Ты тоже говори...

Альберт Туссейн

Ты
тоже
говори…

(избранные переводы
классической и современной
украинской поэзии)

.............................................

УДК 82-7
ББК 84 (2Рос=Рус) 6.7
Т 90

М.: ИПО "У Никитских ворот", 2009, - 294 стр.

Туссейн Альберт Иоганович –
музицирующий лингвист, переводчик-международник,
автор более двадцати книг стихов, прозы и переводов,
лауреат конкурса «Всенародная поэзия России» и 
литературной премии имени А.С. Грибоедова,
член Союза писателей России.

В книге представлены избранные переводы некоторых в определённой степени заинтересовавших, взволновавших переводчика или понравившихся ему произведений представителей классической и современной украинской поэзии(около 40 авторов). Сборник не претендует на какую-либо абсолютно строгую академическую, хронологическую или тематическую последовательность и систематизацию. Переводились лишь те стихи, которые каким-то образом нашли душевный отклик, вызвали ток, трепет, порой даже шок, понимание, сочувствие, сочувствование, улыбку, а то и ухмылку, то есть те, которые попались или попали в руки, на глаза или запали в сердце или в голову автора переводов, вызвали желание хоть как-то к ним приобщиться, причаститься и поделиться этим с другими.

ISBN 978-5-91366-083-1

(с) Туссейн А.И., 2009
(с) ИПО "У Никитских ворот", 2009

......................................

Альберт Туссейн

Ты
тоже
говори…

(избранные переводы
классической и современной
украинской поэзии)

Москва
ИПО "У Никитских ворот"
2009

........................................

О ПЕРЕВОДЧИКЕ
Родился – все еще в процессе
Родина –  по крови – Украина, по принадлежности – СССР, по духу – Россия,
по мировоззрению – Земля
Национальность – хохол русско-швейцарского розлива
Родной язык – видимо, тот, на котором думаешь и пишешь сокровенное, тогда – русский, но по крови и по чему-то еще более высокому и глубокому, если не глубинному – украинский, хотя я им, конечно, не так владею, как русским, во всяком случае, не так много пишу на нем (ну, и слава богу! – наверное, облегченно вздохнет мой украинский земляк-читатель), но зато всей душой улавливаю и воспринимаю всю его тончайшую мелодичность и нежную напевность, нутром чувствую каждое его словэчко… Третий  мой родной (троюродный?) язык по линии отца – французский. Для меня он скорее иностранный, хотя и один из любимых и приоритетных. Дедушку-франкофона я не застал, а отец предпочитал немецкий.
Образование – разного уровня и законченности музыкальное, техническое, лингвистическое, филологическое, экономическое и юридическое; весьма  начальное, явно незаконченное и, добавим по Линкольну, совершенно недостаточное житейское
Семейное положение – в очень интересном положении
Семья – все люди на свете, и хорошие и не очень, как в любой семье
Дети – в основном слова, звуки и растения
Основной источник дохода –  слова и звуки
Любимый конек – ставить все на кон
Друзья – и Вы, если Вас станет
Враги – см. Друзья
Учителя – все, без исключения, встречаемые или читаемые мною люди
Основное увлечение – все, что влечет, завлекает, привлекает и увлекает, а влечет практически все привлекательное, особенно, вот как сейчас, тавтология, каламбуры и пр.
Участвовал ли…? – весьма безучастно
Бывал ли…? – побывал, однако. Но мне уже легче сказать, где я не был
Иностранные языки – в дипломе английский и арабский, но в течение  нескольких десятков лет активно интересуюсь, изучаю, исследую и сопоставляю несколько десятков других языков, так что в весьма разной степени и гутарю-бякаю, и размовляю, и болтаю-балакаю, и спикаю, и шпрехаю, и парлякаю и вообще даже при всей своей прирожденной, природной и приобретенной тупости кое-как и кое-что кумекаю. В круг моих интересов входят древне- и новогреческий, практически все славянские, латинские или романские (плюс эсперанто и, конечно, латынь), германские (в частности, скандинавская подгруппа) языки, несколько семитских, тюркских и иранских языков, китайский и японский,  хотя самый любимый, помимо музыки, и самый трудный для меня язык – это язык молчания, которым порой так трудно владеть (о чем отчасти, вероятно, и свидетельствуют эти переводы и другие мои сочинения)
Самое любимое – тот, кого, и то, что любишь, в данный момент
Главное в жизни - жизнь
Умер – см. Родился

Переводчик

..........................................
 
ВМЕСТО ЭПИГРАФА

Пауль Целан (Paul Celan)

(перевод с немецкого на украинский  М. Фишбейна,
с украинского на русский – А.Т.)

ТЫ ТОЖЕ ГОВОРИ…

Ты тоже говори,
говори, как последний,
скажи своё слово.

Говори,
но Нет не обособляй от Да.
Придай своему слову суть –
надели его тенью.

Дай ему тени вдоволь,
дай ему столько тени,
сколько, разбросанный вокруг себя, знаешь
меж полночью, полднем и полночью.

Оглянись вокруг:
смотри, как всё оживает –
при смерти! Оживает!
Истинно слово того, кто молвит тенями.

Но вот место, на котором стоишь, уменьшается:
Куда теперь, оголённый тенью, куда?
Поднимись. На ощупь наверх.
Станешь более тонким ты, более неизвестным, утончённым!
Утончённейшим: нитью,
по которой она стремится книзу, звезда:
чтобы внизу плыть, внизу,
где она видит себя мерцающей: в волнах
странствующих слов.

 
Т. ШЕВЧЕНКО
(1814-1861)

***
Да не дай, боже, никому
как теперь мне, старому,
в неволеньке пропадать
зря годочки коротать.
Ой, уйду в степную даль –
разгоню тоску-печаль.
«Не йди, - рекут, - с этой хаты,
не пускают погуляти».

***
Роща темная – ой, дубравушка,
одевает тебя, лелея,
трижды в год отец твой, батюшка,
отдает тебе все, не жалея.
То укроет тебя густо
зеленой пеленой
и никак не налюбуется
красотой неземной.
Насмотревшись на доченьку
мил-молодую,
возьмет и окутает ее
в ризу золотую.
И покроет дорогим
покрывалом белым,
и ляжет спать, утомившись,
таким трудным делом.

***
Барвинок цвел и зеленел,
слался, расстилался;
а морозец утренний, пострел
в садочек прокрался.
Потоптал красу-цветочки,
поморозил… и сбежал…
Жаль того барвиночка
и морозца жаль!

***
И день идёт, и ночь идёт.
И, голову схвативши в руки,
гадаешь, почему ж не идёт
апостол правды и науки?

N.N.
Солнце заходит, горы чернеют,
птички умолкли, поля немеют,
тешатся люди, что отдохнут,
а я смотрю…и сердцем льну
на Украину, в садочек лечу.
И льну я, льну и думу гадаю,
и сердце как будто мое отдыхает.
Чернеет поле, и роща, и горы,
на синее небо выходит звезда.
О, звездочка! Боже! – и слёзы ранние.
Взошла ль ты  уже и на милой Украйне?
Карие очи еще ль ожидают
тебя в небе синем? Иль уж забывают?
Если ж забыли, то лучше б уснули,
чтоб о доле моей и не вспомянули.

***
Мы все друг друга вопрошаем:
зачем же жизнь нам мать дала?
То ль для добра? То ли для зла?
Зачем живем? Чего желаем?
Так, не узнав, и умираем,
и покидаем все дела…

Что за дела, мой боже милый,
меня осудят на земле?
Если б те дети не росли,
тебя, святого, не гневили,
что свет увидели в неволе,
и стыд тебе не принесли.

***
Не завидуй богатому!
Богатый не знает
ни приязни, ни любви –
он всё покупает.
Не завидуй могучему –
он лишь принуждает.
Не завидуй и славному:
Он-то хорошо знает,
что не его любят,
а тяжкую славу,
ту, что горькими слезами
пролил на забаву.
А молодые как сойдутся,
так любо и тихо,
как в раю – а присмотришься:
шевелится лихо.
Так не завидуй никому
и огляди весь белый свет:
нету рая на земле,
да и на небе тоже нет.

***
Какого черта я все трачу
бумагу, перья, столько лет!
А иногда еще и заплачу,
что уже слишком. Не на свет,
а не творенье удивившись.
Так иногда, совсем упившись,
рыдает  дедушка лет ста,
вспомнив, что и он ведь сирота.

***
Не так те вороги,
как люди добрые –
и обкрадут, жалея,
и осудят, плача.
Попросят тебя в хату,
будут привечать,
все про тебя расспрашивать,
чтоб потом смеяться,
над тобой посмеяться,
чтоб тебя добить…
Без врагов на свете
как-то можно жить.
А вот люди добрые
везде тебя найдут.
И даже на том свете, добряки,
тебя не забудут.

***
Бывает и старик порой
вдруг отчего-то зарадеет,
как будто вновь он молодой,
и запоёт… Ну, как умеет.
Предстанет ясно перед ним
надежда ангелом святым,
и зорька, молодость его,
витает весело над ним.
Что встрепенулось у него,
чему он рад? Тому, что им
добро желанье сотворить
вдруг овладело. Славно жить
тому, чьи думы и душа
делать добро смогли постичь!
Не раз такому любо станет,
не раз барвинком зацветёт.
Так в овраг темный иногда
святое солнышко заглянет,
и все вокруг вдруг оживёт,
зеленой травкой прорастет.

***
Ой гляну я, посмотрю
на ту степь, на поле;
не даст ли бог милосердный
хоть на старость воли.
Пошел бы я в Украину,
пошел бы домой,
там бы меня встретили
радостной гурьбой;
хоть немного отдохнул бы,
помолившись богу,
там бы я… да черта с два,
ничего не будет.
Как в неволеньке надеждой
душу я согрею?
Научите, люди добрые,
а не то сдурею.

НА ПАМЯТЬ ШТЕРНБЕРГУ
Далеко поедешь,
Многое увидишь;
Засмотришься, загрустишь –
вспомни меня, брат!

***
Не женись на богатой –
чужим будет дом.
Не женись на убогой –
уснешь дурным сном.
Женись на вольной воле,
на казацкой доле.
Как уж есть, так и будет,
пусть хоть даже в горе.
Зато никто не мешает
и не отвлекает –
что болит, где болит
никто не пытает.
Говорят, когда вдвоём
И плач не обидит.
Не сдавайся: легче плакать
Когда никто не видит.

