Послание второе

                Пегас с похмелья сушит крылья.
                Миры туманные дрожат.
                Сатиры высунули рылья,
                А Музы пьяные лежат.
                Всё откровенно и сердито.
                Реальность смята и пуста.
                Копыта, грязные копыта
                Стучатся в Райские врата!
                А свыше слышен голос трубный
                И сниже кто-то голосит.
                Фанфары, скрипки, трубы, бубны-
                И всё гремит, гремит, гремит!
                На ровном месте спотыкаюсь.
                Тьма неизбежна и близка.
                Все, на кого не натыкаюсь,
                Мне крутят пальцем у виска.
                Река толпы ко мне жестока,
                Но я по ней свой чёлн влеку
                Всё от порога до порога...
                Что ждёт меня на берегу?
                И где же он - тот берег милый,
                Которому я буду рад?
                А может, нет его в помине,
                А впереди лишь водопад...
                Ужели берег не увижу,
                Где одиночество в цене...
                Жизнь без него я ненавижу,
                И от того тону в вине...
                Возможно так и не красиво,
                Но я иначе не могу.
                Оторванный от коллектива,
                Куда глаза глядят бегу.
               
               
 А глаза мои глядели всё туда же, а именно туда, откуда часа полтора назад я ушёл с этим  придурком, чтобы вляпаться в хреновую историю. Там за моим столом сидели трое и о чём-то оживлённо разговаривали.               
Один был просто мужик в кепке, другой - интеллигент бомжеватого вида или бомж            интеллигентного вида, хрен его разберёт и, наконец, мужик злой-презлой с рожей       красного кирпича. Они рассказывали друг другу про случаи из своей жизни за которые им   было особенно стыдно сейчас.               
               
               
                Рассказ просто мужика в кепке
               
               
                Похмельной жаждою томим,
                Заводом мрачным я влачился
                И Шестикрылов Серафим
                В четвёртом цехе мне явился.
                Перстами лёгкими, как сон
                Мои рубли заначил он,
                Отверзлись кладези евонны
                И дух разнесся самогонный.
                О, вожделенная бутыль!
                О, влага вьющаяся змеем!
                Представить это вы могли ль?
                Придумать это вы сумели б?
                Её прижал я к сердцу, чтоб
                Не расплескалося ни капли.
                В груди волнующий озноб,
                А по мозгам долбили цапли...
                И я пошёл, едва дыша,
                Большую пьянку предвкушая.
                В условном месте кореша
                Меня сидели поджидая.
                Их бил предчувствия мондраж.
                Они, слюну глотая, ждали
                Меня с поклажей из поклаж
                И ногти грязные кусали.
                А я ступеньки уж считал,
                К ним неизбежно поднимаясь
                И от предчувствия икал,
                В потьмах жестоко чертыхаясь.
                Уж я хотел условный знак
                Подать, мол, братцы, мне ответте!
                О, будь же проклят тот мудак,
                Что с****ил лампочки в подъезде!
                Я подскользнулся в темноте
                На скользкой корке от арбуза,
                Ища опору в пустоте,
                Освободился я от груза!
                Секунду лишь ещё к земле,
                Согласно воле притяженья,
                Она летела, а затем
                Случилось спиртоизверженье!
                Я провалиться был бы рад,
                В конце рассказа ставя точку.
                О, благородный аромат!
                О, эти мелкие кусочки!
               
               
                Рассказ интеллигента бомжеватого вида
                или бомжа интеллигентного вида.
               
               
                Однажды, девушку я встретил.
                Она, как летний сон была.
                Как у метро её заметил,
                Так вспыхнул и сгорел до тла!
                Она вдруг сердце мне спалила
                Огнём своих манящих глаз!
                И в голове тут закружилось:
                Я встретил Вас... Я встретил Вас...
                И самому себе сказал я:
                Сегодня ж будешь ты моя!
                И вмиг раздел её глазами
                До кружев нижнего белья.
                И дальше я с неё снимал бы
                Исподний, сердце рвущий, шёлк,
                Вот только если бы да кАбы
                Не испытал я, други, шок:
                Она исчезла, как снежинка,
                Влетая в тёплое купе
                И растворилась, как песчинка,
                В джинсово-будничной толпе...
                Её искал я целый месяц,
                И вот уже другой пошёл,
                И думал: мне уже не светит,
                Но представляете - нашёл!
                В тот день, авансом окрылённый,
                За пивом пенным я бежал.
                Смотрю: в тени листвы зелёной
                Сидела та, кого искал.
                Глаза её бездонней неба,
                А губы алых роз нежней.
                Она и быль моя и небыль,
                Она - предел мечты моей!
                Нектар любовного истока
                Мы пригубили с ней едва...
                Я её цитировал из Блока
                И Шарля Юбер Мильвуа.
                Вино откроет тотчас двери
                В приёмный смелости покой.
                Я, самому себе не веря,
                Привёл её к себе домой.
                Там было всё о чём мечтать я
                Ещё и день назад не мог:
                Она с себя срывала платье,
                Тянула ноги в потолок.
                А на другое утро мне бы
                Глаз не открыть не лучше ли...
                Ушла Глаза бездонней неба
                С остатками аванса и
                Моими новыми часами
                Мой гений чистой красоты
                Растаял в призрачном тумане
                Моей разбившейся мечты.
               
 
Затем настала очередь Злого-презлого. Причём рожа у него при этом сделалась цвета       красного кирпича, который явно передержали в печке.               
               
                Рассказ злого- презлого
               
               
                Я полон чёрной зависти ко всем,
                Кто при бобах и выше меня ростом.
                Я много пью, ну а когда я ем,
                То прокормить меня совсем не просто.
                Когда бывает что-то не по мне,
                Тогда я неуёмно буен в гневе.
                Сам лютый бес визжит тогда в огне,
                В огне, что у меня пылает в чреве.
                Хоть и горяч я бешенством горя,
                Но радуйтесь, паскуды, я отходчив,
                И в праздности не тратя врямя зря,
                Я похотливей многих тварей прочих.
                Я алчен. Много бабок на ****ей
                Уходит, так бывает век от века.
                Я самый гордый между всех людей!
                И этим всем горжусь меж человеков!
                А вы,.. ну что мне с вами говорить!
                Один бухлом помыл полы когда-то,
                Другой сонеты стёртые до дыр
                ****ям скулит за скудную награду.
                Её как встретишь, слышишь ты, Шекспир?
                Ей не забудь забацать серенаду...
                На олухов богат, богат наш мир,
                И к ихнему относитесь вы стаду!
                А этот - он имел ввиду меня -
                Такой же как и вы, небось, отважный...
                Сейчас ещё расскажет, что средь дня
                Снял с пьяного часы, забыв бумажник.
                За это стыд его теперь грызёт.
                Вы та ещё компания, как видно...
                Меня ж ничто на свете не ****!
                И знайте вы -  за это мне не стыдно.
               
                А я сидел и только слушал
                Рассказов их гнилой поток.
                Уже немало я откушал,
                И мне казалось потолок
                Сейчас обрушится на темя,
                И не кому-нибудь, а мне
                И, останавливаясь, время
                Всё унесёт в небытие.
                О, это было б вожделенье
                Душе измученной моей,
                Сплошное умиротворенье,
                Конец ай ля Хемингуэй.
                От мира с этим не убудет,
                Не оторвётся ничего.
                Вокруг меня толпятся люди,
                А приглядишься - никого.
                И я один, как лист лавровый
                В тарелке супа твоего.
                Со мной прибудет голос новый
                И благочестие Его!
               


*