16 - е сентября

    16 - е  СЕНТЯБРЯ

Эта ночь под тёплым ветром
веет прелью листопада,
в кроне клёна тихим светом
негасимая лампада
фонаря
      горит, чуть тлея,
           позабытая безбожно,
жизнь последних листьев грея ...

но спасти их - невозможно.


Рецензии
Здравствуйте, Майкл!
Перечитав вчера нашу последнюю переписку, сегодня я набрался смелости и решил поделиться с Вами кое-какими мыслями на тему, которая так или иначе касается предмета уже упомянутого разговора. Помнится, я уже много раз высказывался по какому-либо определённому вопросу (Соловьёв, Ницше, Картезий, И.Б., «Символ и сознание» и пр.), чтобы посредством примитивной небольшой монографии дать Вам хотя бы схематичное представление о том, как я вижу те или иные вещи. По своей сути эти мини монографии ничем не отличаются от моих же рецензий, например на конкретные стишки, поскольку и там и там я всего лишь выражаю свой субъективный взгляд на то, что меня по каким-то причинам волнует. Темой моего сегодняшнего рассуждения будет, как ни крути, но опять-таки христианство. Целью — пропедевтическое изложение. Ведь по прочтении кем-то (я далёк от мысли, что таких читателей много) наших диалогов вполне может создаться впечатление, что оба участника дискуссии, мягко скажем, не в себе, ибо изложенные взгляды — что один, что другой — предполагают со стороны наблюдателя некоторое владение предметом, правильнее даже сказать: ВОВЛЕЧЁННОСТЬ В ПРЕДМЕТ. Так вот, здесь и сейчас мне хотелось бы в максимально схематичной и сжатой форме рассказать о том, как же, собственно, развивалось «теоретическое христианство» в течение этих пресловутых 20 веков. Главная задача — посмотреть на вещи уже под другим углом, где вместо религиозного подхода будет применён уже подход чисто теологический. Ведь если относится к христианству как к учению, то — для более проницательного взгляда — никогда не будет лишним хотя бы мимоходом вспомнить, а что же обо всём этом говорили и думали другие, те, которые думали и говорили на протяжении этих 20 веков. Если бы мне когда-нибудь довелось читать лекции по религии, и темой одной из них была бы «христианская теология», - причём дать представление о предмете нужно было бы за одну, ограниченную по времени, лекцию, - то я рассказал бы в ней примерно то же, что расскажу сейчас Вам. Просто, повторюсь, если подходить к этому как к учению, то с моей стороны будет вполне оправданным дать гипотетическому читателю, - который, возможно, строит своё отношение к этому УЧЕНИЮ в булгаковских или толстовских традициях, или опирается на почти сказочный подход, который проповедует сегодняшняя ортодоксия, - возможность хотя бы бегло ознакомиться с теми «успехами», которых добилась и христианская теология. Ещё одна маленькая ремарка, Майкл: используя понятие «религиозное», мы с Вами, боюсь, подразумеваем не совсем одно и то же. Вы смотрите на это просто как на природное качество, которым, вследствие неразрешимости многих загадок бытия, наделён человек. Я же под «религиозным» подразумеваю всеобщую категорию, которая характерна в первую очередь тем, что все вещи, в которых эта категория не присутствует, с какого-то момента, в сущностном смысле, становятся для религиозного субъекта фантомами. Религиозное содержит в себе два главных момента: а) преобразование себя и всей своей экзистенции согласно тому, как этого требует Бог (в принципе это ничем не отличается от этического, суть одна, только там тебя направляет и судит этическое начало, находящееся всё же в тебе самом, а здесь — Бог); б) вечное блаженство в качестве абсолютной цели (не поняв вечного блаженства, нельзя понять ни значение страдания, ни абсолютную вину - а без них религиозное становится лишь остроумной шуткой). Поэтому Вы уж, пожалуйста, имейте в виду эту небольшую разницу в трактовке религиозного, когда будете читать. Так вот, взгляды «христианства» в ту или иную эпоху, речь о которых сейчас пойдёт, безусловно, содержали оба этих момента и на уровне личности того или иного богослова непременно являлись вопросами религиозными. Ведь религиозное развёрнуто всегда вовнутрь. В той или иной степени теологи (а каждый из них был одновременно с этим ещё и священником, и человеком) определённо пытались действовать сообразно помысленному, но тем не менее их подходы объединяло одно — к христианству они относились именно как к учению, а значит, считали своим долгом бесконечно его углублять, расширять, доказывать и обосновывать. Скажу честно, работа мысли проделана колоссальная! Имеет ли всё это отношение к христианству? Не знаю. Если оно есть учение, то однозначно да. Если же оно никакое не учение, то боюсь, что все это ведёт к ещё большей путанице, поскольку если ты движешься вперёд, выйдя из неверной предпосылки, то твоё продвижение вперёд означает нечто, как раз прямо противоположное. Ведь для начала правильного движения теперь нужно проделать ещё и обратный путь к предпосылке, чтобы её пересмотреть. Но это уже к теме сегодняшней лекции никакого отношения не имеет.

