Волчий гон в Моабите

Безмятежность и тени.
В полусне – Моабит.
Рост и шёпот растений.
Встрепенулся арбитр,

голосует отмашкой,
напряжение. Гонг.
Запах пищи домашней
от ефрейтора. Гон

до вечерней поверки
начался. Без оков
в направлении смерти
мчится стая волков.

В лапах – зуд, но не больно
по брусчатке бежать –
волк не может в неволе
лишь любить и рожать;

планов, мнений и прений
нет за прищуром век;
волк не знает сомнений –
только скорость и бег.

На латыни, иврите,
по-французски в ушах
волчье пение. Зритель
обезумел. Вожак –

то пахан или лидер –
впереди, как в кино.
Только высшей элите
это видеть дано.

Сокращаются мышцы,
подымается шерсть
на загривке. Глупышка,
самка сгинула. Шесть

их осталось. Фрагменты
армий, плена. Опять
хохот, аплодисменты
победителей. Пять

но бегут. И арена
безразлична самцам.
Память боя и плена,
жажда только конца.

Но уже для четвёрки
продолжается гон –
в прахе гравия вёрткий
одиночка-изгой.

По границе овала –
сухожилие, пах,
снова мах – ликовала,
очумела толпа –

тройка, в ногу, но рысью.
   ***
Ни усталость, ни сон
вне окружности риска
не испытывал он.

Естество автомата
продолжает его
плоть. И дело солдата,
палача и прево

в этом смысле едино –
это выбор их трёх,
это власть господина.
Необычный зверёк

волк: нацелено дуло
в темя, ближе к виску,
а он мчится бездумно.
Время птицей в мозгу

и по пальцам солдата;
у него и троих –
только вещи и даты.
Дата смерти из них

двух, не меньше, сегодня.
Гнев и крики вождей –
им сегодня угодно
смерти. Только нежней

обращенье с прикладом,
блеск и близость цевья.
Двум – сегодня награда,
и один из них – я.

Вдоль по краю из рая
и, зажмурив глаза,
с локтя очередь в стаю,
дрожи не показав.