17. Всем, кто сразу пошел работать, закончив школу

Вы скажете, совсем не трагедия. Да, это так. Но я просто пишу про вчерашних школьников, которые сегодня встают в шесть и ложаться в час ночи. У которых нет времени на друзей и развлечения, как у их сверстников. Которым достается самая грязная и рутинная работа, потому что у них нет проф.квалификации. Для кого-то это 17, для кого-то 16.


Мне семнадцать. И еще вроде можно не думать о времени, и по статусу вроде положено днем тусить в универе, и на вписках бывать вечерами, зависать в пьяных барах, обсуждать однокурсников, плакать, про*бывать пары. И само собой можно сделать много ошибок по юности, много пить и курить, говорить необдуманно глупости, биться в громких истериках, молчать без причины, выпендриваться, быть почти что ребенком, не думать о том, куда утекают деньги, не выслушивать мифы о чужих неотложных проблемах, делать все, что хочу, и ничьих указаний не слушать, говорить, что мне хуже всех, что жизнь кончена, что не любят, слухи пошлые распускать, сигаретой дымя в переменах.

Детка, просто пойми, в моей жизни все это потеряно, мне так плохо, когда понимаю, что нельзя повернуть назад время. Я смотрю на них – на сокурсников, на сожителей нашей юности, которые много пьют, зависают на вписках, делают милые глупости. Они плачут без повода, ненавидят себя, говорят друг о друге гадости, утверждают, что счастья им не было с детства ведомо. В них так много надежд и амбиций, эгоизма, энергии, радости, для них время и деньги бесконечны и эфемерны.

И когда я смотрю на них, неуставших, блистающих, терпких, невинно-жестоких, ты не знаешь, как вдруг в грудной клетке сбивается сердце, и петля резких спазмов сжимает осипшее горло, как дрожу, завернувшись в пальто, чтоб скорее согреться, понимая – прошло, не придя, и уже безвозвратно поздно.

И вдруг хочется крикнуть им всем: где МОИ семнадцать? Где мои алкогольные вписки, прогулы, тусовки с друзьями? Где дневной, где учеба, где куча свободного времени? Почему мне на улице говорят вместо “девушки” - “женщина”, почему мне работа, почему знаю слово “безденежье”, почему другой мир для меня безвозвратно потерян?

Ты не знаешь еще, насколько все это непросто. А два года назад так хотелось вдруг стать преждевременно взрослой, еще верилось, что если желать всего сильно-сильно – добьешься, что на этой земле не бывает вообще невозможного. Где теперь миражи? Разучилась мечтать и плакать. Ты же знаешь меня уже весь этот чертов год. Посмотри на меня и скажи – где мои семнадцать?

Но они в душном офисе, в грохочущем позднем метро, в опустевших вагонах, в пропахших бомжами подъездах, в анальгетиках, в долгих истериках, в сигарете последней, в глупых ссорах с родными, в одиночестве, в напрасно потраченном времени. В моих срывах и в драках, в висках, от удара гудящих, и в дешевых рабочих столовках с пищей пластмассовой, и в банальной депрессии, в густой темноте удушающей.

И кто мне завещал эти ночи над старыми книгами, вечером полупустой универ, днем конвейер рутины? И никто из друзей не заглянет, когда я дома, и замолкла совсем трель дурацкая телефонная.

И когда говорят, улыбаясь, что я еще маленькая, и я видела мало, и цену не знаю времени… Знаешь, мне бы тоже сейчас - на дневном отделении, мне бы тоже на месяц бы тысяч пятнадцать-двадцать, мне бы тоже друзей, ресторанчики, джин и ликер, и кино вечерами, самолюбия, веры, и сил не скрывать своей слабости, много смеха и слез, за спиной моей  сплетен, поклонников штабелями, тех, что я не люблю - и тогда я признала бы, знаешь –“не взрослею, понять не могу, и не знаю всю цену времени”.

И, пожалуйста, знаю, что бред, что я жизнь эгоизмом меряю, и мне надо вообще бы поменьше об этом трепаться, лучше радоваться, что есть близкие, что я жива и что будут деньги. Но скажи, почему другой мир для меня безвозвратно потерян? Расскажи мне, когда и зачем я убила свои семнадцать.