Итак, начнём с самого начала. Хочу сразу оговориться, что любые мои классификации, любое деление на периоды и т.д. довольно условны, и на суть это не влияет.

ВРЕМЕНА АПОСТОЛЬСТВА И РАННЕЕ ХРИСТИАНСТВО

Формально возникновение «христианства» как отдельной религии связано с жизнью и деятельностью апостола Павла. До Павла, даже несмотря на то, что апостолы-современники проповедовали иудеям Благую Весть, всё это воспринималось исключительно как течение внутри иудаизма. И только после того, как ап.Павел акцентировал внимание на главном, - он объявил И.Х. не просто мессией, но Сыном Бога, посланным в мир, чтобы возвестить истину, принять позорную и мученическую смерть на кресте и тем самым (вот загадка!) указать человечеству путь к спасению, причём не к спасению всех оптом, но к спасению каждого по отдельности — «христианство» выделилось в отдельную «религию». Ей богу, Майкл, мне очень жаль, что приходится морочить Вам голову этими кавычками, но их присутствие здесь, поверьте, в большинстве случаев необходимо. Кавычки снимают с меня всяческую ответственность за вложенный смысл. Дальше наступили непростые времена, и было уже не до теологии. Распространение христианства вызвало недоумение, а затем и явное отторжение со стороны языческого мира. Причём ко всему прочему в вину им ставилась, как ни странно, но мизантропия, признаки которой-де проявлялись в том, что они (христиане) молились уединённо. Кстати, первые церкви, то бишь христианские храмы, появились вообще только аж в IV веке. И действительно, на фоне абсолютно открытых в этом смысле язычников христиане выглядели крайне герметичными, что, по природе человека, всегда настораживает. Христиане первых веков просто жили в несколько другом измерении, они были словно под непосредственным впечатлением от недавних событий. Они просто верили в «недавний визит Бога», в Благую Весть, в Царство Небесное, старались не заботиться о завтрашнем дне, искали мученичества, бежали от мирской суеты и т.д. Одним словом, они ещё были настолько наивны, что понимали речённое в Новом завете - причём как в Евангелиях, так и в посланиях Павла - буквально. Естественно, жить в таком духовном напряжении тем труднее, чем дольше не приходит то, что, казалось, должно было прийти ещё вчера. И по мере того, как до них постепенно стало доходить, что и Второе пришествие, и Судный день могут наступить с некоторой задержкой, они начали, так сказать, организовываться. Ведь ждать и верить в одиночку — это так тягостно и утомительно! И такого рода организационный процесс имел одним из следствий возникновение патристики, которая уже вплотную занялась христианской теологией, а также способствовал дальнейшему отказу от христианского пацифизма, а вскоре - и к статусу официальной «религии» Римской империи.
Конечно, стоить отметить, что римское язычество к III-IV векам представляло из себя нечто в высшей степени смехотворное. Императоры, понтифики, знать, плебс, рабы и даже жертвенные животные — все приложили к этому руку. И вот финал: в 324 году император Константин объявляет себя христианином. Уж не знаю, Майкл, хорошей это было новостью или плохой, но дальше уже начинается как раз то триумфальное шествие этой «религии», которое мы уже обсудили в полемике про 20 веков. Тем не менее, всего через год, то есть в 325 году, Константин уже руководит созванным по его же велению Первым Вселенским собором, а в 391 году (шествие поистине триумфально — и по масштабам, и по скорости) император Феодосий своим эдиктом запрещает любые формы нехристианских верований. Все описанные сейчас казусы и метаморфозы, как Вы понимаете, Майкл, были даны мною во всемирно-историческом разрезе, теология же параллельно начала тогда свою кропотливую работу над созданием такой системы взглядов, которая и определит всемирную историю в ближайшем будущем.

