Миг свободы

- Отчего европейцы так боятся смерти?
- Наверное, им кажется, что она может как-то нарушить их планы.
(Из разговора двух индусов)

«История любой человеческой жизни есть история поражения».
Жан-Поль Сартр.




     Падает солнечный свет на стол, медленно ползет по стопкам книг, по деревянной спинке стула, по затертому паркету, по ползущей по нему черной букашке. А за окном шумят машины, слышен людской говор,  воркование пригревшихся на сентябрьском солнце голубей.

      Все было как обычно в кабинете здания Библиотеки имени Маяковского, что находится в Петербурге на углу Невского и набережной реки Фонтанки. Никто ничего пока не заметил…

  В то утро Сергей Свиридов, тридцативосьмилетний библиотекарь проснулся в семь часов. Он открыл глаза и стал смотреть  на потолок – в нескольких местах побелка отвалилась, а ведь еще месяца не прошло со времени последнего ремонта. Волна раздражения охватила Сергея, ведь он затеял тогда этот ремонт чтобы побороть чувство вязкой рутины и духоты в своей душе - но внешнего обновления хватило ненадолго, где-то на неделю и потом ощущение  того, что он задыхается в своей квартире и не может ясно мыслить вернулось вновь.  А теперь еще результаты самого ремонта разрушались на глазах.


    Сергей вскочил с кровати, надел носки и рубашку, прошел в ванную. Из зеркала на него глянуло немолодое уже, некрасивое и небритое лицо в больших очках.

- Боже, какой же я урод! - подумал в миллионный раз Сергей и стал чистить зубы.


    Из коридора послышался скрипучий голос матери: - Помой за собой посуду, в раковине стоит грязная тарелка со вчерашнего дня.

    - Других слов у нее словно и нет, только всякая ерунда,  и из этого состоит моя жизнь: «помой посуду, помой пол, сходи в магазин, не опаздывай на работу, другой ведь ты не найдешь, ведь ты такой дурак  и урод». А ведь мне уже почти сорок лет, а она дает мне чувствовать себя бессмысленным младенцем». Таковы слова матери, которая отыгрывается на своем ребенке за свою нелепую жизнь, которая стала такой по своей  же вине. Из-за ее истеричности ушел из семьи отец, от постоянных скандалов остановилось сердце бабушки, от тонн косметики угасла прежняя красота лица. И за все это она мстит мне, воспитала таким же неудачником, как была сама. Зачем это все нужно? Куда бежать от этой непроглядной духовной погани? В сорок лет поздно менять жизнь.

     Такие мысли в который раз промелькнули в голове Сергея, пока он чистил зубы.

   Он вышел в узенькую кухню  питерской хрущевки и открыл холодильник, чтобы приготовить яичницу. Яиц не было.

- Я не служанка, носить тебе как ишак продукты, я старая больная женщина, - закричала мать.

- Но вчера я принес из магазина десяток яиц, - тихо сказал Сергей.

- Я должна делать косметическую маску, и вообще я не обязана перед тобой отчитываться. Чего ты добился в своей жизни? Ничего. Ты полный ноль. Без моей помощи тебя бы даже на работу в библиотеку не взяли. Ты сгубил мою жизнь.

- Ну, зачем постоянно об этом говорить? – пробормотал Сергей. У матери опять начиналась истерика. Лучше всего было молчать и не возражать ей, тогда ее ярость изъедала себя изнутри, не находя выхода вовне, правда, могла она в такие моменты и избить или  поцарапать.

     Сергей решил скорее уйти на работу. Он размешал в теплой воде две ложки растворимого кофе и выпил его залпом. Не обращая внимания на ворчание матери, прошел в прихожую и стал одеваться. Надел старые не по погоде утепленные ботинки, попытался растянуть  вниз явно короткие  брюки и накинул на плечи затертую кожаную куртку. Взял в руки незакрывающийся портфель и вышел в коридор.