***
Зачем мне так тяжко, зачем мне так нудно,
зачем сердце плачет, рыдает, кричит
сироткой голодной. О, трудное сердце,
чего же ты хочешь, ну, что, где болит?
Покушать, попить или спатеньки хочешь?
Засни, мое сердце, навеки усни,
раздето, разбито, - а люд ненавистный
пусть бесится… Глазки закрой свои.

***
Говорят, привыкнет пес бежать
за возом, так и за санями побежит.
Вот так и я теперь пишу…
Чернила, вот, бумагу трачу…
А раньше! Честно, не брешу!
Воспоминанья или грёзы
Так опишу, что прямо в слёзы.
И будто сам перелечу
Хоть на часочек на Украйну,
На неё гляну, посмотрю,
Как будто благо сотворю,
Так любо сердце отдохнет.
Как бы сказать, что не люблю,
Что Украину забываю
Или лукавых проклинаю
За то, что я теперь терплю, -
Ей-богу, братия, прощаю
 И милосердному молюсь,
Не помянули чтобы лихом:
Хоть зла я вам и не чинил,
А все-таки меж вами жил,
Так что, возможно, что и осталось.

***
Если бы встретились мы снова,
ты испугалась бы иль нет?
Какое тихое ты слово
тогда б промолвила в ответ?
Да никакое. Не узнала б.
А, может, после вспоминала б,
сказав «Приснится же такое!»
А я б был рад увидеть снова!
Моя ты доля черноброва!
Если б увидел, вспоминая
веселое и молодое
прежнее горечко лихое.
И зарыдал бы, зарыдал!
И помолился, что не правым,
а сном лукавым разошлось,
водой-слезами разлилось
то прежнее святое диво!

И. ФРАНКО
(1856-1916)

ЧЕМ ПЕСНЯ ЖИВА?
Каждая песнь моя –
это день судьбы моей.
Выстрадал её я,
но верен остался ей.

Славно строчки легли –
моих размышлений часть.
Думы – нервы мои.
Звуки – бой сердца и страсть.

Если вас что потрясло –
то моя боль и печаль.
Всё, что горит в ней, - то
дар моих слёз – хрусталь.

Душевной боли броженье
трогает струны огней.
Каждый удар, движенье
будит музыку в ней.

И пусть в ней вечно плывёт
лавина добра и зла.
В песне лишь то живёт,
что жизнь мне сама дала.

СОНЕТ
Меж женами любви благословение,
отрада душ и солнце благой вести,
зачатая в восторге откровения,
о, рай мой, моя мука ты, о, Песня!

Царица, ты нижайшего из смертных
возносишь до вершины трона
и до глубин терпенья, слёз безмерных
ведешь и тех, на ком стоит корона.

Твоё дыханье все сердца равняет,
твой поцелуй любовь облагородит
и слёзы на алмаз меняет.

Касание из терний розы родит
и чарами в сердцах людских исходит,
и будит, молодит и опьяняет.

ШКОЛА ПОЭТА
(по Ибсену)
Ты знаешь, брат, как учат
танцевать медведя?
Его ведут на железный лист,
а он того не ведает,

что под плитою той огонь
горит мало-помалу,
и скрипка наполняет дух
любовью к идеалу.

Медведь ревёт, видать, любовь
в сердце его уж тлеет,
но лапы бедные огонь
сильней всё снизу греет.

Медведь ревёт, а скрипка в тон,
но вот снизу пригрело,
на лапы задние встал он,
возводит своё тело.

Играет скрипка адский вальс,
Потапыч вверх головку
и то одну лапу, то другую
поднимает, ревёт без умолку.

Всё чаще, всё бойчей игра,
скрипка смеётся-плачет,
а плита всё горячей, и он всё быстрей,
всё громче ревёт и скачет.

Запомнит танец адский тот
бедняга вплоть до смерти,
и скрипки тон и жар плиты
слились неразлучно вместе.

Слились неразрывно навеки так,
что скрипку едва учует,
так сразу в лапах огонь запечёт,
и тут же он скачет-танцует.

Но не один ведь он так вот. Нет!
Многих судьба так водит,
и каждый из нас, и певец-поэт
такую же школу проходит.

Ведёт судьба-ирония
звоночками да скрипками
стать на плиту железную
неопытными лапками.

И вот разведен уж огонь,
на скрипке страсть играет,
и скачет бедный он, поёт,
от боли умирает.

Хоть не умрёт, то так в душе
сольются неразрывно
те впечатленья, страсть и боль,
что дивно, просто дивно!

И только лишь услышит он
любви слова святые,
то пробуждаются в душе
те муки роковые.

Горит под ним пол-железяка,
огонь коснулся стоп,
и возвышается бедняга
до стихотворных строф.

Судьба-ирония на скрипке
играет болью-буйством,
поёт, танцует и рыдает –
и это зовётся искусством…

***
И ты дорогою убитою пойдёшь,
вослед за теми, кому нет и несть числа!
Пройдя, как и другие, до конца,
ты униженья и неволи путь найдёшь.

Пока сил не жалеешь, вовсю тратишь,
и кровью переполнены все жилы,
и свежей мыслью молодые силы живы,
но почву из-под ног вскоре утратишь.

Трясина засосёт тебя, удавит,
и в кровь твою пиявкою всосётся,
и воздух вкруг тебя совсем отравит,

и силы воли твоей больше не найдётся,
чтоб упираться дольше! Не найдёшь –
и, труп живой, безвольно поплывёшь!

РЫБАЧКА
Эй, рыбачка черноокая,
сжалься, сжалься надо мною!
Ведь я рыбка небольшая –
отпусти меня на волю!

Здесь над речкой, где волна
жизни льётся и клокочет,
села ты, раскинув снасти:
черней ночи твои очи.

Брошенный в седые волны,
как алмаз крючок сверкает,
ослепил меня, прельстил,
ни за что не отпускает!

Ослепил меня, прельстил!
Закружился я несмело,
блеском тайком упиваясь,
аж сердечко заболело.

Лишь тогда силу коварства
оценить я научился,
как забился на крючке
и на суше очутился.

Рыбка бедная, зря бьюсь,
ловлю воздух, боль в гортани…
Воздух тот, которым дышишь,
он убьет меня, о пани!

Л. УКРАИНКА
(1871-1913)

ВИДЕНИЯ
В бессонную ночь в предрассветный черный час
утомлённым глазам моим удивительный образ предстал;
темно-красный свет, как отблеск пожара,
предвещающий зло, темноту ночи раздвинул.
В свете появилась гения темная фигура.
Долгий и черный плащ, как туча его покрывал
и развевался в воздухе, как море в непогоду.
Сталью холодной отсветы крыльев широких яснели;
кудри черные и длинные спадали на плечи.
В темных и острых очах его взор туманный светился,
Печально смотрел он вдаль, и горячие лились его слёзы,
горе тому, в чьё сердце те огнистые слёзы канут!
Лихо и горе, всемирную ничтожность узреет он разом,
в сердце его загорится то пламя, страшное, всепожирающее,
которое в очах его сверкает, - и безнадёжность
тяжкая, унылая, охватит его, как туча осенняя.
Охваченная ужасом, я взор опустила долу.
Он же промчался, как ветер, и исчез в пространстве.
Вновь темнота залегла, ещё чернее, ещё глубже.
___________

Вечер был месячный, ясный, и зори сияли кротко;
тишь была в воздухе, лишь порой ветерок
крылышком легким веял – и далеко, далеко
из-за горы где-то доносились звуки вечернего звона.
Длинный белый стяг распростёрся от серебряного сияния
в хатке моей, - слишком уж ярко светоч рогатый
той ночью светил. Какая-то тень в том сиянии появилась,
легкая, голубая, прозрачная и неопределенная, как мечта.
Гений то был, но гений не тот, что являлся
темною ночью тогда, ужасом сковав мою душу.
Тихо стоял он, и едва различимы были его светлые одеяния;
кудри светлые, легкие вились над челом его кротким,
белые крылья серебрились в сиянии месяца,
ясны были очи, и взгляд их был как пламень;
мило улыбался, от той улыбки в сердце
радостно тихая надежда, словно лилии цветок, расцветала.
Людская недоля будила во мне не отчаяние, а желание
лучшей доли, более светлой – тот идеал мне сиял
во взоре ясном, и сердце за ним порывалось взлететь.
Он посмотрел на меня печально – и сердцем я почувствовала,
что в небесный простор мне невмочь ещё воспарить…
Исчез он, как мечта, как серебристый туман против солнца.
Заря на небе розовая уже занималась,
из-за горы где-то доносились звуки далёкого звона…

М. РЫЛЬСКИЙ
(1895-1964)

ПОЭТИЧЕСКОЕ ИСКУССТВО
Лишь на склоне прожитого века,
я понял поэзию враз,
как простоту великую
такого слияния фраз,

когда на пустой позолоте
нет места уловкам ловким,
и подлой дурной суете -
в сердце чистом и пылком,

когда эпитеты стрелой
бьют и к высотам всех влекут,
когда дорогою прямой
тебя метафоры ведут,

когда всплывает вдруг сравненье
касаткой из морской пучины,
вопросов нет и нет сомненья,
нет смысла здесь искать причины!

Слова в раздумий ожерелье,
в кругу гармонии литом
на рифмах держатся, на вере,
как братья в подвиге святом.

Твой парус будут бури рвать,
но не забудь всё ж компас свой!
По-новому мир открывать,
поэт, вот долг священный твой!

ЧТО Я НЕНАВИЖУ И ЧТО Я ЛЮБЛЮ
Эмиль Золя написал когда-то страстную статью «Что я ненавижу»,
которая заканчивается так: «А теперь вы знаете, что я люблю, к
чему чувствую страстную любовь ещё с юных лет».
В наше время Юлиан Тувим в «Цветах Польши» посвятил немалое
вступление – несколько причудливое и парадоксальное – теме, что он
ненавидит и что он любит.
На эту тему, собственно, говорят в той или иной форме все писатели,
все люди на свете.

Я ненавижу враньё
во всякой одежде, -
в роскошной и пышной больше всего, -
самодовольную тупость,
хотя бы она и носила
очки в золотой оправе,
суетливость, торопливость, крикливость,
зависть и самолюбие,
громкими словами прикрытые,
глаза, презрительно суженные,
омерзительно жиром заплывшие,
уши, заткнутые ватой
от ветра и горя людского,
предательство и подлость
с блудливыми глазками,
фарисейство и лицемерие
под личиной моральности строгой...
Я ненавижу!