Максим Седунов   22.04.2011 20:37     Заявить о нарушении
ПАТРИСТИКА

Под патристикой (от греческого и лат. pater — отец) принято считать совокупность теологических, философских и политико-социологических доктрин христианских мыслителей II-VIII веков, которых впоследствии стали называть «отцами церкви». По сути, именно в те времена и была создана церковная догматика и церковная организация. Как и последующая за ней схоластика, патристика продекларировала отказ от свободного философского поиска, противопоставив ему единую истину откровения, для которой, дескать, не нужны ни доказательства, ни обоснования, но нужны лишь толкования и разъяснения. Разумеется, интеллектуальная стилистика тогда имела в качестве отправного пункта лишь античную философию. Примерно то же самое будет повторяться потом до самых наших дней: теология будет брать в одну руку истину откровения, в другую — какое-нибудь наделавшее шуму философское рассуждение, смешивать одно с другим и получать новую ...истику. Предприму попытку бегло пробежаться по «отцам» и по их наиболее значимым доктринам. В патристике можно выделить три периода:
1. Апологетический. В этот период (II-III в.в.) всё только начинается, и до создания системы ещё ой как далеко. Так называемые «христианские апологеты» (а к ним относятся и Климент Александрийский, и Тертуллиан, и Ориген), если называть вещи своими именами, лишь начали осуществлять тогда фрагментарное философствование на известную тему, характер которого был в основном полемическим. Это, Майкл, что-то типа наших с Вами разговоров на стихи.ру, когда один пытается донести что-то до другого, а итогом подобных рассуждений иногда становится какая-то законченная мысль. Так вот, самым интересным представителем этого аполгетического периода был, несомненно, Ориген. Тертуллианом, признаться, я когда-то увлекался всерьёз, но теперь, с высоты, так сказать, птичьего полёта он кажется мне несколько поверхностным и прямолинейным, поскольку уж очень беззастенчиво он крушил греков и напирал на откровение, причём лучше всего у него это получалось на бумаге. Кстати, Тертуллиан (родился в середине II в), как и до него ап.Павел, как и впоследствии бл.Августин, сначала был крайне враждебен христианству и, лишь вернувшись обратно, в Карфаген, из Рима, где долгие годы был успешным адвокатом, он крестился и стал пресвитером церкви. Из его произведений я бы в первую очередь рекомендовал «Апологию» и «О воскресении плоти». Теперь об Оригене. С ним была уже в корне другая история. Он родился в конце II века в Александрии и, будучи сыном мученика Леонида, знал о христианстве не понаслышке и с ранних лет. Он был учеником Климента Александрийского, которого, кстати, уже в 18 лет сменил на посту главы Александрийской катехетической школы. Стоить также добавить, что Ориген, распираемый юношескими плотскими вожделениями, решил этот непростой вопрос довольно радикальным способом, а именно через самооскопление. Эксцентрично, но тем не менее хотя бы вполне сообразно проповедуемым взглядам. Вообще для мышления Оригена характерна страстность, то есть бесконечная личная заинтересованность в том, на защиту чего это мышление выступало. Однако в дальнейшем в вину ему вменили не что иное, но чрезмерную аллегоричность в