголкам и крюкам?
Стихи случайны! Строфы и куплеты
творят случайно (чей же?) тарарам.
Случайности бегут по парапету,
стартуют в небо и ныряют в океаны.
Случайности – одни по белу свету –
его властители, рабыни и тараны.
начало февраля, 2000 г.
ПАМЯТИ А. ПЛАТОНОВА
Куда стремишься, одинокий тепловоз,
беззвучно рельсы под собой перебирая?
Кому, кому загадан сей вопрос
в звездах забвенья без конца и края?
Ты сбросил гнёт задрипанных вагонов,
не сомневаясь, ожидая крыльев,
чтоб путь подъёмов, спусков, перегонов
окончился, как кончилась Россия
Платонова и паровозных мастеров,
механиков, теплушек, эшелонов
среди тобою завоёванных годов
к удобству новых пассажирских миллионов.
Полки свободных лошадиных сил
взнесут тебя в объятья поднебесья
и там ты вспомнишь сердце, что забыл
в земле путей, мостов и чёрнолесья.
Твой обтекаемый, стремящийся болид
один-один до бездны поворота.
Уверен будь – не будешь мной забыт.
Уйдём и мы, куда ушла пехота.
4 марта 2000 г.
ЭПИДЕМИЯ ЖИЗНИ
Эпидемия жизни – одна существует.
Пред чем тут благоговеть?
Бог и религия – одна ложь всуе.
И вольно бороться или скорбеть.
И то, и другое – пытались веками
с жизни токсином в безумной груди
вершить справедливость своими руками,
но трупы вставали на крестном пути.
И нет, и невозможна панацея,
а скит или йога – паллиатив…
И алгоритм – кара Прометея.
Смерть – эпидемия императив.
А что же жизнь? Фантазия поэтов,
мечты грядущего, творенье бедной мысли
среди убийства. И крови планета.
Пра-виртуальность. Прошлого канистры.
И словно бы вправду, зла эстафета
впрыснута в мир, как месть, Сатаной
и до скончанья данного света
будет катить непрерывной волной
навстречу, уродуя, порабощая
детство и юность, ублюдков творя.
Да. Бесконечна планида земная
и памятник горький – итог Октября.
Скорее всего – материи сущность,
элементарных сонма частиц –
творить из себя величье и мудрость
и повергать их в дерьмо своё ниц.
Что же в мире из антиматерии?
Наоборот? Из дерьма – благодать?
Или такое же в жизни везение?
Ох, как обидно хочется знать!
Или хотя бы из ближних галактик
пришла телеграмма в наш интерне:
«Вы и Земля – отверженный фантик.
Нигде, ничего подобного нет!»
16, 19 марта 2000 г.
ОТ М. ШАГАЛА
Евреи летают в картинах Шагала –
кто мог бы ещё так летать?
Немногим, право, из Давида кагала
такой нищеты дадена благодать!
Лёгкость кармана и лёгкость отчаяния
плюс лёгкость Каббалы чудес
создали основу воздухоплавания
из витебских крыш и небес.
Что притяженье – для воспаренья
грешного тела с душой,
полной восторга и вдохновенья
и хмельно-шальной головой?
Да не иссякнет пламя порывов
на гироскопах волчка.
Да, Марк Захарыч: вечность – счастливым,
если с рукою рука!
4 апреля 2000 г.
ВАЛЬКИРИИ СТИХОВ
Валькирии стихов над головой поэта
плывут грозящее эскадрилией эскорта,
грызут удила в нетерпении ракеты –
давно пора взрывать! Какого чёрта!
Мы уничтожим ****ский кавардак,
пускай взлетают шахты и подлодки
из своих термо-управляемых клоак,
забыв заупокойные пилотки.
Пусть хлынет магмою нутро земного ада,
словно от коллапса Вселенной!
И первобытной радости отрада
ударит в дрожь, Господь, твои колени.
О чём ещё тут можно продолжать,
когда живое слово с неживым.
