Еретик

Венок сонетов
Еретик

Марии с любовью и признательностью

Ключ

И литься строкам, как реке, позволь!
Под сводами готического храма
Я чувствую космическую боль...
Что наша жизнь? Комедия ли? Драма?

Скажи, Мария, может, жизнь и смерть
Лишь стороны разломанной монеты,
И небо плотно, как земная твердь,
А потому Икара страсти тщетны?

Жестоко правосудье трёх сестёр,
Висит безумьем меч над головами.
И я, надевший маску, как актёр,
Обороняюсь от судьбы словами...

Пусть рвёт меня отчаянье на части –
Мы жить не можем без любви и страсти.

1. Молитва

И литься строкам, как реке, позволь!
Склонись, как ангел, над рогами беса,
Близка к вратам разнузданная голь,
И дым от факелов – как тьмы завеса.

Так яростен Дракона красный глаз,
И вновь сливаются в улыбку мухи,
Что на окне живут в полночный час,
Как будто фараонов древних духи.

Сегодня трон слепой Фемиды пуст,
Изида средь песков пустых рыдает,
И с окровавленных Орфея уст
Признание в любви в Аид слетает.

Кто будет жить, хранимый талисманом,
Под сводами готического храма?

Фемида – богиня правосудия.
Изида – истина. См. Прим. к «Имаго», сонет №7.

2. Память

Под сводами готического храма
Живут беспечно звуки древних дней.
Стою я как чужак, адепт ислама,
Как соблазнитель – скользкий, мудрый змей.

Стою, молчу, и снова слышу шёпот
Таинственного мира за звездой.
А под ногами – барабаны, топот...
С иконы смотрят ангелы с мольбой.

А из-под купола сочатся слёзы,
Читаю в каплях прошлого слова...
И пусть мне слышится в ветрах угроза –
Скажи, что стоит на пиру молва?

Опять блестит очами в но;чи Хёль,
Я чувствую космическую боль.

Хёль – богиня подземного царства, царства мёртвых (скандинавская мифология).

3. Обретение

Я чувствую космическую боль.
В мой бред вонзись рукой, моя Аврора!
Я тишина, я тьма, я ложь, я ноль,
Я сон, крадущийся вдоль коридора.

Я твой вампир, приставленный к тебе,
Чтоб разрывать летучей мышью небо
И чтоб не дать упасть твоей звезде,
Хранящей верность, как и прежде, Фебу.

Я был актёр неведомой игры,
Чья роль менялась бесом слишком часто.
Глупец, ловил я зрителей дары:
Играл, наверное, с судьбой прекрасно.

Я видел слёзы в оркестровой яме.
Что наша жизнь? Комедия ли? Драма?

Аврора – богиня утренней зари.
Феб – Аполлон, бог поэзии и пророчеств.

4. Вопрос

«Что наша жизнь? Комедия ли? Драма?» –
Спросил смеющийся взахлёб гимнаст.
В его лице слились Христос и Рама,
И даже тот, кто снова нас продаст.

Лукавый бес, что по ночам пугает
Псов на цепи и юных домовых,
Опять от вида полных лун страдает,
Забвения ища в мирах иных.

Но почему висит мой мир над бездной?
Скажи, гимнаст, скажи, лукавый бес,
Зачем сомненья поступью железной
Смогли войти в обители небес?

А что дороже: злато или медь?
Скажи, Мария, может, жизнь и смерть?

Рама – одна из аватар Вишну, верховного бога индусов.

5. Просьба

Скажи, Мария, может жизнь и смерть
Хранителем души даны не просто?
И дней моих ярчайших круговерть
Закончится не в мраке на погосте?

А если так? А если после – мрак?
Прошу я, Персефона, не тревожить
Мой сон, в котором жив мой кровный враг,
Прошу мою тоску о ней не множить.

Меня ты спросишь: «Кто она? Кто он?».
Я промолчу. Молчать имею право.
И разрешу войти в заветный сон,
Где я умру за веру и за славу.

А может быть, что счастье и вендетты –
Лишь стороны разломанной монеты?

Персефона – колдунья, милосердная супруга Аида.

6. Инквизитор

Лишь стороны разломанной монеты –
Любовь и смерть, забвение и грех...
И есть тепло в моих глазах бесцветных.
Ты знаешь это. Ты ведь сам из тех,

Кто кровь прольёт во славу мёртвой буквы –
Мою, свою, чужую – лишь бы кровь.
Но ты дрожишь, дрожат седые букли.
Прошу тебя всего лишь: не злословь!

Не клевещи! Во власти Люцифера,
В его когтях наш дремлет тихо мир,
Нависшая над ойкуменой сфера
Дарует сон, покой и звуки лир...

И в ад давно открыта настежь дверь,
И небо плотно, как земная твердь.

Букли – пряди.
Ойкумена – обитаемый мир.

7. Сон

И небо плотно, как земная твердь,
И за спиной ещё крыла белеют.
Сияет меч, что тонок словно жердь,
А пальцы от его тепла немеют.

