Послание первое

                И был искристый майский день!
                Я это правда не заметил,
                Так как сплошная дребедень
                Мне заслонила штуки эти.
                Я был с похмелья, я бухал
                Вчера с рассвета до заката,
                И то, что внутрь вчера принЯл,
                Стремилось вылезти обратно.
                Похмелье - это не игра,
                Не скоморошьи штуки это.
                То состояние пера
                Достойно первого поэта!
               
               
Ну первого не первого, а вот что получилось у меня. И пожалуйста снимите шляпы перед     прочтением скорбных строк сих. У кого же шляп нет, умоляю, найдите и наденьте, чтобы     снять...               
               
               
                Ещё вчера ты безобразно
                Громы и молнии метал
                И над столом с закуской разной
                Вздымался, как девятый вал.
                Тебе казались по колена
                Босфор, Арагва и Ла-манш,
                И Море Лаптевых, и Сена,
                И даже озеро Балхаш.
                Ну а сегодня тонешь в луже,
                Как Каспий сохнешь, и душа
                Уже не просится наружу-
                Она застыла чуть дыша...
                И снова новый день свалился
                На это тело, как бревно
                И ты раздавлен, ты убился,
                Кругом говно, говно, говно...
               
                И вот в подобном состояньи
                Я шёл в знакомый мне кабак,
                Чтоб в нём души моей терзанье
                Уже не выказать никак.
                Сто грамм мне двери отворили
                В благоговенья светлый храм,
                А внутрь уже меня впустили
                Вторые чистые сто грамм.
                Внутри нахально прибывая
                С безликой массой мятых тел,
                "Агдам" смиренно смаковал я,
                Чуть погодя, ко мне подсел
                Какой-то тип в бордовой кепке
                И старом клетчатом пальто.
                Он долго пялил взгляд некрепкий
                То на меня, на водку то.
                Пришлось налить во избежаньи
                С ним мне известных многих бед.
                Он звался Лёша Наказанье-
                Алкаш, художник и поэт.
                Беседа наша устремлялась
                По руслу нравственных проблем.
                Алёша мой, как оказалось,
                Был стебанутым не совсем.
                Быть может, мы и поспешили,
                Но только выпив по полста,
                Единогласно с ним решили,
                Что мир спасёт лишь красота!
                Он всё орал: Я красотою
                Исполнен с темечка до ног!
                Светильник я, и предо мною
                Развергся вечности чертог.
                Кричал: "Горю, но догораю,
                И твой удел меня спасти".
                А я сижу и подливаю,
                Чтоб пыл его не остудить.
                Спаситель мира, нахлебавшись,
                Достал потёртую тетрадь
                И с ней, как с дочерью обнявшись,
                Примерно это стал читать:
               
                Стихи этого придурка
               
                Солнечный круг, в небесах возгораясь,
                Дарует лучи многогранным домам;
                Треугольники ёлок ему тоже рады,
                И сыпят озон на овальных людей.
               
                Они, нахлебавшись, возводят квадраты,
                В которых рожают кричащих детей.
                Так выэлипсовывается связь сущего в мире,
                В параллелепипеде эпох.
               
Надо сказать, что эта философская лирика с геометрическим уклоном произвела на меня   удручающее действие, и мне захотелось домой. Но этому придурку удалось уговорить меня    пойти к нему, чтобы он показал мне то, что он изобразил ещё как художник.               Никогда себе этого не прощу!
               
               
                А город корчился в простуде,
                Не замечая трелей птах.
                Вокруг такие ж были люди,
                С такой же плесенью в глазах.
                Какой-то чмошник рыл канаву,
                Быть может, завтра в ней усну,
                Сверкали ляшками шалавы,
                И всем плевать на ту весну!
                Да что же вы - остановитесь.
                Ну ладно мне не до того.
                Чуть тормозните, оглянитесь
                Вокруг себя, ведь ничего
                Так можно просто не заметить
                И всё на свете про@бать.
                Блаженны, кто на этом свете
                Умеют каждый день поймать!
                Чтоб наслаждаясь каждым мигом,
                Не говорить в отцвете лет,
                Что жизнь промчалась где-то мимо,
                Её не познан мной секрет.
               
                Туда, куда меня привёл он,
                Мы шли примерно пять минут.
                Был дом мазни какой-то полон,
                Кругом бедлам - и там и тут.
                Ещё тогда насторожило
                Меня отсутствие ****ей...
                Всё очень как-то странно было...
                Среди бычков и бутылей,
                В большом классическом бедламе
                Царил какой-то ****ский дух,
                Но баб там не было в программе...
                Догадку высказал я вслух.
                Ведь это ж были пидарасы!
                Их голубыми нынче звать.
                Не отходя от этой кассы,
                Я стал холстами в них метать
                И всё крушить напропалую,
                Что мне попалось в этот раз!
                Я показал им мать такую
                И поспускал их в унитаз!
                И на прощанье, гадом буду,
                Всё покрушив и там, и тут,
                Послал туда их, что оттуда
                Они теперь ещё идут.