Хобби

 *Для придания исторического колорита в поэме использованы крылатые фразы мудрецов всех времен и народов.
 

Сколько еще кладов  тайною покрыто!
В парке приднепровском  рыли котлован,
И отряд пытливых юных следопытов
Откопал бутылку с надписью  «Иван».

Старая бутылка, грубая работа,
И стеклом отлито имя на боку.
- Может там  осталось и глотнуть чегой-то? -
Явно не терпелось сверху мужику.

Ту бутылку вскрыли, а верней – разбили,
И бумажный свиток выпал из нее.
Да об этом пресса  целый год судила,
Что, мол, чья-то шутка, фокус и вранье.

В чем тут заключался камень преткновенья?
Шариковой ручкой в темном далеке
Был написан свиток, выцвевший от тленья,
И на современном русском языке.

- Это невозможно! – Изречет ученый.
-Вот Фома неверный! – Возразит поэт.
Что ж, пускай читатель, жизнью умудренный,
Примет сам решенье – верить, или нет:

«…Я радиотехник. Это мое хобби.
Изобрел устройство для электросна.
После доработок, и дальнейшей пробы,
Стала мне послушной СВЧ-волна.
 
Классно! С виду – кубик. Кнопка посредине.
Только бес попутал, и в недобрый час
Допаял я в схему блок гетеродинный.
Положил паяльник. Пуск!… И мир погас.

Где я?… Вроде мыслю. Значит существую?
Голова кружится, мотыльки в глазах.
-Есть кто? Помогите!…-  Только все впустую.
Полночь. Вой шакалов. Звезды в небесах.

Я нащупал камень. Все-таки защита.
Дождался рассвета, влез на холм… Постой!
Там, на горизонте, строят пирамиды.
Пять тысячелетий!  Господи, за что?
 
Жизнь раба в Египте сера и уныла.
Целый день до ночи я тешу гранит.
От плохой кормежки пропадают силы.
-Года не протянет,- лекарь говорит.

-Ты мне, раб, доверься, помолчи и слушай.—
Вдруг шепнул тихонько ихний главный жрец—
И глухие стены здесь имеют уши.
Отойди в сторонку. Вижу, ты храбрец!

Я слыхал, ты волен заклинать стихии?
Только пальцем щелкнешь, и огонь горит.
Если мне откроешь таинства такие,
Отпущу на волю. Уплывешь на Крит.

Тут я сразу понял: это зажигалка!
Ишь, как хочет чуда. Впился, что репей.
Отвечаю важно:
-Ладно, мне не жалко.
(Что я потеряю, окромя цепей).

-Вот. Прими, святейший. Но предупреждаю:
Будет зажигаться, пока я живой.—
Усмехнулся криво:
-Ходишь ты по краю!
Помолюсь Амону. В храм пойдешь со мной?

Там тома пылятся очень умных книжек:
Все про Атлантиду, бегло про Потоп.
Мне бы полистать их, посмотреть поближе,
Да торопит к морю окаянный поп.

Ветер гонит парус. Третий день я вольный.
Сказки Шахрезады на борту звучат.
Разбивают брызги вздыбленные волны.
Что-то посвежело! Будет дождь, иль град?

Ветер все крепчает. Мы на галсах блудим.
Реет буревестник. Видно быть беде.
Капитан полдня уж не выходит к людям.
Говорят, запил он. Полный беспредел!
 
-Кеп! Аврал, полундра!—Я  кричу сквозь ветер—
Каждый лишний кубок – это гвоздь в твой гроб!
-Гроб мне нужен крепкий,- капитан ответил—
И за это выпью, не распался чтоб.

Вышел. Дал команду, чтобы сняли парус.
-Да, дерьмо погодка, якорь мне в штаны!
Посейдон прогневан, и денечков пару
Будем мы во власти ветра и волны.


Шторм швыряет, вертит и ревет над нами.
Хрупкая надежда, что Господь спасет.
Сцилла и Харибда щерятся камнями.
Наш кораблик утлый прямо к ним несет.

Злополучный кубик я верчу без толку.
Что же делать? Снова время раскроить?
В эру динозавров не попасть бы только.
Хорошо бы к грекам. Все-таки свои.