толковании СП (Священное писание). Всё верно, ведь в философии он был типичным последователем Плотина, а этот факт не мог не наложить отпечаток и на его религиозные воззрения. А через 200 лет после смерти Ориген попал в нешуточную опалу, так как его взгляды пришлись не по душе тому мэйнстриму, который формировался в это «новое время». Как итог, в 543 году император Юстиниан издал эдикт против учения Оригена, а ещё через 10 лет II Константинопольский собор осудил его как еретика. Вот так всё непостоянно под луной, даже на ниве теологии.
2. Второй этап патристики характеризуется завершением систематизации церковной доктрины, причём эта систематизация имеет явный крен в сторону идеалистического умозрения. Говоря начисто, этот этап — самый важный во всей патристике, ибо собственно здесь и возникает догматика. Наиболее яркие представители — Василий Великий, Дионисий Ареопагит, св.Иероним и, конечно же, блаженный Августин. О нём поподробнее. Если называть вещи своими именами, то можно сказать, что как раз Августин-то и создал основу той религиозо-философской системы, на которой до сих пор стоит «христианская» церковь. Эта система была призвана (так, полагаю, думал сам Августин) открыть человеку глаза на отношение Бога и мира, веры и разума, добра и зла и т. д. Также Августин акцентировал внимание на субъективности времени, деление которого на прошлое, настоящее и будущее является неотъемлемым человеческим свойством. На всех трудах Августина лежит печать влияния философии Платона. Историческое развитие, по Августину, это некий путь от Града человеческого к Граду Божьему. Кстати, хоть целью этого пути и является Град Божий, тем не менее сам подход бл.Августина к истории насквозь эсхатологичен, почти как у Вл.Соловьёва. Главная его работа - «О Граде Божием», именно там учение Августина и превращается в руководство к действию. Лично мне нравится его «Исповедь», где этот «отец церкви» описывает свой духовный опыт, перерождение, переосмысление, свой уход от манихейства и пр. Но в вещице, например, с названием «Против академиков» мы видим уже лишь мыслителя («христианский мыслитель» - это вообще оксюморон, ибо среда христианства — экзистенция, а никак не мышление), который больше озабочен своими риторическими построениями, нежели вопросом собственного спасения. Заканчивая со «зрелой патристикой», я хотел бы ещё добавить, что в 476 году приказала долго жить захваченная варварами Западная Римская империя, а в 529 году св.Бенедикт основал Мо-те-Кассино, первый монастырь ордена бенедиктинцев.
3. Поздняя патристика принесла стабилизацию догм, и дальнейшим поколениям «христиан» уже не надо было мыкаться по свету в неизвестности с томиком Нового Завета, а можно было запросто прийти в церковь и получить исчерпывающий ответ на любой свой вопрос. Личности там были уже побледнее, чем Ориген или Августин, но, пожалуй, можно упомянуть об Иоанне Дамаскине и о Боэции. Также следует отметить, что к концу V века были сформулированы и три признака «религиозного авторитета», а это - древность, святость и ортодоксальность. Чуть позже к ним был добавлен ещё один: одобрение церкви. Вот с таким немалым багажом теология и подошла к рубежу первого и второго тысячелетий. Дальше уже наступало время схоластики.