Речи простые и чистые люблю я:
сердце для друзей открытое,
разум к другим внимательный,
труд, что мир веселит,
пожатье руки мозолистой,
синие рассветы над водами,
шум в лесу зелёный и шум золотой,
трели соловья и песню людей,
скромный шиповник и гордую розу,
мужество и верность,
народ и народы –
я люблю!

СТИХ В АЛЬБОМ
Ш. К.
Ещё Пушкин не любил альбомы,
хотя охотно писал в них,
так светлой памяти его мы
тут посвятим «небрежный стих».

Своим праправнукам далёким
писал великий грамотей:
«Быть можно дельным человеком
и думать о красе ногтей».

А я добавлю: в век ракеты
не меньше пишутся поэмы,
ведь удивительно, что все мы
какой-то мерою поэты.

Жива поэзия в той речи,
что с детства мать учила нас,
в любви и в гневе, в любой вещи,
в красе обычной, без прикрас.

Она не только «сей и жни»,
труда и радости посол,
она нужна, как нам нужны
вода и воздух, хлеб и соль!

ТАЙНА ОСЕННИХ ЛИСТЬЕВ
Ботаники говорят: красочные весенние цветы
привлекают пчёл и других насекомых, которые
и способствуют опылению...

ну, а багряные осины,
золотые клёны,
светло-жёлтые берёзы,
бронзовые дубы,
все роскошные краски осеннего леса –
кого или для чего они привлекают?
Или это искусство для искусства?
Пусть для ботаников вопрос этот совсем  далеко не праздный,
почему у  осенних листьев цвет такой уж ярко разный,
зачем так много красок, кто создал всю красу, -
я в сердце с юных лет моих до смерти пронесу
тот листьев хоровод по полю голубому,
тот пушкинский закат, осеннюю истому,
те самородки золота, спадающие в прах,
прожилки нежно тонкие у клена на листах,
шедевр резьбы искусной у дуба на листве,
цветные брызги-шарики в кустах и на траве,
ту смесь абстрактно смелую, тот грустный туман-дым,
ту смерть с челом, увенчанным духом, таким живым!

***
Люби природу не как символ
души своей,
люби природу не для себя -
для её детей.

Она – не тема для стиха
или картины -
в ней есть высоты неизмеримы,
святые глубины.

У неё могучая душа,
порыв есть в ней,
гораздо больше всех потуг
души твоей.

Она – это мать. Будь же ей сыном,
а не эстетом,
и будешь не бумажным –
живым поэтом!

***
Поэт! Будь сам себе судьёй,
когда грызёт грусть до кости,
над собственной восстань душой
и суд чини свой над собой,
и осуди, и не прости.

Со дна восстанут тёмноокие
свидетели больной души,
и скажешь ей: в сей мир широкий
иди, забыв свой сон глубокий,
и, согрешивши, не греши.

***
Как охотник осторожный,
многолетний зверобой,
поседевший следопыт
припадает чутким ухом,
чтоб услышать шум далёкий,
к тёплой ласковой земле, -

так и ты, поэт, услышь
людской жизни голоса,
улови новейший ритм
и разбег свободных волн,
хаос линий, дым исканий
в панцирь мысли заточи.

Так как врач чуткую руку
положил на пульс ребёнка,
в трепетанье слабых жил
усмотрел нам всем незримый
роковой бой-поединок
между жизнью и концом, -

так и ты, поэт, услышь
голоса, где ложь, где правда,
темный грех и светлый смех –
всё клади, не как Фемида,
а с раскрытыми глазами,
на бесстрастные весы.

***
Сдаётся мне: завтра будет солнце,
а извозчики, собираясь в город,
ленточки в гривы коням заплетут.

Сдаётся мне: завтра улыбнётся,
суетливо спеша в магазин,
соседка моя …
- Ну, и что дальше?
- Да, ничего. Я вовсе не собирался
удивить вас.
Завтра будет солнце.


ИСКУССТВО ПЕРЕВОДА
М. Ушакову
Идёт стрелок на незнакомый луг.
А есть ли дичь? Будет ли день удачным?
Сразит ли цель? И вдруг промчались мимо
чирки, как вихрь, и захватило дух.

Так книга свой являет дивный круг,
где строчки на бумаге легли всласть,
охотник бравый должен в них попасть
и кровным людям принести, как друг.

Нет, не убитыми! Для всяких аналогий
предел бывает: нужно, чтоб слова
не обрели какой-то смысл убогий.

Чтобы осталась мысль у них жива,
чтобы души поэтовой глубины
на нас родным пахнули из чужбины.

БАГРЯНЫЙ ВЕЧЕР ДОГОРЕЛ…
Багряный вечер догорел,
и пепел падает на город,
переливается монисто
всех надднепровских фонарей.
Затих шума дневного говор,
на сердце тихо, грустно, чисто.

Ночь, лампа, мысли, одиночество,
ещё немых страниц снега.
Безмолвно сомкнуты уста,
тревожное ночное творчество
привязывает стих к дома порогу,
но манит сердце вновь в дорогу.

П. ТЫЧИНА
(1891-1967)

***
Правдивым будь – но всем не открывайся.
Героем будь, не требуя венца.
С идеями, с огнём как, не играйся:
и встал на путь – так шествуй до конца.

Будь ты боец, работник иль поэт –
вулканом бьет душа пусть через край.
Звучит для всех единый долг-совет:
эпохой своё сердце окрыляй!

Слабеет дух, стихии потакая,
не чистота – что тает словно снег.
Секи огонь! Пусть мощь будет такая,
чтоб сонного тебя враг не застиг.

Забудешь край родной – корень усохнет.
Людей порастеряешь – не найдёшь.
Уснёшь в покое – творчество зачахнет,
в борьбе лишь красным цветом зацветёшь.

В ком юная душа – тот не седеет с горя.
Где грозы падают – там радуги встают.
Река бежит до самого до моря,
Прозрачна вся, у берега лишь муть.

Правдивым будь – но всем не открывайся.
Героем будь, не требуя венца.
С идеями, с огнём как, не играйся:
и встал на путь – так шествуй до конца.

И. ДРАЧ
(род. в 1936 г.)

***
Памяти Э. Хемингуэя
Вышел из радио чёрный лев
и разбудил моё сердце в полночь.
В его чёрных тяжёлых слезах
я увидел хрустальный гроб.

Это был гордый печальный лев,
чёрный лев с золотою гривой,
родной брат брызжущей солнцем меч-рыбы,
где слеза атлантическая кипит.

И он позвал на похороны брата
к гробу, где с руками умолкнувшими
лежал седой загорелый лев
с симфоническим детским сердцем.

***
Одень меня в ночь,
одень меня в тучи синие
и повей надо мной
лебяжим легким крылом,
пусть навеются сны, теплые сны лебединые,
и встревожит их месяц
ясеневым тугим веслом.

Зацветёт автострада доспелыми гроздьями,
умоет розовые косы
в пахучем любистке заря.
Из твоего чистого пруда
между лилиями и Орионами
ты лебёдкой плывёшь в бескрайние мои моря.

Одень меня в ночь,
одень меня в тучи синие
и повей надо мной
лебяжим легким крылом,
пахнут росы и руки.
Пахнут думы твои младенческие.
В сердце плавают лебеди.
Сонно пахнет весло.

СЛОВО
Виолончель погасла вдруг. И сразу
стих контрабас – суетно, торопливо,
а скрипка пьёт горячий гром экстаза,
грозу экстаза, белую, игривую.

Судьба моя, на необузданном смычке
по струнам робким проскользни
в лоно скрипичное, где лепятся слова,
где зреют фразы в муках тишины.

Беременная скрипка станет роженицей,
оркестр поразит морозно-чёрный шок,
как некрещеное словечко с нежной кожицей
возникнет из пелёнок ровно в срок.

Возьми его. Не дай на распрю славы,
а по-спартански – босым на мороз,
солнцем налитое, чёрно-величавое –
оно повиснет буйной гроздью гроз.

И в том отчаянном разгоне
запомни, подтверждай весь век,
что речь – из музыки, из горестных агоний,
скрипка - мать слова. Помни, человек.

КАЛИНОВАЯ БАЛЛАДА
Я часто не знаю. Не знаю, где волны
встают золотые, где багряно-тревожные,
не знаю, где мера уготована силе
и на что мои клёкоты дикие способны.

Не знаю. Не ведаю. И преклоняюсь
перед известным (известным кому?).
Коню своему кую сбрую, склоняясь,
и на дорогу в губы целую зарю.

Пастельные напасти, негодные годы,
головастые неизведанные изъяны «не знаю».
Не знаю, где блеснут огнём мои стопы
и что принесёт мне память из Дуная.

Но знаю: баюкала меня калина
в краю калиновом руками тонкими,
и кровь калиновая, как песня единая,
горит в моём сердце звёздами горькими.

БАЛЛАДА СО ЗНАКОМ ВОПРОСА
Что там, за дверью бытия,
обитой дерматином?
Звёзд золотое раскаяние
молчит мне тоном малиновым.

Я стучу, стучу упорно,
лбом бьюсь и сердцем кроваво,
хочу нащупать рукой,
где тут налево, направо.

Я возник с колыбели небес,
с космических далей – как из ризы,
стройные полонезы берёз
стряхнули охристые брызги.

Тополя золотые кунтуши
до звона, до седых свистов
насыпали в чашу души
электронных волнений аистов.

Таковы и золотые долы
до стона, до пожарных сигналов,
а родит багряное поле
долю трагично-алую.

Годы-казаки летят
в бунте вишнёвой рати.
Стучу я в дверь бытия.
Что ж там, за дверью, кстати?

