Горячие загробные мысли. Глава 4

4.пространство и время.

Все свое свободное время Женька тратит на копание в голове. Не смейтесь, хоть он и чешет голову до крови под ногтями, но это время отвоевано у одиночества, а значит прожито лучше, чем могло бы быть.
Женька как-то вслух заметил, что «война никогда не кончается», отец подумал, что это рассуждение упорного человека, и снова похвалил сына. Ошибочное толкование слов уже не возмущало Женьку. Он снова взял расческу, и даже не взглянув на отца, стал медленно расчесывать волосы, это и была его «война».
Время в семье делилось на время до ужина, и на время после ужина. Все разговоры на тему Женькиного блестящего будущего начинались во второй части дня, поэтому во избежание конфликтов спать Женька уходил рано. Да, и что делать в квартире без телефона, компьютера, видеомагнитофона? Книжек, тех которые Женька стал бы читать, отец не покупал. Отец вообще вел спартанский образ жизни, как он говорил Женьке: «я всем для тебя жертвую, для тебя  все»! Отцовское «все» давно означает «ничего». Молча, Женя осуждал отца за его «жертвы», и по ночам желал ему долгой смерти.
Развивая дядину теорию о перемещениях во времени, он дошел до того, что решил, что отец его уже пережил свою смерть раньше времени. Он уже пропустил её через свое сердце, а значит он мертв, и не знает об этом. Сам же Жэка решил, что никогда не будет переживать смерть, а значит: готовил для себя вечную жизнь.
Двухярусная Женькина кровать, служила заодно еще и свалкой всяких бесполезных отцовских вещей, накиданных на второй ярус. После развода с матерью, которая стала принимать наркотики, он не мог больше ничего терять, оставлять, бросать…
Вскоре после развода Женина мать умерла, не оставив после себя абсолютно ничего, кроме памяти. Склонность к навязчивым фантазиям, которыми страдала мать, передалась и сыну, который замкнулся в себе; отцу досталась только скорбь и вина.
Связанные стопки научных и педагогических книжек лежат во всех углах квартиры, как пустые бутылке в квартирах алкоголиков. Редкие гости то и делали, что запинались. Стопки, перевязанные коротеньким шпагатом, а то и посеревшим от грязи бинтом, как раненые солдаты лежат, прислонившись к стенкам квартиры, то там, то тут.
Когда-то давно, в раннем детстве Жене нравилось смотреть на отцовские книжки, разглядывать их. Наверно, это происходило неосознанно. На манер отца он вкладывал закладочки, перелистывал книги от корочки до корочки, особенно долго вглядываясь в последнюю страницу. Как-то в его присутствии взрослые сказали, вот дочитаешь до последней страницы и все поймешь. Может поэтому, он так подолгу всматривался в последние страницы книг, постигая их. Впрочем, что он мог понять, когда и читать еще не умел. Только и делал, что подсаживался к обложенному книгами отцу и указывал на буквы «А».
Вячеслав Николаевич из-за недостатка места в квартире, работал в гостиной, в то время как мама, которую папа втихушку называл стервой, чаще всего лежала в спальне постоянно «досматривая» мыльные оперы и (тоже втихушку) попивала портвейн.
Надежда семьи обитала в клетушке три на три с половиной метра, еще больше стесненной книжными шкафами, навесными книжными полками и книжными… В общем, вы поняли, что Женю доставало больше всего в неуютной квартире, хитро запрятанной в арочном комплексе между домами.
Вернемся к регламенту, существующему в доме. Итак. Проше всего составить расписание матери. Каждое утро начинаеся с ее истерического крика, или с ворчания отца, по поводу запаха алкоголя в кровати. По крайней мере, его тихих возмущений Женя давно не слышит, а вот крик Елизаветы Васильевны, наверняка слышит половина соседей, которая на тот момент еще не успела покинуть подъезд. Далее легкий завтрак, легкий подзатыльник матери «и чтоб хорошо учился», долгий взгляд, который кому-то точно понравится, но не растеряхе сыну, который, спасаясь от него бегством, оставлял дома половину канцелярских принадлежностей, необходимых в школе.
Далее у Жени некоторый пробел в знаниях о домашнем распорядке. Позже он его еще восполнит. Вечером – самым банальным будет увидеть упитую мать, в позе открывающей ей портал в нирвану, а точнее, наполовину взобравшуюся на кровать, зимой в одном сапоге, а летом и совсем в непристойном наряде, впрочем всегда соответствующем выбранной позе.
 Женину мать какое-то время можно было бы относить к простым модницам, но, зная развитие сюжета, и даже судя по выше сказанному проще назвать падшей женщиной, короче проституткой.
Отец постоянно зарабатывал деньги и в его расписание вообще можно не заглядывать. Усталость читается в его глазах, усталость загнанной лошади, или  скорее коровы, больной губчатым энцефалитом, взгляд которой так и просит пощады, cope de  grace, если говорить высокопарно.
Самое интересное всегда в Женькиной жизни происходит ночью. Ночь буквально выпрашивает откровения, подкупая своей иллюзорной конфиденциальностью. Но не только Женя страдает приступами непереносимой откровенности по ночам. Когда гаснет свет в родительской спальне (Женька тогда уже находится в полудреме), мама-Лиза начинает плакаться отцу, признаваясь в изменах, и все ночные разговоры странным образом кочуют из комнаты в комнату, словно обретая материальные формы, и попадают в подростковые сны.
Очень близко восприняв возможность перемещения во времени Женя считает сны перепутанные откровениями и всхлипываниями, своим будущим, которое он проживает сейчас, как бы отгадывает заранее несуществующие подробности своей будущей жизни.
Мысленно Женя постоянно возвращается к своему раннему детству, или первым школьным годам, пытаясь в них отыскать свои ошибки, за которые на него возложена доля неудачника.

Глава 3.
http://www.stihi.ru/2009/09/30/3163

Главы 5 - 16
http://www.stihi.ru/2010/06/26/2877