    Выйдя на улицу, вспомнил, что не взял зонт, но возвращаться не стал и отправился на автобусную остановку на Наличной улице.

    Тот же маршрут – десятки лет. Вот справа всегда переполненная помойка, вот у газона шмыгнула из-под ног крыса, у пункта приема вторсырья опухшие рожи.

- Наверное, даже у них жизнь более интересная, чем у меня. В каком-то смысле они свободны,  свободны не бояться смерти и приближать ее, - подумалось Сергею.

- А ты каждый день цепляешься за эту никчемную жизнь. Как робот встаешь, идешь на работу, потом с работы, машинально двигаешь ногами, двигаешь челюстями, так же неумолимо бездушно пульсируют твои кишки, твое сердце. Рефлекторно, не задумываясь, ты круглыми сутками прокачиваешь кислород через свои легкие. И все это зачем?

       Чтобы вырабатывать какой-то ценный продукт своей мысли или перистальтики? Ни первый, ни второй продукт никому не нужен. Тогда зачем вся эта сложная работа совершенных биосистем? Для того, чтобы после работы посмотреть тупое шоу по телевизору или прочитать книгу, которую забудешь через неделю?

   Мне предложено так жить и ждать, когда работа моих систем начнет давать сбои. Тогда вместо просмотра телевизора я должен буду ежедневно таскаться в поликлинику и использовать свои глаза, чтобы рассматривать побелку больничных коридоров и свои уши, чтобы слушать о том, как какая-то бабка или дедка хотели сдать свой кал на анализы, но обстоятельства были против них.

   А потом ты умрешь, и тогда наступит свобода. Но когда это будет? Может быть, через тридцать лет, а, может быть, через пятьдесят. А потом есть ли надежда на так называемую смерть? Ведь попы учат, что умирая мы попадаем  в рай или в ад. Скорее, конечно, в ад, ты ведь не старался  в этой жизни из кожи вон лезть, чтобы стать святым, тебе просто было скучно жить. А значит будешь наказан вновь.

    А восточные религии говорят о том, что человек после смерти перерождается в новом теле. Опаньки! Тоже мне радость. То есть переселюсь в дегенеративного сына алкоголиков из соседнего подъезда и снова буду наблюдать эту хрущевку, эту помойку и юрких крыс, а в качестве бонуса мать-алкоголичку.  И снова буду болтаться как говно в проруби по земной поверхности, пока машина  не собьет, или не отравлюсь суррогатной водкой.  Где же тогда выход?

     Так мучительно призадумался Сергей по дороге на остановку.

    Вот и автобус № 47. Известная полумера: едет только до Стрелки Васильевского Острова, где нужно пересесть на «семерку» или троллейбус №10, которые едут дальше на Невский проспект.

    Сергей садится в автобус, занимает место у окна и медитативно замирает. Приятны минуты поездки на автобусе, это словно путешествие, хотя знаешь каждый метр маршрута наизусть. В эти минуты не надо ничего делать, можно дать волю образам в твоей голове беспрепятственно проплывать мимо, и в то же время у тебя как бы есть цель – доехать до пункта назначения.

     Где бы найти такую цель жизни, чтобы обрести духовную свободу, чтобы жить стало радостно? Цель найти можно, но будет ли она на самом деле целью? Каждая отдельная цель в жизни – ступенька на пути к какой-то главной цели. Обычно это: закончить институт, получить престижную работу, заработать деньги на машину, потом на другую – получше, жениться, нарожать детей и так далее и так далее… Это все ступенчатые цели, по которым, как по камушкам в ручье, ты перепрыгиваешь, чтобы добраться до другого берега – главной своей цели. И вот, добравшись, ты вдруг осознаешь, что все эти цели, которых ты добивался, как и твоя конечная цель это – «Пфук» какой-то, ничто  - одни иллюзии, а правда в том, жизнь твоя прошла,  и тебе пора помирать и превращаться в полный нуль, зеро, из которого ты и вышел.