БАЛЛАДА ДНК –
ДЕЗОКСИРИБОНУКЛЕИНОВОЙ КИСЛОТЫ
Ю. Щербаку
Тайны наследственности –
Жар-птицы перелёт…
А протоны и нейтроны
тоже в своей орбите?
- Эврика! – кричали уже с десяток лет
Фрэнсис Крик и Джеймс Уотсон –
два Колумба в микромире.
- Тайну наследственности – ДНК -
расшифрована молекула – рассвет
в биологии. Человек уже привык
определять наследственность. Стремления
запрограммировать чертежи белка!
Искусственные организмы через десять лет!
Биология ракетой вырвалась в полёт.
Физика запыхалась. В мире тишина.
И жар-птица –
тайна во тьме всплывает…
Так атомный тяжеловоз
грохочет в истории.
Мириадами угроз
мозги замарывает:
а) Будут армии, будут искусственные,
будут собачонками прирученными,
будут винтиками обречёнными –
на кресте будут поперечинами.
б) Завод по производству мозгов.
Господин генерал! Для вашей армии
отгружено тринадцать составов
модернизированных мозгов
типа «Дегенерат».
Можете отправляться. Погодите –
господин президент желает лично
вставить вам новую искусственную заклепку.
… Жуирует ужас на ножах
на тревожных рубежах,
а над ужасом слегка
эта баллада ДНК
гнёт свой стан тугим ужом,
пересвистывает ножом
над солёным, мегатонным,
безграничным рубежом.

БОГ
(шутка)
… и пришёл к нему Бог,
и разбросал его
книжки, и спросил его: «А когда же
ты, сын, будешь жить?
Разве в этой жизни?»
- Я промолчу, мой боже, - сказал он, -
Только скажи
мне, как тебе удалось запустить такой
гигантский маховик –
эту нашу планету,
десятки и миллиарды других. Как ты живёшь
без планетарных кризисов и забастовок, где у
тебя накопилось столько энергии –
ведь исправно и
бесперебойно функционируют
все звёздные механизмы,
и главное, мой боже,
как тебя не одурманили
люди и ангелы культом твоей личности?
Бог был настоящим марксистом и
ответил ему:
- Я всегда сомневался, сын мой.

КЛАДБИЩЕ-НЕБОСКРЁБ
В  городах Италии не хватает земли для кладбищ –
земля нужна живым. Архитектор Ванди Виго так
предлагает решить эту проблему: построить 20-этажный
небоскрёб-кладбище на 14 тысяч мертвецов. Этот проект
реализуется в городе Россано – его благословил Ватикан…*

Люди, дивные букашки!
Куда же деть вас после смерти?
Переслать богу
в герметичном конверте?
Центрифуга жизни
Размажет вам лоб,
и встаёт вместо колыбели цинковый гроб,
и встают над землёй на трагическую потребу,
дикие дети модерна – кладбища-небоскрёбы,
переливчато-сизые, аж сердце филонит, -
и пяты Саваофу щекочут пилоны.
А в приёмной у бога
ждут ангелы безропотные –
они души не возносят –
они безработные.
Разрывают ракеты земные пуповины –
и взлетают на лифтах души невинные
и гробами вспугивают царство птичье
строго по плану кибернетичьему.
Да ещё и самолёт, как Христос,
поминальным реактивным рёвом
кадит соплами чёрными над
кладбищем-небоскрёбом…
____________________________________________________
* Предположительно, эта  информация получена в 70-х гг. 20-ого века

СПИНОЗА
Наученные и перенаученные
Выученные и перевыученные
Мальчишки обсели транзистор
Хрущи над вишнями гудят

Выученные и перевыученные
Мальчишки хрущей сбивают
Вставляют в них соломинки
И выпускают в Галактику

Дымом пахнет Слезами пахнет
Хохот полы распинает
Коровы рыдают ревмя
На витрине на Крещатике

И летят себе ракеты
И летят хрущи заплаканные
Жаловаться звёздам
На мальчишек с белым транзистором

Природа складывается из бесчисленных атрибутов
Каждый из них сам по себе завершённый
Промолвил Спиноза и полетел к небу
Со вставленной соломинкой

***
Где же такое видано
Где же такое слыхано
Упал с неба самолёт
И рыдает в барвинке

Крыльями глаза вытер
Крыльями белыми
Прости меня мой барвинок
Синими очами

Сопла его замурзаны
В сердце у него ветер
Смой меня на смерть барвинок
Теплой водой

Где же такое видано
Где же такое слыхано
Прости меня мой барвинок
Синими очами

***
Где-то на дне моих ночей
Горит свеча белая
Шёл ветер не погасил
Шёл вол не погасил
Шёл конь с гривой сивой
Шёл танк на цыпочках
Шёл самолёт с зонтиком неба
Не погасили не погасили
Каждый себе наклонялся
Каждый свою засветил
Шёл ветер свечу нёс
Шёл конь свечу нёс
Шёл вол танк самолёт
Со свечой со свечой
Шёл величавый дворец из стекла
С маленькой свечой
И маленький седой комарик
С большой свечой
Где-то на дне моих ночей
Горит свеча белая
Радостно мне Больно мне
Нестерпимо до онемения
Свеча бела

В. СИМОНЕНКО
(1935-1963)

МОРЕ РАДОСТИ
Я из надежды строю чёлн,
с тобою, нежной, наяву
я как бы, осадив пыл волн,
по морю радости плыву.

И где ж нас только не носило,
импрессий полон окоём,
и нам с тобой уж не под силу
быть несчастливыми вдвоём.

Ты – ясный, светлый мой кумир,
и души наши, словно песни,
и этот бесконечный мир
мы разделяем с тобой вместе.

О море радости, во снах
когда тебя переплыву?
Если б того, что есть в мечтах,
была хоть капля наяву.

ДЕД УМЕР
Вот и всё.
Схоронили дедушку старенького,
закопали навеки в святую землю.
Он теперь уж не встанет
и утром не пойдёт помаленьку
с косой под гору крутую.
Не будет будить тишину точилом и косой,
всматриваться в небо, как гаснет звёзд река.
лишь рожь будет плакать по нём росой,
и поплывут над ним незаметно века.
Вот и всё.
Схоронили человека честного,
навеки в лоно земли умчали.
Так неужели ж
поместились в гробу этом тесном
все заботы его,
все надежды,
печали?
Так неужели ж
ему всё равно отныне –
будет ли светить солнце,
или ночь наступит?
Боль в душу вбивается клином,
отчаяние грудь мою рвёт и душит.
Я готов
поверить в царство небесное,
ибо не хочу,
чтобы в землю шли без следа
безымянные,
святые,
несравненно чудесные,
гордые дети земли,
верные дети труда.
Пусть шальные гудят
над планетою вёсны,
пусть сквозь старые листья
бьёт травка в полёт…
Я не верю,
что дед из могилы воскреснет,
но я верю,
что нет –
весь он так не умрёт.
Его думы нехитрые
додумают внуки,
и веками гореть будут в душах у них
его страстность и гнев,
его радость и муки,
что оставил в наследство
он для всех нас, живых.

ПЕРВЫЙ
Первым был не господь
и не гений,
первым был –
простой человек.
Он ходил
по земле зелёной
И, кстати, Взял
и хлебушек испёк.
Но не смог
заслужить монумента
этот скромный то ль франк,
то ль дулеб,
так как не мог он
найти момента,
чтоб оформить патент
на хлеб.
Постарела уже
мудрость божья,
сокрушил её
грозный час.
Хлебом кормится
гений тоже,
чтоб разум его не угас.
Пусть землей правит ум или дурость,
пусть стихия ласкает иль рвёт, -
рук рабочих извечная мудрость
в корке хлеба обычной живёт.

РОВЕСНИКАМ
Мы в мир пришли, чтобы в наследство славу,
мозоли честные и думы получить
отцов, которые величья сердца лаву
отдали, чтобы правду защитить.

Нам не дремать на тихоньком причале,
нам не баюкать комнатную тишь,
лелеять мини-радости, печали
и сочинять меланхоличный вирш.

Пускай сердца не знают сна-покоя,
мечты берут пусть времени порог,
и наша юность будет пусть такой,
чтоб ей никто не завидовать не мог!

УКРАИНЕ
Когда леденящий отчаянья иней
растает под солнцем надежды степным,
то радуюсь я святым твоим именем
и именем светлым печалюсь твоим.

Когда смерч гуляет по милому краю,
предгрозьем грозя жестоким, немым,
я твоим именем благословляю,
и проклинаю именем твоим.

Когда зло ползёт по родному краю,
убивая твою красоту вековую,
я с именем твоим тогда умираю
и сызнова в имени твоём живу!

КАРА
Не все священны радости на свете –
есть – из проклятья, трудно их понять,
когда, метнувши громы, на рассвете
стал Еву бог из рая изгонять.

Он ей сказал: «От дерзости такой
не нужны никакие покаянья –
не будешь знать, что мир и что покой,
обречена на муки и страданья».

Адам ходил весь хмурый от удара,
в отчаяньи кривила Ева рот,
наивная, не знала эта пара,
что эта месть жестокая и кара
дороже всех утраченных щедрот!

ОШИБКА
Ошибаются не только люди,
и святые спотыкались в писаниях.
Вспомните: Иисус именно от Иуды
получил своё последнее лобызание.

Мы не святые, не боги, то есть,
утешенье не стоит ставить на кон.
Если лишь враг читает ошибок твоих повесть –
ты, брат, вовсе друзей лишён!

ПРОХОЖИЙ
Как он шёл!
Струилась дорога,
в жадные очи вся даль текла.
Не просто ступали –
пели ноги,
И тишина музыку ту берегла.
Как он шёл!
Весь светом облитый,
вдохновенно и мудро творил свой шаг –
так новые планеты  грядут на орбиты
с хмельной радостью у всех на очах.
С шальным счастьем и смехом горячим,
с гимном вулканным без музыки и слов!
Как он шёл!
И никто не видел,
и никто от красы той не застыл.
В землю потрескавшуюся вперился каждый,
глаза в пылище бездумно волок…
Внезапно
шёпот среди прохожих:
- Что там?
- Споткнулся человек… -
Одни сочувствовали ему убого,
другие не сдержались, ставя в укор:
- Надо ведь под ноги себе смотреть,
так можно голову совсем потерять… -
Немного в футбол поиграли словами,
смакуя тайно чужую беду.
А он снова шёл.
И смотрел всё прямо.
И вновь
вдохновенно творил свой шаг!

***
Зачем бахвалиться рылом ли, ликом,
купаться в пошлых помоях похвал?
Слава не ртуть:
не считайся великим,
а просто великим, но скромным будь.

ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ СЛАВОЛЮБЦУ
Уйдёт во мрак всё подлое и лукавое,
холуйство в былое склизко сплывёт,
и тот никогда не достигнет славы,
кто ради неё лишь на свете живёт.

