Миада

«Зашторь!
Спрячь в комнату!
Чтобы рассеяв полуденный свет
изобразить меньше резкости в облике
которого нет»

Рой согревшихся мошек игрался, теряя фокус пространства в своём перемещении. Поэтому всё, что они запоминали – это размытая поверхность зелёного волнистого камня, походящего на результат наложения изображений бурлящего ручья за время перемещения их стаи. Иначе, в памяти оставалось засвеченное небо, которое, благодаря своему неестественному сиянию, выглядело ещё большей надеждой, чем казалось недостижимым ранее. Впрочем, видимое в любом случае сводилось к доминирующему цвету и степени выгнутости-вогнутости поверхностей, поэтому неестественность неопределенности взгляда в воображаемый верх была даже лучше.
Имя её звучало Мириада, что на сгустившемся звуке произносилось менее, чем в 4 слога (Миада). Пролетая над вашими головами, эта стая мошек, как, впрочем, с немногим меньшей вероятностью любая другая, могла случайно произнести имя около двух раз. В силу бедности алфавита, отнюдь не языка, быстротечность разговоров просто изъедала душу впечатлительных созданий. И многие, если не все (ибо даже в этом сообществе смотреть в перспективу – дар), мечтали, не сказать сокровенно, о встрече более длительной, чем время, пока голос слетающихся и разлетающихся мошек не окунётся в общее шебуршание. Но вот беда, такое представлялась возможным лишь внутри оконных рам бездумных и, бесспорно, бездушных «человек».
Таким образом, прислушавшись к чудесным воздухоплавателям, можно было различить:
– вшшшвшвш вжжжшвш
– бззшвшвшв вшвшшввж
(в переводе C.К.):
– Изумительное очарование, дарованное лучами того беспросветного, что в относительном верху, не поведаете ли историю вашего дня?
– Поведаю, как есть поведаю. Сперва, мне снился осознанный сон, в котором, бесспорно, неосознанное во сне кошачье пыталось ухватить меня своими мохнатыми лапками. Ей (эта была беременна от совершенно непотребного кота) удавалось поймать лишь накапливающую статичность росу, стелящуюся по животрепещущему травяному. Кошка тут же останавливалась и начинала её усердно слизывать, слизывать. Но вот беда, была бессильна убрать когти, из-за чего ранила язык.
А как я проснулась, то моих сестёр, моих братьев пытались словить в сачок. Прежде всего, в обычный - для рыб, после – в светочувствительный. Это было так весело! так смешно! что, пролетая между дырками в сетке и кувыркаясь, я вывихнула крыло.
– Даа, Ми(ри)ада! Ваши будни были неповторимы!
– Неповторимы, пожалуй, неповторимы..
– Неповторимы были и предыдущие?
– Как есть неповторимы, каждый раз, каждый день неповторим всегда..
– Что есть повторимость.
И они разлетелись.

25 сентября 2009 г.