     Так зачем же ты суетился, бегал туда-сюда, даже и гадости порой другим делал? Все для того, чтобы прийти в то же состояние как если бы мать твоя вместо того, чтобы вынашивать тебя, взяла бы да  и сделала аборт.

    Нет, получается, что цель у людей, как и у всех живых существ одна – умереть. Никаких других быть не может. А тогда, значит, надо взять и умереть, желательно всем сразу. Главная задача будет выполнена, и наступит благодать.

    Когда Сергей доехал до Университетской Набережной, начался дождь. Сергей вышел и побежал на другую остановку. Там даже не было павильона, Сергей стремительно промокал, но вот из дождевой мглы вынырнул автобус и гостеприимно открыл свои двери.

    На работу Сергей приехал немного раньше, чем обычно,  прошел мимо вахты, хмуро поздоровался, поднялся на третий этаж и открыл свой кабинет. Здесь везде на столах лежали кипы книг –  их все надо было «описать», то есть классифицировать, заполнить на каждую специальную карточку, а еще  вбить нужную информацию в электронную базу – работа не из увлекательных. А духота помещения все еще усугубляла.

    Старая карга Рахиль Петровна, с которой Сергей работал в одном кабинете, всегда была простужена и оглушительно шмыгала носом, а потому открывать окно в любую погоду строжайше запрещала. Но теперь, придя пораньше, Сергей решил посвоевольничать и хорошенько проветрить комнату.

  Он открыл тугие рамы, и в комнату хлынул поток наполненного ароматом дождя утреннего воздуха. Сергей вдохнул его полной грудью и подумал: "Вот она свобода, она дает радость. Свобода – единственная радость  этой жизни, а главное проявление свободы  - это возможность уйти из этого мира,  в котором мы всего лишь заложники времени".

    Эта мысль пронзила Сергея, как током. Он засмеялся. Я могу стать свободным, по-настоящему свободным, цельным существом прямо сегодня, прямо сейчас – как бы ни была ничтожна вся моя предыдущая жизнь, я просто должен совершить поступок, и мое бытие станет гармонично, как Бог, создавший меня вопреки моей воле.

Бытие и Небытие сольются. Я поднимусь  на недосягаемую высоту, потому что никакой высоты больше не будет.


Сергей накинул куртку и, оставив все свои вещи на столе, выбежал из кабинета. Восторг охватил его, он бежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, пока не наткнулся на Рахиль Петровну, тяжело поднимавшуюся по лестнице.

 - Сережа, ты куда собрался? – пробормотала она. - Сегодня я попрошу тебя задержаться еще после работы на два часа, ты должен закончить описание новых поступлений из партии медицинской литературы.

- Ты, старая ****ь, Рахиль, будешь описывать свои говенные книжки сама, пока у тебя не отвалится жопа! Я сегодня занят, – прокричал Сергей уверенно, хотя и немного заикаясь, а потом стал спускаться дальше. Рахиль Петровна замерла от неожиданности, а потом заголосила что-то, но Сергей уже вышел на Садовую улицу и зашагал  к метро.

     Через полчаса он уже был на Финляндском вокзале. Дождь закончился, и выглянуло по-осеннему яркое солнце, оно отражалось в лужах на перронах и сверкало в каплях на окнах электрички. У Сергея было отличное настроение. Как красиво было кругом, какие краски окружали его, а ведь в это время он мог сидеть в душной комнате на Садовой и выслушивать не прекращающееся брюзжание Рахили Петровны.


Сергей решил напиться. Он прошел к ближайшему ларьку, заказал двойную шаверму и начал ее есть запивая большими глотками крепленого пива. Настроение еще больше поднялось.

    Когда Сергей допил первую бутылку, то взял еще одну, открыл ее и сделал большой глоток.  Потом купил еще три, и положил их в полиэтиленовой пакет, а затем купил еще и полулитровую бутылку водки.