***
Зимний вечер,
закурив трубку,
рассыпал звёзды,
словно искры,
пустил облачка,
словно кольца дыма,
и, проскрипев сапогами,
шепнул морозам,
чтоб готовили окна,
наряжали леса
в белый иней
и готовили
ему постель.

***
Осенний вечер морозом дышал,
в небе месяц, словно пятак…
Она прошла закутанная в шаль,
головку мило склонив вот так.
Тихо прошла – и мне ни слова,
лишь на мгновенье дрогнула бровь…
И сеял ветер густую полову
на листья красные, словно кровь.

О ПОЭЗИИ
Поэту, говорят, нужно знать язык
да ещё уметь хорошо рифмовать.
Вдохновенье, мол, плюс талант – и вжик –
слова сами песнями ввысь полетят.

Всё это правда, но не в этом сила,
мне всё же кажется, не тем стихи
в дни тяжкие радость в сердца приносили,
любовь и ненависть вызывая души.

Ибо не тронет нас точная рифма,
вымученная упрямо ночью или днём.
Нет, другая сила, буйная, неодолимая,
наполнит душу  страстным огнём.

Нет, другая сила целительно деет,
словам величайший вес придаёт,
с ней всё расцветает, поёт, молодеет,
и свет сквозь пургу и морозы бьёт.

Без неё все рифмы, точные, тактичные,
не стоят даже ломаного гроша –
заставит слова звучать мощно, мелодично
одно лишь на свете – поэта душа.

ОДИНОЧЕСТВО
Часто я одинок, как Крузо,
жду из-за горизонта судов.
И думы завязли грузно
в липком болоте слов.
На диком своём острове
в шкурах мнимых побед
рыщу глазами острыми,
ищу моего Пятницы след.
Чаяния отчаяния взывают к богам,
рвут равнодушную даль:
- Боже, пошли мне, ну, хоть бы врага,
если друга послать тебе жаль!

***
Чёрные от страданий бессонные ночи,
белые дни мои так одинокие
упали в твои привольные очи,
ненасытные, чудные, и глубокие.
Я тебя не хочу упрекнуть
и не смею тебя обойти.
Дай мне губами лишь зачерпнуть
немного нежной твоей доброты.
Диких орд набеги премерзкие
наши предки отбили в бою,
чтобы несла ты гордо и дерзко
неприкосновенную грудь свою.
Чтобы горели маком ладони,
чтобы сердце моё, как улей, гудело,
чтобы в тайном твоём и стыдливом лоне
новая жизнь назавтра созрела.
И мое проклятье шальное и адское
пронзит сердца дуракам тем падким,
кто твоё грешное тело сладкое
оскверняет помыслом грязным и гадким.
Бёдра твои, брови и плечи,
шея и пламя нежнейших рук,
в храме любви горящие свечи,
Мадонна моих восторгов и мук!

***
Через души, как через вокзалы,
грохочут составы болей…
Может, уповать слишком нагло,
верить же и ждать – тем более.

Но не верить для меня невозможно,
и кружит сомнений рой,
и красным сигналом тревожным
останавливаю поезд свой.

Выхожу на перрон ожиданья:
что ты в грохоте там мне кричишь?
Подаришь ли мне миг свиданья
или к станциям дальним промчишь?

ПОЭТ И ПРИРОДА
Прошла гроза – и снова летняя проза,
парует степь и оживает лес,
и воробьи, как бы из-за кулис,
упали шумной россыпью на просо.

И вновь спадают трафаретом росы
из сенокосов буйных кос,
и снова в небе невидимый бес
подвесил солнце на прозрачных тросах.

И, застыв в дивной грации,
вздыхают свежестью девической акации,
ветрами обцелованы до ног…

А я смотрел, и сердце разрывалось:
ну что тут нового, казалось бы, сховалось –
так разобраться и не смог.

СУЕСЛОВАМ
Зачем суетиться? Скулить?
Отстаивать свою правдишку,
дороги свои хвалить,
оправдывать цель и делишки?

Вы как бы просите пощады
у истории, но, горда и нема, -
она и без вашей рулады
вам вынесет приговор сама.

Словесную разметает дребедень,
пробьет камни лжи самонадеянной,
вы будете стоять перед ней, как пень,
не в тогах того, что сказано,
а в трусиках того, что сделано.

***
Благословенна щедрость! Всё от неё,
от щедрости сердец и дум, и рук.
Краса, вскормленная матерью-землёй
от щедрости её болей и мук.

Мы тоже родились от щедрости любви,
нас пеленала щедрость матерей.
И мы её выплескивать готовы
из душ своих, как рыбу из сетей.

И всё ж, наверное, так следует, прожить,
чтобы когда-то не стыдили власы сивые:
- Ты был, казак, лишь щедрым, чтоб кружить,
и на слова пустые и красивые!..

***
Восхвалять и славить, орать во весь рот,
раздувать и курить фимиама дым –
гениев среди нас - наплакал кот,
так почему бы нам не поклоняться им?

Но я всех титанов собрал бы
и сказал бы, шляпу снявши:
я не буду вам петь дифирамбы
И хвалой щекотать уши ваши.

Вы разумные все, глашатаи,
так скажите, с рукой на сердце:
кто и за что продолжил дни ваши,
кто и за что даровал вам бессмертие?

Говорите, кричите, чтоб все узнали,
чтоб дошло, наконец, до всех:
это смертные вам бессмертие дали,
это смертные длят ваш свет!

Чтобы крылья в извечном бою
вас в выси несли, чтоб не меркли,
по капельке мудрость свою
вам, как пчелки, отдали смертные.

Вас, как знамя, несут без лени
за правду в борьбе против тьмы.
Гении! Бессмертные! На колени
станьте перед смертными людьми!

***
Люди часто живут после смерти:
врежет дуба, а ходит и ест,
перепродаёт потёртые мысли
в закоулках угрюмых мест.

Скалит зубы, даёт уроки,
носит мешки советов,
подмечает серьёзнейшие пороки
в работе разных Советов.

Не устаёт ни спать, ни жрать,
на костылях за моментом бежит.
Право, не страшно концы отдать,
но страшно мёртвому жить.

***
Торжествуют:
он не ошибался,
Не замочил –
ни разу! –
подошв,
против ветра –
ни разу! –
не толкался…
Но он ведь никуда и не шёл!

***
Люди – прекрасные.
Земля – словно сказка.
Лучшего солнца нигде нет.
Завяз я по сердце
в землю вязко.
Она меня цепко держит.
И хочется
быть сильным,
и хочется так любить,
чтоб даже камень равнодушный
захотел ожить
и жить!
Воскресайте, каменные души,
распахивайте сердца и чело,
чтоб не сказали о вас грядущие:
- Их на земле не было…

КАПЛЯ В МОРЕ
На свете законов немало,
вспомню один не натужно:
чтоб море не высыхало,
множество капель нужно.

Но в годину шторма величия,
когда волны не знают оков,
нужна лишь капля лишняя,
чтоб вышло оно с берегов.

ЛЕВ В КЛЕТКЕ
Железные прутья обломали тебе зубы,
теперь ты – мокрая курица после ливня,
в клетке лежишь усталый, ленивый,
пересохшие облизывая губы.

Тебя любопытные рассматривают косо –
неужели это ты, великий и всесильный,
разбойник жестокий и своевольный,
неужели тебя укротить удалось?

Что ж им пора б уже понять,
что ты носил лишь ненависть и ярость
в сердце своём окаменевшем, диком,

свободы не любил, как Ватикан Корана,
а потому рабом лишь иль тираном
ты можешь быть – никчемным и великим.

ЧАРЫ НОЧИ
Легла на всём вечерняя усталость,
пылает город, словно дивный храм.
и рассекают ночи невесомость
квадратные глаза оконных рам.

Эти чары ночи так знакомы,
все подвластны, все покорны вам.
Боже! Сколько окон в каждом доме!
А там за ними сколько бурь и драм!

Гибнут там учёные, поэты,
Но… и выходят же они оттуда.

***
Как ни крути,
а на одно выходит,
и палачам давно бы задолбить:
да, можно выбить мозг,
что мысль родит,
мысль же никак вам не убить!

К. ХАДДАД
(род. в 1978 г.)

БАРАБАШОВО
в глубинах харьковской подземки
живет голубая станция
с загадочным названием
(впрочем – кто скажет
чем не загадочно
звучит станция завод Малышева
или ХТЗ или Пролетарская или Площадь восстания?
но
сейчас
мы с вами на станции
Ба-ра-ба-шо-ва)
в одну сырую ночь
мужчина и женщина
вышли на станции
было 23:47
толпа людей у входа
суетилась со своим товаром
и они направились прямо
купить жене куртку –
такую синтетическую цвета хаки куртку
их встретила приветливая девушка
и даже со своего плеча сняла дала
сказала: на
меряй эта ана бальшая размер
и действительно – куртка как раз для женщины –
приятно и тепло стало на душе
рассчитались
и домой поехали на такси
а дома стоя перед зеркалом
выгибалась перед мужем
мол, нам повезло хорошо куртка сидит
а в кармане – смотрите – откройте глаза –
куча денег!!!
Муж понял: это дневная выручка
И жена поняла: это дневная выручка
И с утра честно на базар
Нашли тот контейнер
Возвращают деньги
А им отвечают
: знаете она вчера повесилась

СНЫ О ДАМАСКЕ
(отрывки из ненаписанной поэмы)
<пролог  >
когда звёзды поочерёдно выходят на свои орбиты
когда кометы освещают своими хвостами небо
когда дома загадочно заоконно светятся
и посматривают на утомлённую запыленную землю
когда ночная прохлада наконец укладывается на асфальте
и капли утренней росы уже начинают концентрироваться
я выхожу на балкон своего вымечтанного дома
с чашечкой горького арабского кофе
и кутаюсь в плетёную серо-синюю шальку
я любуюсь красотой бездонных небес
и вспоминаю теплые волны, поднимающиеся от асфальта к остывшему
         небу

Д. ЛАЗУТКИН
(род. в 1978 г.)