Уже с пелёнок – должно «понимать»,
как на горшок, желают стать «крутым».
Что делать? Отверзается порог.
Прощанья покидают дом и кров.
Поэтов постигает данный срок.
И реют в Вечности валькирии стихов.
17 апреля 2000 г.
КОСТРЫ
Кто не жег костёр на паркете,
тот напрасно прожил на свете,
тот не чуял муку веков
и своих с дня рожденья оков.
Кто не жёг костёр на рассвете
в поле зимнем, когда в пистолете
оставалось не более двух пуль,
тот судьбы не сворачивал руль.
Кто не жёг костёр из любови,
из петард обиды и боли,
пусть подарит субъекту подарок –
жбан гусиных откормленных шкварок.
Кто не жёг костёр на груди,
точно зная, что впереди,
тот успеет, не зная за чем,
не вкушая вкус бритвенных тем.
Кто не жёг костёр из болезней,
тот не знает, что это полезней,
и дешевле, и проще всем нам,
чем бродить по сермягам-врачам.
Кто не жёг костёр из стихов,
тот счастливей всех дураков,
одураченных скопом в охапку
для их благ, любвей и порядку.
Кто не жёг костёр из трагедий,
не кружил в быстром вальсе с медведем
и не видел двуликого солнца
на загривке лунного донца.
Кто не жёг костры средь Вселенной,
планеты троща, что полена,
тот не намылит рожу квазарам,
красным карликам сходная пара.
Сколько нас не прельщал бы огонь,
надо помнить пап-мамам о том:
не должно у детей быть привычки
чиркать зря зажигалки и спички.
28 апреля 2000 г.
ОЛЕДЕНЕНЬЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ
Оледененье человеческих отношений –
«реформ» самый преступный результат
и омерзенье как явленье,
его гнильё, летучий самосад.
И алчности чума – суть возрожденья
нормальной жизни джунглей и скотов
и лжи над ней глобальное правленье,
к которой каждый до рождения готов.
Одно единственное слово – ПРЕСТУПЛЕНЬЕ.
Пред жертвами всех воен и веков.
Пылать подобно «огненной геене»
должно над скопищем самих себе врагов.
Чтоб не скорбел народ душою без призора –
восстановили затхлость позолоты
от куполов, крестов и до позора
страны, запроданной партийною сволотой.
А где вы, витии перестройки,
карьер карьеры гнавших на костях?
От геморроя честолюбия – в помойку
жизнь превратили. Дали что за крах
не коммунизма – миллион судеб,
повергнутых в водоворот дерьма?
Заранье знали – так и будет.
Большие карлики мизерного ума.
21 мая 2000 г.
ПРИ СВЕТЕ ДНЯ, ПРИ СВЕТЕ НОЧИ
При свете дня, при свете ночи
я знаю, что не развязать
узлов немногих многоточье.
Никто не будет больше знать.
Судьбы не будет окончанья
покуда жив, покуда жив.
А дальше – встреча, расставанье
иль одиночества обрыв?
Предвестье или воздаянье?
Увидишь – что и то, и это.
Здесь нет согласия – в молчаньи.
Загадка – каждая примета.
Огромность истины – негласна.
Непостижимость. Не дано.
Что исключительно – опасно.
Добро – и праведно, и зло.
Какая цель? И кто источник?
На этом свете – правду не понять.
Непостижимость. Из своих же строчек
её пером и край не приподнять.
Ты знаешь, чем чревато заблужденье?
В его прорехах – процветает крах.
У запозданья – крапом исступленье.
Ты думал – друг, а, может быть, окажется вдруг – враг.
По праздничным просёлочным дорогам
идти бездумно к лесу иль реке.
Спасибо поэтическому слогу
в его прекрасно-милом далеке.
6-7 августа 2000 г.
О И. БРОДСКОМ
Когда возникает манера –
это начало конца.
Как мудро, точно и смело,
к лицу для такого лица.
Роди, как дитя, обновленье.
но так, чтоб оно превзошло
достигнутые достиженья
и мудростью мира цвело.