А если чудище восстанет из глубин,
То самое, что пожрало Иону,
Как Тор, я встану гордо перед ним,
Пронзив его мечом, как на иконе.

Оно меня обдает огнём своим,
И я паду, ослабший, как от раны,
Но не склонившись перед злом чужим,
От горечи и слёз чужих не пьяный.

Мои пути для птиц земных заветны,
А потому Икара страсти тщетны.

Тор – бог грома у скандинавов.

8. Сомнение

А потому Икара страсти тщетны,
Что до сих пор так сладок яд земной.
И пусть души страдания бессмертны,
Пусть будет без людей град золотой –

Мы будем каждый пить свою цикуту,
Под шёпот Вельзевула засыпать,
Молить о милости мы станем Брута...
Но своего Иуду будем ждать.

Мой кубок полон. Ждёт внизу расплата.
Толпа площадная, как зверь, ворчит.
Хлебов и зрелищ! Пурпура и злата!
Что делать? Пить? Рука дрожит.

Теперь едино – яд, топор, костёр...
Жестоко правосудье трёх сестёр.

9. Судьба

Жестоко правосудье трёх сестёр,
Они и нить мою давно порвали.
Дыханье Хёль я чувствую с тех пор,
Но Хёль в неведомой для зла печали.

Я видел свет её прекрасных глаз,
И мёртвых губ касался я губами.
Я говорил, и тяжесть этих фраз
Губила странно близость между нами.

Я гладил тихо пепельную прядь,
Когда мы средь снегов и льда лежали,
Сестру Фенрира ласково мог звать
Тем именем, что смертные не знали...

В Вальхалле Один говорил стихами:
«Висит безумьем меч над головами...».

Вальхалла – обитель мёртвых викингов.
Один – верховный бог скандинавов.

10. Палач

Висит безумьем меч над головами,
Суров Фемиды мудрой старый жрец.
Немного времени, собрать чтоб камни,
Мне даровал моей судьбы отец.

Ты – паладин, палач, ты – воин света,
Но что толпе площадной этот свет?
А ночью – факелы, а ночь где-то
Колдун святой, мой друг... А, впрочем, бред.

Когда-нибудь, без свитков и без жезла,
Он по помосту, как и я, нагой,
Лишь с ветошью, что прикрывает чресла,
Пройдёт, как я, освистанный толпой.

Погибнут здесь убийца, лжец и вор,
И я, надевший маску, как актёр.

11. Отречение

И я, надевший маску, как актёр,
Прощаюсь с жизнью этой странной, чуждой.
В последний раз в готический собор
На покаяние войду послушно.

И Асмодей прекрасней может быть
Горгулий древних, чьё лицо ужасно,
Что хочется их взгляд простить, забыть...
Они глядят так странно, безучастно...

Опять моя сбежать успела тень,
И жжётся кислотой вода святая.
Сменился ночью странный, долгий день.
Помилуй душу, Дева всеблагая!

Я Сфинкс, я Озиманд, цунами! –
Обороняюсь от судьбы словами.

Озиманд – царь царей.

12. Ересь

Обороняюсь от судьбы словами,
Я, чернокнижник, еретик и маг.
И фразами, как острыми клинками,
Я разрезаю древний гулкий мрак.

Я нарушал церковные запреты,
И мне прислуживали упыри.
Листал я чёрные от зла заветы
При блеске ярком утренней зари.

Искал безумно философский камень
И жизни эликсир мечтал испить.
Но вот моей ноги коснулся пламень...
А вот заря... А вот и мне не быть...

Вкусил я вдоволь этой жизни сласти –
Пусть рвёт меня отчаянье на части...

13. Огонь

Пусть рвёт меня отчаянье на части...
Пора уже! Гори, гори, колдун!
Я знал, что в мире слишком много счастья,
Я это знал, когда ещё был юн.

Ах, эти шабаши, когда и бесы
К нам приходили, чтобы брагу пить.
Я часто в шкуре был козла облезлой,
И мог с любою ведьмой ночью быть.

Я помню оборотня и лисицу,
Оскал клыков, и дикий вой в ночи...
Гомункула с отрезанной десницей
И шелест книг, сгорающих в печи.

Судите же меня, Престолы, Власти!
Мы жить не можем без любви и страсти.

Престолы, Власти – ангельские иерархии.

14. Пепел

Мы жить не можем без любви и страсти,
И пусть горим, исчезнуть чтоб навек –
Развеет пепел наш морей ненастье,
Оставит время беспокойный бег.

Мы будем, словно мотыльки ночные,
Светить, пусть беспробудна, вечна тьма.
Недвижные, слепые и немые,
Но всё ж способные свести с ума.

Мы – колдуны, еретики, пророки,
Сожжённые, распятые как Бог,
Любовники холодной дщери Локи –
Бурля, поток времён нас смыть не смог.

Стирай свой грим, колдун, окончив роль,
И литься строкам, как реке, позволь.

Дщерь Локи – Хёль.

30 сентября 2009 года