Максим Седунов   22.04.2011 20:36   Заявить о нарушении
СХОЛАСТИКА

Под схоластикой понимается направление в теологии, где удивительнейшим образом оказались соединены догматические предпосылки, сформулированные патристикой, и рациональный подход к вещам, по которому человечество к тому времени уже истосковалось.
Формально схоластика так же, как и патристика, делится на три этапа: ранний, зрелый и поздний. Ранняя схоластика находилась ещё под большим влиянием бл.Августина (Ансельм Кентерберийский и др.), средняя - развивалась уже в университетах, каковые стали появляться повсеместно в Европе, и главным её представителем, несомненно, был Фома Аквинский, родоначальник томизма, о котором я ниже немного расскажу. Поздняя схоластика — это схоластика в преддверии реформации и эпохи просвещения. Два самых ярких образа поздней схоластики — Уильям Оккам и Иоанн Дунс Скотт. Так как после схоластики у нас неминуемо выплывет Мартин Лютер, - а для времени Лютера был как раз характерен апогей противостояния томизма и оккамизма, - я хотел бы сейчас и остановиться именно на двух этих фигурах (Фома Аквинский и Оккам).
1. АКВИНАТ. Ход истории к XIII веку, когда и жил Фома Аквинский, возобновил в Европе интерес к сочинениям античных авторов, в том числе к Аристотелю, а значит, вопрос о взаимоотношениях веры и разума был запущен на второй круг. Признаться, по изяществу решение этого вопроса, предпринятое Аквинатом, было, пожалуй, самым неожиданным и ярким. Что же он сделал? Всё очень просто: он предельно артистично представил Бога как высшую идею, соответствующую понятию абсолютного бытия у Аристотеля. И если бы христианство было учением, то такого рода соответствие стало бы для него большой удачей. Ведь абсолютное бытие — последний результат абстракции. Когда ты постепенно абстрагируешься от конкретных свойств вещи, мышление забирается всё на новые, более высокие уровни абстракции, которые, разумеется, становятся всё беднее по содержанию, но выше по статусу; это продолжается до тех пор, пока о вещи можно будет сказать только одно, что она существует, а значит, обладает бытием. Если же подвергнуть такому абстрагированию мир в целом, то приходишь к тому, что мир обладает бытием. Но само бытие в данном случае всё равно остаётся лишь атрибутом, ибо оно не просто бытие, но бытие МИРА. И тогда, чтобы всё это объять до конца, ты абстрагируешься ещё один (последний) раз. И получаешь поразительное понятие: «бытие бытия», главная особенность которого заключается в том, что оно-то уж точно ни к чему сведено быть не может. Вот оно — абсолютное бытие! Оно же — Бог. Затем ты уже без проблем доказываешь, что наличие такого абсолютного бытия бесспорно, что именно это бытие существует самым совершенным и интенсивным образом и что это бытие предвечно, следовательно, оно и породило всякое другое бытие. Браво! Если христианство — это учение, то, честное слово, убедительнее Фомы всё это никто и никогда не объяснит. Это «открытие» как нельзя лучше примиряет все противоречия, закругляет все углы. Всё вдруг складывается таким чудесным образом, что в один прекрасный день ты замечаешь, что мир создан из высшей идеи бытия. Своего рода эманация. Конечно, Аквинат продолжал при этом декларировать, что вера - выше знания, а откровение — выше разума, но что это уже была за вера... Ведь напряжение между вышеназванными полюсами здесь как бы сглаживалось, сглаживалось во имя компромисса.
2. ОККАМ. Учение Уильяма Оккама резко противостояло томизму. В оккамизме Бог постигался уже не как высшее и абсолютное бытие, но как высшая и абсолютная воля. В первую очередь Оккам усомнился в законности самого абстрагирования. Ведь никакая вещь, считал он, не может обладать реальностью в отрыве от формы. Ну и так далее. Ещё он много изъяснялся о термине «материя» и об универсалиях. Убеждён, апостолы, включая образованного Павла, не поняли бы и сотой доли того, что написал Оккам. Между прочим, в средневековой Европы два этих течения в схоластике разделили и теологов, и священников, и студентов на два лагеря: «via antiqua» (томизм) и «via moderna» (оккамизм). В отличие от Аквината Оккам отрицает какую-либо возможность рациональной веры и считает веру практическим средством для лечения души. Здесь он очень близок к мистикам. А ещё он всячески отстаивал принцип евангельской бедности и энергично выступал против папы и против любого абсолютизма. Но вот на горизонте появился Мартин Лютер.
ЛЮТЕР