НОВОГОДНЕЕ (светлое)
заблестели снежинки-льдинки
как улыбка с утра - огни
и такими беззащитно пьяными
новогодние посыпались дни

вурдалак на костылях приходил
w.w.w. я – снегурочка.com
и мою Украину пробудил
когда нежил ее языком

***
совесть – последним динозавром
замерзает на границе сумской области

хочешь поедем
хочешь повесим табличку «не беспокоить»
мне нравится когда
на твоей шее-плечах-бедрах
остаются следы от укусов

я так тебя люблю
что не могу целовать

я слишком далек от звезд
а впрочем
и до выключателя не дотянуться…

красивая умная дивная
связалась с неврастеником

так бывает –
хочешь начать с чистой страницы
кончаешь –
на грязных простынях

М. ЛЕОНОВИЧ
(род. в 1981 г.)

НУ ЧТО ТЫ?
Ну что ты всё пишешь, пишешь?
Неужели у тебя мало работы, лучше
убрал бы в своей комнате, давай
соберём все диски и положим их
в коробки, коробки – в шкафы, шкафы –
в комнаты, комнаты – в дома,
из домов будем составлять кварталы,
будем ходить разными путями,
тренировать зрение, память,
давай наконец приведём в порядок твою
одежду, чтоб ты мог подобрать нормаль-
ный ансамбль,
ну что ты такой невнимательный, такой
обидчивый,
Ну что ты?
Ну что ты, никто о тебе не забывает,
наоборот – волнуемся;
ну что ты до сих пор спишь, уже пора на
работу! работу!
Ну что ты, разве ты не можешь сказать,
вы что, со всеми клиентами так
работаете?

Ну что ты всё пишешь, пишешь?
Ну что ты всё пишешь, пишешь?
Ну что ты всё пишешь, пишешь?

ЕЩЁ НЕМНОГО ГЛУБЖЕ, МИЛАЯ, ЕЩЁ НЕМНОГО
Ещё немного глубже, милая, ещё немного,
нам бы погрузиться на самое дно –
чем глубже мы ныряем, тем сильнее
звенит в ушах –
кто-то с той стороны бьёт в колокол,
под которым мы спускаемся,
то ли чтобы нас предупредить то ли чтобы
разбить на крошечные осколки
оболочку, под которой обоих нас спрятали,
как под одеяло.
мы обнимаемся, мы даже плачем
друг другу, мы как два берега,
что уже после знойного лета,
когда ручей высыхает и трескается земля,
наконец можем добраться туда, куда хотели,
наконец я смогу тебя целовать,
и хоть мы проживаем этот наш рай
украдкой,
воруем друг друга у всего мира, -
мне от этого так глубоко, что
уже страшно становится нырять,
так глубоко, что уже никогда не
будет твёрдо – так прозрачно, что можно увидеть:
на самом дне двое под раковиной –
пустыню слушают.

МЫ ВСЕ
Он не стал скрипачом, он теперь депутат.
Я не стал скрипачом, и это хорошо,
соседи давно уже спят спокойно.
Он не стал инженером – он теперь эс-бэ-у.
Я не стал архитектором, и дом вдвоём
мы не построили. Он не стал пиротехником –
теперь работает в милиции; она не стала
художником – отец рано умер, и учиться
пришлось поближе; он не подался в
физику; я не дорос до науки или, может,
вырос куда-то в другой бок; он
стал учителем, но теперь хочет найти другую
работу; он, как и я, писатель –
кто из нас испишется быстрее?
Я не стал космонавтом, а он – пожарником.
Она поступала вместе с нами, как и я, не
поступила, работала по нефти, вышла замуж,
теперь живет в Киеве. Он не смог жить
в столице, вернулся в Полтаву. Она не
смогла забыть его, но смогла бросить.
Он учится и надеется попасть в
аспирантуру. Он в аспирантуре, надеется,
что все пройдет. Она классный специалист,
за границу не выпускают, а здесь нет
работы. Он живет с мамой в нашем
доме на первом этаже – единственная квартира,
не переделанная на магазин или салон, или
бюро недвижимости – куда уж она
переедет, с таким сложным сыном?

ТИХО
Бывает, молчишь, ибо есть что сказать,
а иногда есть даже с кем поговорить,
но научиться хоть на два дня
говорить «да, да» и просто слушать –
тоже небольшое чудо, тем ценнее, чем
другие, иногда и бОльшие, что случается это
не часто, особенно – со мной.

Я скоро проснусь, я еще сплю, и поэтому
я такой внимательный к каждому твоему слову.
молчание теперь больше похоже на
возможность жить как-то иначе –
легче услышать, как меняется дыхание, как
бьется сердце.
Перестаешь говорить и начинаешь замечать то,
что пряталось от тебя за твоими же словами;
не останавливайся, помолчи еще, у тебя
неплохо выходит.

И даже когда это просто боль не дает сосредоточиться,
или столько времени появляется между
сменами дня и ночи, что его можно
пропустить сквозь пальцы –
если  ты рядом сегодня, давай
делать это тихо.

А. МАЛИГОН
(соврем.)

ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ
Я больна. Со мной ночует зима.
Или не ночует. (Или не со мной).
Это слишком банально – болеть зимой.
И я одеваюсь. Одинёшенька. Сама.
Иду собирать жизненные осколки,
Складывать вместе все, что разбежалось.
А это – моя светлость, и совсем не бледность,
А там – потепление, а в нём – скворцы.
СОКОЛ
Я была лишь для тебя. А ты сокол.
Оставивший внизу самой высокой Атлантиды свод.

За нами тянулось небо вишнёвым соком,
и было действительно всё равно – «над» или «под».

Мы просто хотели, обгоняя свет и миг,
остаться в полёте, ничего не менять.
А ты взял и позавтракал с рук других
далеко от меня.

Тогда стало – ой чёрно, чёрно, как для нас обоих,
так и для Бога, что так долго лепил нас.
И был беспомощным в этом Бог,
бросился со скалы, никого не спас.

А ты себе сокол. Спасай же его, давай!
Загибайся, даже если получится криво.
Иначе – какой же без него этот Рай?
И кому нужны будут эти твои крылья?

Л. ЛЫСЕНКО
(род. в 1984 г.)

***
твоё одиночество выбивается из лав
одиночеств шагающих; бредут
вразброд все одиночества; не задумываясь,
что придет время, и как же тут помрешь,
когда твоё одиночество у тебя украли

***
наше божественное происхождение
одухотворенные лики
просветленные очи
совершенные творения макияжа
бритые подмышки
надушенные ступни
не мешают
нам любить переспелые бананы
(как обезьяны)
нашим детям прыгать в грязи
(как лягушки)
Нашим трупам стачиваться червями
(как и все живое)
ничто не мешает нам
жить
и умирать
и доказывать право на свое божественное происхождение

А. АНТОНЮК
 (род. в 1979 г.)

***
Курильщики умирают раньше
Некурящие позже
Никто не умирает вовремя

- 4 –
нетникогоасвет
горит-бабанеля-
нетникогоасвет
горит/никогоне
такаплетдождь/вкл
юченсветзатопи
тквартиру/никого
нетасветвкл
ючен/никогонетас
олнцегорит

***
наколки стираются на отцовских пальцах
их почти не видно

духи предков входят в меня как врачебный зонд
меня уже не видно

тени прошлого раскачиваются на школьных турниках
их почти не видно

материна помада исчезает с моих детских щек
меня уже не видно

все что мне не дает утонуть в холодном поту в постели
       это три минуты твоего сопения на моём плече

***
мы ожидаем снега
мы не можем долго всматриваться в небо
     в изрезанные лучами облака

новогодний снег идет отовсюду
из плоских мониторов окон витрин иллюминаторов и телеэкранов
снег искусственный идет
           и не тает в детских руках

К. БАБКИНА
(род. в 1985 г.)

ЯКОБЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО
Дни такие розовые и жёлтые, якобы всё ещё впереди.
Якобы каждый, кто прошёл мимо тебя
                и не остановился, ещё обязательно вернётся,
якобы каждый, кто прошёл мимо тебя
                и не вернулся, ещё побудет рядом,
якобы каждый, кто не прошёл мимо тебя,
                наказал ждать его.
И эти птичьи ливни – крыши от них прорастают травой,
мягкой, как рожки улиток, и такой же беззащитной;
и эти любезные нам каналы и реки –
их лаской мы укрепляемся и отплываем дальше;
и эти тёплые выдохи сумерек –
в них и мерцающий город, и камышовые плавни.
Дни такие розовые и жёлтые, якобы они нескончаемые.
Дни такие нескончаемые, якобы нескончаемые действительно.

МЕДЛЕННЫЙ АРХИПЕЛАГ
Как-то неопределённо – день начинается со слякоти.
Общая простуда дышит тихо в одной из комнат.
Хочешь – оставайся, если тебе некуда пойти.
Хочешь – смотри, как за окном начинается сад.
Видишь, деревья прибыли из чужих миров,
видишь – не знают, где им остаться до зимы.
Постель стынет – уставшая плёнка слякотных снов –
выйдут деревья, утро, простуда, и сад, и мы.
Глаза у тебя похожи на вишни или на вино,
карта на стене – там океаны и острова.
Как-то неопределённо – не просыпайся, ибо всё равно
знают деревья – если ты здесь, то живи себе.
Будем вместе справляться с общей простудой,
будем так внимательно всматриваться в карту – до первых слёз.
Будем ждать, пока к нам не привыкнет сад.
Будем ждать, пока из сада не возникнет лес.

Я. ГАДЗИНЬСКИЙ
(Род. в 1983 г.)

РУССКАЯ РУЛЕТКА
Над апокалиптическим рельефом грязных озёр,
Сквозь заиленные ресницы незрячих глаз прудов.
Молнии по провинциям, как разбитый герб.
Теперь без адреса прошлогодней листвы архив.

Среди рядов в листьях прячутся вести безвыходные,
подписанные слезами. В дерево молния вселилась,
в чёрном пепле формы ветки – как хребет вывихнутый.
В пирсинге капель размытые лица опадают листьями.

Не хочется в погасшие лампочки, не хочется,
кто-то собирает на столе по крохам чёрствый хлеб,
и шаровые молнии бродят, как извращенцы,
по лезвиям ливней,
ты – одинокий громоотвод.

