сердце прощания...

И зачерствело сердце...
Сердце вдруг стало черствым,
чтоб уцелеть-
на время-
в молчаньи своих сыновей.
все. что было желанием,
запеленало черным,
старые боли стали
нестерпимо больней.

Жутко роилась пытками
двухгодичная дальность.
только вдруг...новым страданием
омертвилось чело.
Как же теперь незначительно
понятие "печально",
если убийственной раной
сердце заволокло.

Боже, неужто беды
по одной не приходят?!
Это же изуверство-
чистую душу казнить.
Мука,- если несчастие
плоть и разум изводит
так, что едва лишь тлеет
жажда хоть как-то Быть.

горем испепеленные,
мысли терзаются болью.
Мечется безутешно Матерь.
Мать:
боже, верни мне! Боже-ее-е!..
Нету ни силы, ни воли,
чтобы так подобает,
страшное осознать.

Видеть, слышать такое-
кровь угрожающе стынет,
мрак отторгается разумом,
рассудок не верит в явь,
мир для взора отчаянного
стал пустынней пустыни...-
о горюшко несусветное
божьего бытия!

Осенний осинник на сини
баюкает слезные ветки,
в горести, снежная
стонет податливая земля,
под бременем ноши-судьбины
смежаются влажные веки,
губы шепчут безумное,
протестом покой шевеля.

Матерь
      Святая
            ...
Дай же ей, боже, силы
и, всемогущ, постарайся
сердце ее спасти.
Ты помоги ей, Боже,
у БРАТСКО-СЫНОВНЕЙ могилы
встать с колен, чтоб по жизни
тягостный крест нести

и, чаянием осиянной,
видеть:
взаимоубийцы, убийцы!..
их зверооскал окаянный
видеть со смертной тоской,
ВИДЕТЬ:
в преступно-кровавом "раю",
сотворенном двуногими
на беззащитной землице,
отвергнутый богом,
всегонимый кровной всеобщей бедой,
корчится
        род
            лЮДСКОЙ...
(Владимр Абросимов)