Щелк! И все померкло. Бездна под ногами.
Раз дышу – надеюсь. Вновь мерцает свет.
Я в каком-то зале… Люди за столами…
Почти все в хитонах.   Да у них банкет!

Замолчали музы, на меня уставясь.
Греки были в шоке: перестали есть…
— Эврика!—Кричу им.—Во-первых, представлюсь:
Я – Иван Иваныч. К вам имею честь…

— К-кто ты и откуда? Что здесь за сюрпризы?
Дивная одежда, странный разговор…
Может ты лазутчик Кира иль Камбиза,
Или, может, просто иностранный вор?

Я им объясняю языком Эзопа,
Что попал случайно с корабля на бал.
Вспомнил тут Гомера, стих про Пенелопу,
И Гордиев узел мигом развязал.

Вновь танцуют музы, наготою дразнят.
За меня уж трижды поднимали тост.
Только вот с ночлегом вышла несуразность:
В бочке, с Диогеном ночевать пришлось.

Мы читали звезды, заварили чаю,
И спросил я старца, чай допив до дна:
-Что есть сутью мудрых? Он мне отвечает:
-Вань, учений много. Истина - одна.

…Вновь зовут к Платону, отдыхать на лаврах.
Будет пиво, раки, сказ про мир теней.
Нет. Пойду на диспут о судьбе кентавров.
Хоть Платон и кореш - истина важней.

Давка… Ели-пали, чуть не затоптали!
Только лоб Сократа было видно мне.
Мудрый Аристотель лекцию читал им.
Говорит: - ребята, истина в вине!


Да-а, стяжанье истин – непростая штука.
Кажется, вот-вот уж, но теряю нить…
Чтоб поставить точку, и прозреть в науках,
Порешил я завтра мага посетить.

Он запалит ворох колдовских снадобий,
И тогда все тайны встанут перед ним.
Будут мне открыты знанья высшей пробы.
Все! Бегу в пещеру, тайною гоним.

-Ты от рода скифов. Вас зовут русины.
Возле Борисфена есть такой народ.
Издревле известный, род ваш полный силы.
Но в двадцатом веке вам не повезет.

С гор сойдет диктатор с желтыми глазами,
В сапогах военных, с трубкою во рту.
Петь ему осанну будете вы сами.
Петь на горах трупов, высотой в версту.

Будет мор великий, будут рушить храмы,
И  Звездой Полынной обожжет живых.
Но пройдет и это. Время лечит раны.
Как из пепла Феникс возродитесь вы.

А тебе начертан путь большой, тернистый:
Возле Борисфена Город основать.
Стены крепостные строить не ленись ты.
Лишь они удержат кочевую рать.

Верить, иль не верить? Вроде не халтура.
Предсказал оракул пройденный наш путь.
Но вот город строить?… Перегнул, в натуре.
«Стены крепостные!» Да, ошибся чуть.

-Я слыхал, ты скоро город будешь строить?
Мое имя Фидий. Первый скульптор я.
Отвечаю грустно:
-Вам бы лишь расстроить.
Тут бы возвратиться на круги своя.

…Как-то мы с Дамоклом ехали в Афины.
Ух, силен приятель. Геркулеса стать!
Правда, прошлым летом искривил он спину.
Помогал Атланту небеса держать!

Скукота в Афинах. Довели, канальи.
Ни вина, ни зрелищ – шаром покати.
Сдуру отменили праздник вакханалий…
Кроме Парфенона – некуда пойти.

Там была в зените слава Герострата.
Как увидят спички – сразу отберут.
Но зато платили вовремя зарплату!
Занятость народу дал Сизифов труд.

Да, так я отвлекся: едем мы с Дамоклом.
Он толкает:
-Видишь, возле этих дам…
Славная девчонка…Вон, как раз примолкла.
Мне она по вкусу. Но – не по зубам.

В день Святой Деметры звал ее я в жены.
До сих пор, как вспомню, словно в горле ком.
-Что ж она?
-Сбежала! Вродь я прокаженный.
-Да, печально это… Слышишь, познакомь.

Я, кажись, влюбился. Дивная девчонка!
Кудри золотые, карие глаза.
На коне – как ветер! Чем не амазонка?
Стан девичий тонкий, гибкий, как лоза.