Чтоб были одни афоризмы
невиданной красоты,
сплошь экстирпация жизни,
а формы – как бёдра – круты.
Ты – должен. Ты – призван. Ты можешь.
Не – фраер. Огромный поэт.
Ну, что сигарету ты гложешь?
Дым – это дым, а не свет.
Он – умер. Вы – живы, ребята,
с манерой в крови и перстах.
Как просто. Чинно. Понятно.
И Время – скользит на словах.
25 сентября 2000 г.
… СОЙДУТСЯ ПАРАЛЛЕЛИ
Как сложилось – так и повелось.
Как повелось – так и сложилось.
Цели достигнув, исчезает гвоздь.
Одно событие – и бедствие и милость.
Двуличье, двойственность, двуликость бытия
и однозначность пустоты кармана.
Всё относительно от «а» до «я»
за исключением смертельного тарана.
Здесь воля к жизни разбивает лоб,
взрывая безысходность и победу.
Здесь Время обратиться должно в столб,
хоть бы локально ткнуть в урыльник свету.
Но, очевидно, оно с миром заодно
иль мир его неколебимостью пронялся.
Ему – без разницы: герой или дерьмо.
Лишь бы на том же месте продолжался.
Течение его столпотворенья.
Столпотворение его теченья.
Простёртый плащ исчезновенья.
Буллит с повинной возвращенья.
Себе позволишь – а тебя накажут.
И только изощрённость – признак цели.
Там, где твои, смирившись, кости лягут
сойдутся, наконец, несходства параллели.
И будет памятник – роза любви и безнадёги –
конечный человечий монополь.
Свои у каждого смертельные пороги
и неба милосердная юдоль.
17 октября 2000 г.
НЕВЕРОЯТНО
Невероятно, если посмотреть
теперь на то, что с нами было.
И – бесконечно, сожалея, цепенеть,
как говорят, о том, что было сердцу мило.
Невероятно. Значит, было нечто
иль не было на месте основного.
Такое происходит вечно.
Литература вся – отсюда родом.
За далью далей – не догонишь голоса,
наличествуют всхлипы, отголоски
да поседевшей памяти коса,
да мысли от храненья полуплоски.
Как хорошо бы жить наоборот –
от мудрости спускаясь к неведенью.
Откуда к смерти начинается полёт –
не всё ль равно Судьбе иль Провиденью?
Невероятно, чтобы было так.
Мечты и грёзы рубят подоплёки.
Заложен в нас (кем?) роковой пустяк –
чтоб не скучали в колесе мороки.
Невероятно, что не поняли другие.
А, может, просто и они молчат.
И заблуждаются, давясь собой поныне –
что вектор времени не повернуть назад.
Ну, ну, скажи: «Элементарно, Ватсон!»
Лишь надо в точку упереть каблук.
Лишь надо малость храбрости набраться –
закукарекать, как Суворов, вдруг.
Невероятно. Квазиравновесье.
Остервененья справедливый вой.
Аннигилирует в нём, не родившись, песня
да разбегаются слова наперебой.
30 октября 2000 г.
ПОЛУНОЧНОЕ ЧТЕНИЕ СТИХОВ
Полуночное чтение стихов –
и нету возраста, пережитого тела…
Мне тридцать лет, я – ко всему готов.
Одна глава, рука, стремленье без предела.
Одно дыханье и одно волненье.
Как-будто снова я с самим собой,
не пережившим смерти омертвенье
и словно бы со мной моя любовь.
Такое чудо – чувства, мысли, слова
своего, чужого, снова своего,
поэзии целительного крова,
мгновений, одарений – расцвело.
Плыви, плыви полночи невесомость.
Пари, пари полночи вдохновенье.
Свет в темноте – и есть влюблённость.
Святится доля озаренья.
7 ноября 2000 г.
МНЕ ЖАЛЬ СЕБЯ
Мне жаль себя.