NOVUS ORDO SECLORUM*
Кто-то пришёл ночью
и спилил моё любимое
то чёрное то белое
то уснувшее то цветущее
то весеннее то осеннее
то заоблачное то подземное

в моём только моём саду
сейчас почему-то так тесно
ни радостного света ни бестелесной темноты
только след в воздухе от рухнувшего дерева
и листья как опустевшие ставни
на которых теперь проступает
ядовитая улыбка Господа

а лучи падают и бьются и снова падают

и так я как бы вижу
массу лиц в разрезе
и так якобы они накладываются
и создают толпу
ту стихийную
когда кому-то вдруг
становится плохо
на солнечной-солнечной улице

эта мозаичная тырса в калейдоскопе –
то тишина в разрезе
в которую попадаешь
как абонент в недостижимость

я долго стоял тем закоченевшим
голым стволом
в пустой рамке сада
не важно что вы не тут
я вас всё равно вижу

вы состоите
из тысячи прозрачных мегапикселей
как мозаичные опилки в калейдоскопе
как тишина в разрезе

хотел бы поскорее уехать отсюда
но гнёзда птичьи
спущенными шинами
лежат на обочине
________________________
*  Новый Мировой Порядок

Б-О. ГОРОБЧУК
(род. в 1986 г.)

ПРО БЕРДЯНСКИХ БЫЧКОВ
бердянские бычки глотают хлеб
нанизываясь на сталь крючков
они  - словно волны. словно зори. будто
и свет в них течет вместо крови

когда мы вырываем из моря глади
рыдают и бесятся за отчизной
бычки убеждены что мы – гады
когда их режем. когда чистим

а свет из них брызжет во все стороны
на нас на столы в воду брызжет
весь мир все небо тишину и покой
если б могли – залили то воском

бычки умирая молятся Богу
Единому Красивому Доброму Чистому

О ВОДОРОСЛИ
(Из сборника «Внутренний Стриптиз»)
водоросль соразмерна с утаённой энергией отпускаемой
землёй но сразу же размывается и тает без каких-либо
ощущений впрочем не улавливаясь – и щекочет подошвы
и заплетает тело, так что не вырваться – но захлебнуться
водоросль опасна – она родственница воды настолько же насколько и
растениям – поэтому она ещё неопределённое растение и настолько же
неопределённая вода: выскальзывая она в следующий момент захватывает
а будучи определённой – в следующий же момент предаёт так что она
хитрее всех людей
водоросль от быстрого течения обрывается
водоросль как волосы или как змеи – она родственница волосам настолько
же насколько и змеям
водоросль делает воду такой зелёной и таинственной что хочется
в неё как бы по другую сторону зеркала она создаёт зеркалу реки
другую сторону и она населяет реку не хуже рыб тритонов
и речных крыс потому что она весьма живая
водоросль похожа на город и является телом для города почти как коралловый риф
но не спрашивайте почему ведь так она утратит реки таинственность



Г. ЭРДЭ
(современ.)

1 LOOK
садись на меня будем летать спинами вверх
розовыми спинами
я тебя соблазню
дыханием по волосам
а ты ударишь меня как ребёнка
ты плачешь, ты не знаешь себя и плачешь.
твои слёзы дают фантастические урожаи
я знаю – ты знаешь всё
сегодня я буду рассказывать тебе об обезьянах в маракеше
и ты захочешь поменять самое дорогое что у тебя было на бессмертие
окнами я обещаю себе кормить дочку
когда снова увижу её перламутровую шею
молоко будет течь теплыми дорогами
от края рта
к волосам внизу у живота
я б носила с ней одинаковую одежду
спали б на металлических кроватях
реденькие волосы стригутся постоянно всё короче
а у тебя дыры на руках с обеих сторон как у иисуса
длинные волосы подмышками и в паху
запах ментола изо рта
запах менотола снизу
жидкость течёт телом руками мозгами
ограничение снова заставляет долго беспечно спать
моя доченька мне в тот вечер очень много пела

2
ого какие у тебя бёдра!
ты можешь ими бросить взрослого самца прямо на пол
люди ежедневно показывают мне все никчемные черты во мне
я люблю людей
я хочу видеть как они удерживают ветер
но они не умеют
или не могут
в этот момент слоновой кости стены удерживают мои бёдра под твоими
комната наполнена маленькими энергетическими кругами
комната станет покоем для того чего не будет
серые из моих рук стекают прямо на пол
смердят цветными коврами
а мне надоело что мне дают право выбора
много прав выбора
много вариантов
как действовать

я хочу чтоб ты меня держал
между бёдрами как после ветра того доброго вина
 
а ты говоришь – я не могу
держать ветер. его не существует.

стены слоновой кости выплёвывают моё желание
общаться с людьми
людей не существует – кто же тогда занимался любовью с тобой в ту ночь?
а в другую ночь? а в третью ночь кто рвал с тебя кожу?

я никогда не стану открытием так как привыкла сама всё открывать
меня никогда не будут вспоминать в письмах
ибо думают что я сон
я сама себя сделала сном о себе
когда ты собирал вещи и уходил
я думала что уже не придёшь
и думала как хорошо что в этом сне у меня есть деньги –
я смогу поехать дальше
деньги не дали мне в то утро умереть от хохота –
я это не сон! Я умею засыпать есть танцевать!

С. БОГДАН
(род. в 1985 г.)

ВЕЧЕР. КИЕВ
Наконец-то фонарь зажгли-таки в сквере.
Этот день, как и сотни других до него, уж погас.
И начну я побег свой за стены и двери,
Чтоб приблизить свой синий вечерний час.

Бабульки на лавочках возле подъездов
Решают судьбы держав и культур.
Вороны на крышах проводят съезды.
Шоферы пускают маршрутки в аллюр.

Скупить бы мне все пространство рекламы –
Кричали б щиты, заслоняя пути:
«Будьте внимательней к тем, кто с вами,
Ведь у них, наверно, есть сердце в груди!»

Но это такое… А интересно б узнать,
Земля под асфальтом мертва или спит?
Идут на цыпочках по проводу киловатты,
И люд, как мотылек, на огонь летит.

Квартиры, кафе переполнены нами,
А сверху уж туч расстилают покров,
Чтоб Божий Сын мог пройти над домами
И ноги антеннами не проколол.

ЦАРСТВО ЗЕМНОЕ
Когда еще автомобили были людьми,
Они простирали вверх руки, они молили:
«Войди, Боже, войди в наши сердца!»
И Он вошел, хлопнул дверцами,
Сжал руками руль и поехал, куда хотел сам.

Снежинки передают мне холодные поцелуи неба.
Белый свет, пой славу моему одиночеству.

Радио в экстазе вещает погоду на завтра,
И все ему верят, ведь надо же во что-то верить:
Если не в ангелов, то в то, что , «Орбит» отбеливает зубы.
Ведь надо же ходить семьей куда-нибудь по вовскресеньям:
Если не в церковь, то в супермаркет.

Я надеваю наушники, включаю кассету с записью тишины.
Свет людской, пой славу моему одиночеству.

Нынче в милиции облава на перекупщиц в метро.
У контролёров – охота на зайцев в троллейбусах.
Это Царство Земное, куда Господь так мечтает попасть.
Он стоит под дверью и просит: «Спаси и сохрани меня!»
Телефонные звонари звонят, бьют в набат.

А я еду домой и везу с собой душу.
Свет солнечный, пой славу моему одиночеству.

МИМОХОДОМ
Сегодня я снова вывожу свою тень на променад.
Кто-то шелестит оберткой в надежде на сладкий улов,
но лишь на десять секунд оставляет свой вкус шоколад.
Мимоходом улавливаю лишь обрывки слов.

Возможно, одно, во что можно поверить, чтоб не врать:
мы – это хороший предлог, чтоб ветер мог нашими кудрями поиграть.
Пытаюсь, как можно больше воздуха в легкие набрать -
но всё равно его приходится выдыхать.

Иногда ты обнимешь так, будто мы вместе навеки,
а потом все-таки выпустишь. И сядешь в поезд надежды,
а поезд исчезнет за углом, никому не поведав,
кто кого зовёт, и у кого слишком легкие для вечера одежды.

Проходя через весь город, сквозь безумную людскую рать,
мы – просто предлог, чтоб на наших лицах мог свет отдыхать.
Не успеешь полные легкие жизни набрать,
как тут же приходится её вновь выдыхать.

О. КОРЖ
(род. в 1981 г.)

***
на литературе отношений не построишь

эта фраза и до сих пор
крепко сидит у меня в голове
наверное когда я
буду умирать
я также помимо прочего и её
вспомню

«на литературе отношений
не построишь»

в тот раз климат казался более стабильным
снег закончился в марте
а впереди было еще много лет

половые разочарования ранней юности
чтение художественной литературы
в аудиториях

пойми
теперь каждая годовщина
воспринимается как
личная обида

ПРИКЛАДНАЯ ОРНИТОЛОГИЯ
Перелетные птицы
все чаще останавливаются
над птицефабриками
и детсадами

изучая ландшафты
и характерные приметы рельефа,
рисуют условные крестики
на собственных топографических схемах

их движение
с учетом поправки на ветер

их пункты назначения
в это время года

их теплые тела

существование белковых тел
хоть как-то длящееся во времени
означает определенное однообразие
подумай к чему в конце концов сводятся
все эти маршруты
думай о географии
продвигаясь в глубь
еще не охваченных территорий

***
Кто-то принесет нам ночь
Проводник принесет постель
предложит чай
Мы выйдем в тамбур покурить
и вернемся довольными

сны, что снятся
между двумя санитарными зонами

утром обязательно спрошу
что тебе снилось
на новом месте

П. КОРОБЧУК
(современ.)

БОГ КАК ГИПЕРПОСЫЛКА

Ты изогнут как скальпель
ты считал что врезаешься в окружающую среду как в тело

ты похож на скажем мини¬-мисс Украины
которая разбивается о скалу с надписью имитация славы
и тонет поняв что мозги как и всё остальное пространство
как бы пневматическая система переписки с немногими адресатами

смотрите с текстом друг на друга как два боксёра перед боем
ждёшь от него какого-то? благословения как гиперпосылки
нам и речь идёт о разрезах о скальпеле

ты кажешься мёртвым среди текста как среди цифровой реальности
каждая линия цвет площадь прописана в словах
не обязательно метафорах

но настолько сомнительна смерть что
подтверждение результатов патологоанатома
придётся ждать от дальнейшего состояния пациента

ПРОНИКАЮЩИЕ ВИНТОВКИ
Недавно я вернулся из армии но чувствую
что никогда не смогу оттуда вернуться

воспоминания появляются внезапно как позавчерашние наряды от
                лейтенанта
который считал что лицо не должно отличаться от колена
он говорил: женщины ещё могут выйти в люди или хотя бы в одного человека
а что выйдет из тебя? Мы тебе покажем больше поэзии
                чем ты физически сможешь написать
                то есть выдержать

побывав в ней один раз она никогда не исчезнет из моих снов
но это не женщина это армия

моя пища одежда движения слёзы были продуманы лейтенантом
                на полтора года вперёд
и как бы между двумя таможнями я проносил сквозь них свою тоску
иногда я тайком утихомиривал её
                рассматривая фотки обнаженных женщин
                или молясь
хотя для последнего – хотя это совсем не последнее -
                прятаться необязательно
для молитвы ничего нет обязательного кроме Бога

ночная койка в казарме спасает как дельфин
держусь за подушку как за плавник который вытаскивает меня
                как утопленника из ила
и несёт до рассвета или до подъёма или до ошибочной тревоги
ошибочной потому что война это ошибка

начало которой я сдерживал эти полтора года

М. ЛЫЖОВ
( род. в 1983 г.)