-Ты скажи мне правду, милая Нирида,
Почему на людях так ты холодна?
-Приходи под вечер в сад Семирамиды.
Буду я сегодня там гулять одна.

Гроздья винограда золотым отливом
Ласково манили: «руку протяни»!
Закрывала  веткой ты лицо стыдливо.
Славно целоваться мне в такой тени.

-Как мне быть – не знаю. Мой отец поклялся,
Что Гипериону буду я женой.
Мне не люб он. Толстый. Губы, словно кляксы.
-Он найдет другую. Ты – моя!
-Ты – мой!

Тихо мы стояли в храме Аполлона.
Зачарован был я музыкою сфер.
Мудростью дышали вечные колонны,
Скручивая нити эр, веков и вер.

Нас венчал священник с добрыми глазами.
Пели дифирамбы. Подпевал нам зал.
И гремел гекзаметр мощными басами,
И  Прокруст, в порыве, ложе предлагал.

-Я прошу, не надо обниматься в Храме.
На святом помосте не дано грешить.
Хочешь, мы поедем к дедушке Приаму?
Погостим немного, и решим, как жить.

В этом море страсти утонуть приятно.
Нежно я коснулся девичьей гр…

Дорогой читатель! В этом месте рукопись настолько испорчена от времени, что прочитать несколько следующих куплетов не смогли даже специалисты – графологи.

…В спешке, в клубах пыли к нам Дамокл примчался.
На боку болтался  фиговый листок.
-Прячьтесь! Там погоня! Еле оторвался.
Батя ее ищет! В гневе он жесток.

Да, недолгим вышел наш медовый месяц…
Не прошло каких-то двадцати минут –
Лишь успела Нира добежать до леса –
А отец со свитой уже тут как тут.

-Вот он, нечестивец! Окружили хмуро.
Бряцают оружьем и кричат: «Распни»!
-И давно ты с дочкой крутишь шуры-муры?
-Чем я прогневил вас?
-А ты сам смекни!

-Мы с ней повенчались, а не шуры-муры!
Но от гневных криков пробирает дрожь.
-Ты двуликий Янус! Волк в овечьей шкуре!
Из земли ты вышел – в землю и уйдешь!

На свою Голгофу не пойду покорно.
К звездам через терни! И схватил я меч.
Эх, пошла потеха! Мы дрались упорно.
Чем бесчестье – лучше от меча полечь.

Но напали сзади. Подло и без правил.
Дикий свист и хохот – выбит меч из рук.
Радости победы я им поубавил:
Кнопка! Исчезаю… Ветер так упруг…

В бешенном круженьи время раскололось.
Миг не из приятных, но привык – терплю.
Бьется в межпространстве и стихает голос:
-Возвращайся, Ваня! Лишь тебя люблю!

Ты прости, Нирида, и прощай навеки.
Неподвластен воле времени штурвал.
Где проснусь – не знаю. (И в котором веке.)
В кратере вулкана, или в пасти льва.

Жив! Куда ж забросил мой треклятый хронер?
…Я в девятом веке. В муромских лесах.
Комаров – несметье, а для них я донор.
Ба! Кажись просека. След от колеса…

Яко тать полночный я крадусь к деревне.
Опасаюсь малость, хоть открытый сруб.
Ведь суровы нравы предков наших древних—
Выбьют глаз за око, или зуб за зуб.

Подхожу к порогу. Страж стоит недремный.
-Брат, я заблудился, помощь мне нужна!
-Не кричи! Разбудишь спящую царевну.
Там, в гробу хрустальном возлежит она.

Захожу я в терем, (мол, воды напиться,)
И глазам не верю: правда! Мать честна!
Я же думал, это притча во языцех,
Так ведь нет, царевна! Трет глаза со сна.

-Сколько же спала я?
-Чай, седьмое лето.
С хлебом было худо, да варяжский кнут…
-Лучше бы мне было сразу кануть в Лету.
Мертвые, известно, сраму не имут.

Издревле мы жили в чаще на отшибе.
Честью и свободой дорожили мы.
Шедшие с мечами от мечей и гибли.
А теперь народ мой посредине тьмы.