Мне бесконечно жаль себя,
родившегося миру отрицаньем
и потерявшего бесследно, второпях
большую часть стремленья и дерзанья.
Нет прецедента возвращений из раздумий.
Но где они и что творят – кто скажет?
Доводят иль напрасно лечат от безумья
кого-то. Иль в чумном гарцуют макияже?
Как нос майора Ковалёва.
И нуворишами смеются надо мной?
Пускай. У к.п.д. – вселенская основа.
Раз есть потери, значит был и бой.
А победители не получают ничего –
у них, ссылаясь на Хэмингуэйя.
У нас – потери горькое жнивьё,
возможно, - ты, а не твоя потеря.
Кому? Чему? Зачем? Дано.
Как искони заведено, так и ведётся.
Случайность. Просветлено. Затемнено.
Как Провиденью на руку придётся?
Чужая воля – иль отсутствие своей?
Константою стеченье обстоятельств.
Последнее – из прочего верней.
Как и нехватка переменных нужных качеств.
Мне жаль себя.
Мне бесконечно жаль себя,
так как никто меня не пожалеет.
А жалость – хитроумная змея
и точно знает, где всего слабее.
2 ноября 2000 г.
АККОРДЕОН ИГРАЕТ В ПЕРЕХОДЕ
Аккордеон играет в переходе,
ритм отбивает тонкий мокасин.
Мост Ватерлоо висит, висит в полёте,
мост Мирабо докуривает сплин.
Мелодии вечно советских песен
поют прохожим мимолётным под землёй.
А поверху сброд оголтелых околесиц,
нажива мчит зелёною волной.
Эпоха в наших песнях воплотилась.
Великая. Какая быть должна.
Всё лучшее, что в наших душах билось,
что в тебе было, первая страна.
Певцы, поэты и творцы мелодий
схватили дух мечтаний и стремлений
в том историческом противоречий хороводе.
Его не будет у дальнейших втуне поколений.
Аккордеон любим был в том народе –
герой побед, торжеств, вершин.
Мост Ватерлоо машет фермами в полёте.
Мост Мирабо докуривает сплин.
4-5 ноября 2000 г.
КОГДА ПРОСНЁТСЯ ПТИЧКА-НЕВЕЛИЧКА
Когда проснётся птичка-невеличка
и строчка клюнет чистый лист
и памяти с воображеньем перекличка
запустит в дело словосвейный свист,
в поход пойдет поток отдохновенья
и, отоспавшись, затанцует свежесть,
задышит в ритм грудь стихотворенья
свою, как юность, ощущая прелесть.
Ах, блеск завоевания пространства,
когда, как песни, кувыркаются громады
и покоряются чуть созданные царства
и покорению своему до края рады.
Мерцают влагою зрачки счастливых строф
и торжествует каждое мгновенье.
И череда трассирующих строк
запечатляет душу озаренья.
19 ноября 2000 г.
МЫШЛЕНЬЕ СТАЛКЕРА – МЕЛОДИЯ МОЛЧАНЬЯ
Короткий бесконечный коридор,
как корень легендарной Мандрагоры.
И где-то твой припрятан приговор,
как точка легендарная опоры.
Откуда вдруг берётся сталкера судьба
или поэта. Что одно и то же.
Стремленье манит «чёрная дыра» -
нечто несхожее с шагреневою кожей.
Сирень звездит сиреневым и белым,
мечтаний юных наважденья аромат.
А в ноября на плитах дочиста осиротелых
мокрягой листья чёрные хрипят.
В бетоне скрыта сила притяженья,
уверенность, как в старом коньяке.
Эффект определяет точка зренья.
К примеру, взял и растворился вдалеке.
Мышленье сталкера – мелодия молчанья
плывёт, переливается волной.
Преданность и выбор расставанья
и срок неведомый за покером сидят с тобой.
Короткий бесконечный коридор –
она же многоярусная зона.
Кручина гложет безработный ствол?
Пространство, пучность голубого звона.
30 декабря 2000 г.
Свидетельство о публикации №109100503795