    Электричка на Выборг отходила в 10.03, оставалось еще десять минут. Сергей прогулялся вдоль вокзала, разглядывая витрины магазинов, а потом зашел в тамбур поезда. Он решил пока не проходить в сам вагон, а постоять здесь. Ему всегда с детства нравилось находиться в тамбуре, где приятно пахло шпалами и дешевым табаком, это был запах-предтеча свободы – летнего дачного отдыха и беспризорных прогулок в лес и на речку.

    Сергей смотрел в окно на проносящиеся мимо спальные кварталы города, и прохладный ветер обдувал его бледное  лицо. Он отпивал из бутылки и снова смотрел. Потом дома сменились лесами и лугами, и ветер наполнился ароматом трав и запахом хвои.

    Прошли контролеры, проверили билеты, и Сергей снова всматривался  в эти зеленые дали, и чувство свободы все возрастало в его сердце, казалось, оно тоже прочистило свои поры и теперь вдыхало этот глубокий воздух начала осени.

   Сергей сошел в Комарово. Некогда оживленный привилегированный поселок советских времен жил своей размеренной жизнью. Какие-то девушки везли коляски с детьми в сторону Финского залива. В другой стороне у магазина расположилась группа подростков с огромными рюкзаками – они приехали в поход, на Щучье озеро. В эту же сторону направился и Сергей.

    Он прошел вдоль железнодорожного полотна, приятно пахнущего дегтем, а потом за насыпью свернул в сосновый лес. И сразу тишина и покой окутали его. Он сошел с лесной дорожки и углубился в чащу, проваливаясь в какие-то ямы и канавы, проходя мимо больших муравейников  и поваленных деревьев. Потом, дойдя до бывшего финского блиндажа, сел на пенек  и достал из пакета бутылку водки – открыл ее и сделал большой глоток, затем запил его пивом из другой бутылки и включил плейер – в ушах зазвучала любимая пеня Karma police группы  Radiohead. Сергей закрыл глаза и почувствовал, что словно плывет по волнам этой меланхоличной музыки, он прослушал песню несколько раз, потом встал, еще раз приложился к бутылке, осмотрелся по сторонам. Яркое полуденное солнце пробивалось сквозь плавно раскачивающиеся сосновые ветви, где-то пели птицы, вдали шумел поезд. Сергей посмотрел вниз на землю: там копошились муравьи, тащили куда-то сосновые иголки, капельки дождя трепетали на опавших желтоватых листьях. 

    Сергей достал из кармана крепкий брезентовый ремень, закинул его на достаточно крепкую ветку, а потом закрепил петлю. Сергей отхлебнул еще водки, улыбнулся и повесился.

   В этот миг солнце вышло из-за туч и осветило бездну зрачков остекленевших глаз Сергея. Одновременно это же солнце осветило в далеком большом городе кабинет Сергея в библиотеке, не описанные еще книги, его портфель, оставленный на столе. Сергей должен был сидеть сейчас за этим столом, но его не было… Где же  он был?

    Рахиль Петровна, которая в этот момент запивала свои лекарства спитым чаем, тоже этого не знала.

    А через день  в газетной сводке происшествий за прошедшие сутки появилось несколько строчек, напечатанных мелким шрифтом:

   «13 сентября в километре от железнодорожной станции "Комарово", в лесном массиве, повешенный на дереве на брезентовом ремне, был обнаружен труп 38-летнего петербуржца, библиотекаря одной из петербургских библиотек.

     Мужчина утром 11 августа ушел на работу из дома на улице Кораблестроителей,  около полудня неожиданно покинул рабочее место, оставив в библиотеке личные вещи. На следующий день его нашли повешенным».

   Наверное, мало кто их заметил, но меня они  задели. Поэтому на следующий день я пришел в библиотеку, сел в читальном зале за стол, достал ручку и чистый лист бумаги и стал писать этот рассказ.  А ведь в это же самое время где-то в этом же здании старушки-библиотекарши наверняка судачили о том, что могло «заставить Сереженьку сотворить с собой такое».

    Впрочем, наверное, все происходило не так, как я описал… но ведь могло быть и точно так…