Из двух только что представленных течений схоластики Лютер, будучи начинающим теологом, тяготел к Оккаму. Он заимствовал из оккамизма понятие Бога как абсолютной воли, считая, что решения Бога неисповедимы и произвольны. Затем он и углубляется в теологию, и продолжает толковать СП. Он подходит к СП трояко, то есть держа в уме все три смысла Библии (прямой, аллегорический и моральный). Несомненно, с Лютером в теологии появилось ощущение свежего воздуха, как минимум он понимал себя. Ну и эпоха была переломная. Феодализм рассыпался, авторитет папы стремительно падал, а амбиции, наоборот, росли. Лютер наделал в итоге, конечно, много дел, но предмет моего исследования — теология, поэтому все эти разборки между Римом, курфюрстами и королями я здесь, пожалуй, опущу. Постараюсь просто изложить вкратце некоторые взгляды и положения Лютера. Ветхий Завет, в его толковании, ведёт к И.Х., в то время ка Новый Завет исходит от Него. Сам И.Х. таким образом становится центром истории, который и открывает путь к спасению. Лютер понимал Новый Завет как дорогу грешников к Богу, которая отличается от Ветхого завета как раз тем, что Бог в ней присутствует лично. С точки зрения Ветхого Завета, такое присутствие - это бред, к тому же ещё и высшее богохульство. Лютер, надо отдать ему должное, осознавал наличие здесь этого противоречия, но оно только укрепляло его веру. По сути, он вернулся во многом к воззрениям первых христиан, которые отличались от иноверцев не внешними признаками, не наличием неопровержимой философской доктрины, но только верой (не следует упускать, во что), каковая всегда индивидуальна, и каждый индивид тут всё начинает с нуля. Для наглядности приведу один отрывок из Лютера, который довольно ярко характеризует взгляды его автора: «назначать для поста одни дни, а не другие, выделять и обособлять какие-нибудь кушанья, считать некоторые дни праздниками, а другие не считать таковыми; далее, строить те или иные церкви или украшать их так или иначе, или петь в них так, а не иначе... Наконец, нет никакой необходимости в том, чтобы священники и монахи брили бороду и носили особую, отличающуюся от других, одежду. Всё это тени, знаки вещей и ребячество. Нет, каждый день — праздник, всякая еда дозволена, всё свободно, надо только повсюду сохранить меру и выражать любовь. Против этой свободы, подтверждённой апостолом, проповедовали многие ложные апостолы, совращая народ, приучая его считать эти мелочи необходимыми для спасения». Лично мне нравится эта цитата. Теперь немного о представлении о Боге. Бог, по Лютеру, не терпит, чтобы с Ним торговались, Он не продаёт свою справедливость. Он дарит её из милосердия тем, кто верует. Из этого и возникает тезис Лютера о спасении не по делам, но по благодати. Интересен и его взгляд на грех. Он полагал, что грех не может быть безнравственным, поскольку это вообще не моральная, а религиозная категория. И Аристотель тут ничем помочь не может. Грех не имеет никакого отношения к тому, что происходит между людьми. Грех может быть только перед Богом. А ещё Лютер предложил наконец признать Бога за Бога и не связывать Его с моралью. Бог не склоняется перед человеческой моралью и не нуждается в её легитимизации. Также Лютер, на мой взгляд, сделал очень много для коррекции со стороны «христиан» самого взгляда на вопрос. Ведь раньше идея посредничества не вызывала сомнений: не отдельный человек стоит перед Богом, но церковь защищает его интересы в вечности. Лютер, конечно, и здесь всё максимально упростил. Про истинное покаяние он сказал, что оно не имеет никакого отношения к тому таинству покаяния, за которое отвечает священник. И так далее. Короче говоря, Лютер явился новым взглядом на вещи, который, несомненно, оживил то, что, казалось, уже совсем завяло.