Леность и безделье. Или брат на брата.
Не от стрел, от пьянства гибнет мужичье.
Хоть в народе бают: «Брага виновата» -
Больше виноваты пьющие ее.
 
— Отойдут невзгоды. Их другие сменят…
Тьму не проклинай ты, но зажги свечу.
А дела великих лишь потомки ценят,
Ибо нет пророка у родных лачуг.

-Странный незнакомец! И лицом, и словом
Ты запал мне в душу до искону дней.
Становись на царство! Китеж-град отстроим.
Буду я женою верною твоей.

-Силой необорной тянет меня к дому.
Люди, птицы, звери – все меня там ждут.
По днепровским кручам ходит кот ученый,
А во ржи русалки разговор ведут.

Только, вот, не знаю, как мне возвратиться.
Кубик мой – капризный от судьбы презент.
Ждет меня мой город. И, дошло уж,- снится
Сладкий дым отчизны с труб КНПЗ.

В Грецию попал я к удивленью просто.
Ихний быт представил четко и сполна…
Что, если представить наш Зеленый остров?
Вдруг на это место выведет волна?

Здравствуй Днепр-Славута! Блудный сын вернулся!
Вон Зеленый в вербах прячет берега…
Воздух чудный, чистый… Тут я оглянулся,
И кольнуло в сердце: нет Кременчуга.

Взобравшись на кручу, все окинул взором:
Вместо шумных улиц – тучные луга.
Там гуляют лани утренним дозором,
И смеется в небе радуга-дуга.

Что значит природа! Пустоты не терпит.
В будущем здесь город устремится ввысь.
Надо было четко представлять не вербы,
А щиты с рекламой, «мерсы»… Но – увы!

Ладно. Первым делом нужно подкрепиться.
С Греции не евши! Думать не с руки.
Тихо! Конский топот, и чужие лица.
Кто: Варяги?.. Турки?.. Или земляки?

--Кто же вы такие, и куда грядеши?
Может вы спик инглиш, иль парле франсе?
Вдруг один с вопросом:
--Хлопці, що він бреше?
Пика ж чисто наша, а таке несе.

Приняли как брата… Выпили по третьей.
- И давно ты, Ваня, вдарился в бега?
-Ох, давно. Считай уж, пять тысячелетий.
-Складно врешь! Откуда?
- Из Кременчуга..

Мы разбили лагерь, наловили раков,
На меня отаман возложил бунчук.
На ежа садили оголенной ср…
И теперь казак я, Ванька Кременчук.

На Днепре хотели нас закрыть османе,
Но рвались мы в «чайках» на морской простор.
Мы в Синоп ходили с нашим  атаманом,
Вызволять из плена братьев и сестер.

Третий день скачу я во главе отряда.
Указанье строго: форт турецкий взять.
Костью в горле стал он. Поручила Рада
Мне на этом месте город основать.

Вот и форт чернеет. Наконец я дома!
И оракул древний вспомнился мне вдруг.
Потому, что местность эта мне знакома.
И стоять здесь будет город Кременчуг.

Форт, конечно, взяли. Подкатили ночью
Под срубную стену пороху арбу.
Видели б вы рожи янычар воочью!
Как рвануло – сразу бросили пальбу.

Строим, сеем, косим – лишь бы травы сохли.
И корчуем вербы – будет сеножать.
Чернозем – как масло. Увязают сохи!
На орало, что ли, меч перековать?

Я бы мог вернуться к вам без укоризны.
Действие прибора понял я вполне.
Но, вот, горький опыт прошлой «сладкой» жизни…
Нет. Здесь интересней. Дышится вольней.

Что-то мы теряем: доброту, участье.
Не любовь, а деньги царствуют в семье.
Видик? Телевизор? Для кого-то счастье.
Для меня ж, простите, суета сует.
 
Знаю: в парке взроют яму для отеля,
И решил потомкам весточку черкнуть.
Именную «пляшку» для такого дела
Выдул стеклодув наш, Иннокентий Круть.

У меня к вам просьба вместо слов прощальных, -
Ведь о самом главном позабыл совсем:
Пусть придут из ЖЭКа, выключат паяльник.
Квартал сто двенадцать, и квартира семь.»