ДООС в Сорбонне 2002

ДООС в Сорбонне 2002




"Новые известия", 21 марта 2002

СТРЕКОЗЫ В СОРБОННЕ
Париж принимал Фестиваль русской и французской поэзии

-------------------------------
КОНСТАНТИН КЕДРОВ
-------------------------------



На минувшей неделе Монмартр, Монпарнас, Елисейские поля были украшены щитами с изречениями поэтов о поэзии. "Только в поэзии человек узнает себя!". Или: "Поэзия - смутное отражение в весенней воде, где можно поймать смысл жизни". И такое: "Поэзия -это вода нашей второй жажды". Вот только три высказывания, которые я запомнил. А в самом древнем университете Европы, в парижской Сорбонне, выступали поэты России и Франции. Впрочем, выступления проходили вечером, а днем в аудиториях резвились филологи и литературоведы. Сергей Аверинцев нарочито серьезным тоном сравнивал крыловский вариант басни о стрекозе и муравье с лафонтеновским - о муравье и цикаде. Дело в том, что по-французски и цикада, и муравей женского рода. А потому, когда трудолюбивая муравьиха отказывается одолжить обедневшей цикаде денег под залог, это выглядит не так грубо. "Да наш муравей просто хам, - констатировал докладчик, - разве можно так разговаривать с дамой, которая просит о помощи?". В зале царило веселое оживление. Мне как лидеру поэтической группы ДООС (Добровольное общество охраны стрекоз) было особенно приятно слушать доклад академика. Ведь девиз ДООСа взят нами у Крылова: "Ты все пела? Это - дело!". Поставив ударение на слове "это", мы защищаем право поэта быть только поэтом.

Русскую поэзию представляли абсолютно разные поэтические школы, которые относятся друг к другу весьма критически. Алексей Парщиков, Елена Кацюба и я представляли метаметафору. Лев Рубинштейн и Дмитрий Александрович Пригов, конечно же, концептуалисты. Ольга Седакова и Елена Шварц - явные неоакадемистки. Между этими планетными системами пролетали и вспыхивали беззаконные кометы - поэты вне школ и направлений - Геннадий Айги, Михаил Бузник, Вера Павлова. У каждой поэтической школы и у каждого поэта есть свои приверженцы среди славистов. Глава кафедры славистики Сорбонны, старинный друг русской поэзии, профессор и переводчик Мишель Окутюрье не скрывал своего пристрастия к поэзии Веры Павловой. Тихий одухотворенный минимализм Михаила Бузника, выдвинутого у нас на Госпремию, вызвал больший интерес, чем высказывание Шварц о том, что у ее лирической героини в паху "розовая звезда". Обласканная Сергеем Аверинцевым Ольга Седакова своими изящными стилизациями на тему китайской поэзии ажиотажа не вызвала. Чтение Приговым первой строфы "Евгения Онегина" в ритме буддийской мантры почему-то не всколыхнуло зал. А вот привычное для России действо Рубинштейна с перебиранием библиотечных карточек с короткими высказываниями здесь прошло с успехом.

Впечатляли не карточки и не высказывания, а то что Рубинштейн перебирал их в унисон с переводчицей - преподавательницей Сорбонны Элен Анри (кстати, специалисткой по Есенину). Действительно смешно. Рубинштейн: "Ах!" - переводчица: "Ах!" - но по-французски.

Один их инициаторов сорбоннской акции, поэт и скульптор Борис Лежен, выступал как русский поэт. Он читал свои тексты по-русски, его жена и переводчица Мадлен (родственница великого физика Луи де Бройля и ветвь от рода Бурбонов) вторила ему по-французски. Третьим был скрипач, порой заглушавший звуками скрипки и поэта, и переводчицу. Получилось весьма импрессионистское и очень французское трио.

В целом французская поэзия в переводах для русского слуха вся на одно лицо. Это лицо прекрасно и выразительно, но одно. Где-то в стихах патриарха философского постмодернизма Мишеля Деги промелькнула строка: "Выразительна только руина". Так вот, поэзия Франции выглядела на чтениях, как роскошная руина прекрасного и вечного здания. По этому поводу верно заметил в кулуарах Аверинцев: "У нас еще многое формируется и образуется, а у них все образовалось и сформировалось в законченной и совершенной форме". Кроме трио Бориса Лежена встречу украсил великолепный дуэт двух поэтов и переводчиков. Почти всех французов перевел на русский язык петербуржец Михаил Яснов, а основную часть русских поэтов самым артистичным образом переложила на французский парижанка Кристина Зейтунян-Белоус. Они вдвоем отдувались за всю русскую и французскую поэзию, что само по себе выглядело, как веселая поэтическая акция.

В финале чтений мы с Мишелем Окутюрье разговорились о докладе другого маститого стиховеда, академика Гаспарова, который то ли шутя, то ли всерьез доказывал, что русские поэты рано или поздно отучат французов от "неправильного" верлибра и благодаря правильным переводам с русского на французский их поэзия "ямбонизируется". Я со смехом вспомнил слова Маяковского: "Хореем и ямбом писать не нам бы", - а потом заметил, что для русского слуха французская проза звучит мелодично, как стихи. "Надо же, а нам, наоборот, кажется, что по-французски все звучит беднее и монотоннее", - сказал Мишель Окутюрье. Тут я не выдержал и предложил профессору стать членом общества ДООС. "Для меня это большая честь", - ответил прославленный переводчик Бориса Пастернака. Теперь рядом со стрекозавром Андреем Вознесенским в ДООСе будет галлозавр Мишель Окутюрье.