Дальше, Майкл, ничего интересного. Дальше пошло время открытий и неограниченных возможностей человеческого разума, и теология оказалась вытесненной на периферию. После Канта теология использовала, конечно, и Канта, после Гегеля она расцвела Гегелем и т. д. Но христианство по Гегелю, честное слово, ещё нелепей, чем христианство по Аристотелю. Про мистиков я писать не буду, так как это, по-моему, не очень интересно. Паскаль на теолога не тянет. Вот, пожалуй, и вся лекция. Узнает ли человек, заинтересовавшийся христианством, что-то значительное из этих увлекательных трудов и теологических судеб? Право, не знаю. Если христианство — это учение, то я настоятельно рекомендую всем как можно глубже ознакомиться с упомянутыми мною авторами. Оно, право, того стоит. Тогда можно будет, как в случае с последним абстрагированием, усовершенствовать всё уже усвоенное настолько, что итогом такой проделанной работы станет новый, небывалый прорыв в этом же УЧЕНИИ, на основании которого можно будет с лёгкостью раскритиковать всё, что было сказано ранее. Однако если это не учение, то все 20 веков теологии не добавляют к сути дела ровным счётом ничего. Надеюсь, Майкл, что я не сильно утомил Вас и что смог в своём повествовании держаться провозглашённой беспристрастности.

С уважением,



Максим Седунов   22.04.2011 20:37   Заявить о нарушении
Добрый вечер, Максим. Благодарю за обстоятельный экскурс в историю христианства, сам я столь подробно этим не занимался. Должен сказать, что ни в коем случае я не рассматриваю христианство как учение, но этапы его развития в качестве учения меня интересовали именно как этапы развития человеческой мысли, а если смотреть шире, - психики. Дело в том, что образ Бога как психическая функция, иррациональная по своей природе, во все времена присутствовал у человека и не имел никакого отношения к реальному существованию Бога. И все споры на эту тему происходят из-за допущения, что нечто может быть истинным тогда, когда преподносится в виде физического факта (этих фактов полно в обоих Заветах). Доказать или оспорить эти факты в сфере религиозного логически невозможно. Но противоречия могут быть сняты, если принять во внимание, что существуют и душевные истины, которые не могут быть объяснены или оспорены. Согласитесь, если религиозные высказывания соотносить с физическим бытием, то они лишатся смысла и станут просто чудесами. Понятие Бога, в силу вышеизложенного, для меня есть символ, который дает возможность прикоснуться к основам мироздания. Но в силу априорной ограниченности нашего сознания, путь к этим основам напрямую нам заказан, потому наша причастность к универсуму отображается символически. И если быть внимательным, эволюция этой символики прекрасно отражена в библейских текстах. Но по сути - это эволюция человеческого сознания. Я не очень понимаю, почему многие определяют свое отношение к Богу посредством Сына, точнее, с момента его появления на религиозной сцене. Как будто не было ветхозаветного Бога, который творил что хотел, вплоть до клятвопреступления: что Он обещал Давиду и что потом учинил с Иовом? Иными словами, тот Бог был лишен способности к рефлексии и крайне нуждался в человеке, который постоянно уверял бы Бога в его праведности. Повторяю, умом тут ничего не постичь, а лишать себя способности к рассуждению, заменяя его на слепое поклонение тире веру (то есть лишать себя сознания), человек этически не может, как бы желанно это не было. То есть вера вопреки всему имеет чисто психологическое обоснование. В завершение хочу сказать: христианство для меня не учение, не четко определенная цель, к которой нужно двигаться, наметив программу действий - это всё от ума; для меня здесь кроется некий человеческий идеал, еще не осуществившийся, а потому и невыразимый до конца, который постигается на уровне внутреннего чувства, духовной интуицией, и опираться здесь не на кого - только на себя. И только стремление понять себя может удовлетворить эту потребность - стать христианином. Вот, наверно, и всё, Максим. В ходе нашего диалога я постепенно определялся в этом вопросе и надеюсь, что сейчас выразил свою позицию максимально ясно. Еще раз благодарю Вас за интересный обзор, кое-что я не знал раньше, теперь мои представления стали более упорядоченными.

С уважением,

Майкл Ефимов   22.04.2011 23:18   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.