ПРЯМОУГОЛЬНОЕ
В прямоугольнище – живу,
по прямоугольницам – хожу…
сажусь на прямоугольник,
обедаю – за прямоугольником,
ложусь – на прямоугольник,
прямоугольником – укрываюсь…
Одни прямоугольники – читаю,
на других – пишу,
на третьи – молюсь…

Одни прямые углы:
острота – в еде, спорах, футболе,
тупость – в людях и поступках,
но – не в углах…

Весь мир вокруг – прямоугольный:
сквозь окна,
на фото,
по телевизору…

Умереть среди прямых углов
И прямолинейных
(еще не прямоугольных)
Людей…

ВЫБОРЫ
“yes it’s fucking political”
   skunk anansie

пока ты считала голоса
я соскучился по твоему

голосов в моей голове без счёта
такое скопление

я их чувствую
такое разноголосие
охапку сорняков
в который раз принесла весна

хоть застрелиться
хоть дважды застрелиться
правду похоронили

всё что известно
бла-бла-благородство
бла-бла-благоверность
бла-бла-благочестие
бла-бла-благочиние

вздыхаю как лев после обеда

охраняю твой сон
от голодной своры
синеклювых бюллетеней

жизнь ещё впереди
плоть ещё не стала падалью

О. ПАШУК
(род. в 1982 г.)

***
       научите меня говорить
и я без чьей-либо помощи построю
      Вавилонскую башню

      хочу сказать солнцу
чтоб не спало на правом боку
   а то прозевает тот момент
когда девчата на поле будут идти
             дожди жать

         хочу сказать реке
чтоб не бегала по острым камешкам
    а то если порежет пятки
то не сможет в Вербное воскресенье
          в церковь сходить

             зато я всегда
      смогу сказать любимому
    что у небо из-под рубашки
        сердце просвечивает

***
солнце -
это переднее колесо
в моем велосипеде
так что когда ты просыпаешься

я уже далеко

не ищи меня
это все равно
что искать светлячков
средь бела дня

не прислушивайся
ибо я эхо
разбившееся
о льдину неба

разве ветер был бы ветром
если бы кто-то знал где его гнездо?
разве речка была бы речкой
если бы кто-то увидел есть ли у нее пирсинг на пузе?

так может все-таки это не я
за колючей проволокой дождя?

***
…….……………….У астронома
……………..всегда один глаз зажмурен
…………..…..поэтому я для него
……………..только полженщины

интересно с правым или левым полушарием

…………………….ему все равно
………………………а я не знаю
……………….какой глаз подкрасить
…………..чтоб удержать на ресницах
………………………трех китов

…………………….ему все равно
………………………а я не знаю
………………..есть ли у меня сердце
………..со всеми его камерами хранения
……………………и крематорием

…………………….ему все равно
………………….А я уже привыкла
………………….что полменя дома
………………….а пол – на работе

………………………между нами
……………………..три квартала
……………………..между нами
…………………………..тень
……………………..между нами
……………………..топор вырос

О. ЛЯСНЮК
(соврем.)

***
лужа, в которую я вступила
рассказала что в позапрошлом году
она была снегом на моем подоконнике

и помнит как друзья
приносили на мой стол
тайную вечерю каждый
свою

а когда начали детскую
считалку никто не хотел
оказаться Иудой
когда же все вывернули

карманы
на столе осталось
33 сребреника

***
13-ое ребро
в твоем теле
     Я
тебе не колет?

***
с края обрыва
но не в теплые края
чтоб случайно
не вернуться
аистом

ибо под гнездом
ежедневно будут митинговать
требуя счастья

а за каждое не рожденное
дитя
будут отсекать крылья

О. КОЦАРЕВ
(род. в 1981 г.)

НИ ЗВУКА
На пачке молока
Корова в позе похотливой кошки;

Я запиваю молоком селедку

Час ночи;
В доме свет и ни звука;

Только
половинки
лиц в кухонном окне;
время; дети;
взрослые; ты;
и особые ночные цветы

ТАНКА
Посмотри на здание СБУ
Вечернее и бледное:
Все шторы жёлтые
А одна –
Зелёная.

О. МАМЧЫЧ
(род. в 1981 г.)

***
То, что любви нет, -
Не печалься,
Просто бывает зима
Время от времени

Будет: растанут снега
Случайные
И враги  дорастут
До любви.

***
мои надежды на небесах
небеса моей надежды
вечер вечер похожий на персиковое пюре

и утро, у которого нет бездны под порогом

зачем знаться с безнадежностью
ее опущенные руки
ее уголки губ как две капли свинца

вечер вечер похожий на персиковое пюре
и утро, у которого нет бездны под порогом
и тишина, от которой слепнут деревья

МАНЕКЕН
«Совершенство страшно, ибо неспособно рожать детей…
Абсолютное жертвоприношение.
Это значит: больше никаких кумиров, кроме меня…»
                Сильвия Плат
мной пугают
называя
………………………пустым коридором
………………………узлом сквозняков
Но я – совершенное местоимение

в каждом магазине манекен -
лишь место пересечения взглядов

шарф, блузка – важнейшие
моя скромность сладкая
………………...щекочет гипсовое нёбо

ветер разбивается о витрину
пустив по стеклу круги
………………………как по воде
Но пластиковое сердце бьет ровно
Даже любовь
Делает его
Не прозрачней целлофана

На свалке
…...под засохшими крупинками снега
………..манекен всегда остается на поверхности

(земля переваривает лишь взятых из нее)

Б. МАТИЯШ
(род. в 1982 г.)

ИЗ КНИГИ «РАЗГОВОРЫ С БОГОМ»
79
сегодня я очень ощущаю как грустит кожа моего лица когда
тебя нет она становится
похожей на листья на блаженные осенние листья на утомлённую сосновую
     кору ты видел
когда-нибудь как она опадает со стволов как теряется на земле
                среди шишек
травы и мха ту с самых верхушек деревьев где сосновая кора тонкая
                как бумага и прозрачная
как бумага даже ещё прозрачней видел ли ты как она облетает как
                она надрывается
как она дрожит в воздухе как долго и невесомо балансирует и
     наконец падает как тускнеет
мой голос хочешь я расскажу тебе как тускнеет мой голос как он
     сыпется у меня
меж пальцами как погнутые монеты так глухо так непросто
       как мой голос
застревает у меня в горле и мне почему-то кажется что так
   пересыхают колодцы так вода
проникает всё глубже в землю и опущенные вёдра возвращаются
                наверх пустыми
чуть-чуть тронутые илом и слегка насыщенные тихим болотным
    запахом и влажностью
так далеко как глубоко сворачивает свои пути вода давай расскажу
         тебе какая она была
сладкая давай расскажу только ведь так срывается голос только ведь
            так грустит
даже волосы только так рассыпаются мне по плечам так пахнет
                томлением и тишиной
и холодным осенним воздухом я сегодня снова так глубоко дышу
          так отчётливо вижу
поверхности вещей так запоминаю каждое прикасание мне сначала
           холодно на ветру а потом
начинают пылать щёки и я касаюсь их замёрзшими руками
            и чувствую как моя кожа
грустит и тогда я вспоминаю как ты улыбаешься как неспешно рождается
              твоя улыбка так сильно
хочу её помнить произношу самими губами соль дороже чем
           золото а ты
дороже чем соль и трава что растёт где хочет и чем сыроежки в
         лесу ждущие дождя
и чем шиповник и боярышник и листья подорожника ты дороже
        вот только кожа моя
тоскует глаза мои на ветру слезятся сердце моё камедью стекает

89
мне так жаль что я просто закрываю глаза чтоб не думать
чтоб ни о чём не думать и чтоб не дышать аж вот так мне видишь
приходят разные ветра самые солёные с моря последнее время
я не смотрюсь в зеркало так что себя не вижу только знаю что глаза
горюют и что приходит зрелость очень красиво и что старость моя
тоже может быть милой даже если без тебя и даже
если без меня моя старость может вырасти при мне деревом
с яблоневым цветом или жасминовым

С. ОСОКА
(родился в 1980 г.)

***
Дед мой совсем заснул
Над газетой
За очками
Глаза немного не спят
Прозревают весну
Как тогда
Под платочками
На полянах
Процвели небеса
И над дедом взошли
Старческие
Где-то были
Где-то были
Его дети
Краткие фразы
Стали точки
К крестам даже ветры
Оглядываются
Кто-то здесь рано лежит
Чей-то здесь голос
До сих пор слышится
Дед смеётся во сне
Без точек
Он такой размечтавшийся
Он не здесь
Я не здесь
Я с тобой в Киеве
Я сгораю
Он спит
И газета
Лежит как изморозь
И коснуться его руки
Невозможно мне
Не могу я
Дед сам по себе
Я сам по себе
Только дом
Ещё немного сближает
У меня сердце звенит
У него сердце
Как нива сжатая
Очки не спят
Очки
Такие большие
Сейчас кто-то бы
Пришёл
Только больше
Некого
звать

***
Настоящая кровь – то крови вулкан.
Путь живой от горла к груди
твой глас, как дитя, к словам приведёт.
Не захватит их речи капкан.
Тебе себя от них не спрятать.
Они идут пожаром в жатву.
Они в бессилии знают твою силу.
Они, словно певчие, у тебя в головах
поют, что любовь – это не тетива,
которая в счастье, как в сердце, целит.
Она в себе забыта, как обвал.
Она тогда уж праведна и живёт,
когда необоримо, как трава,
из собственной могилы вверх растёт.

О. РОМАНЕНКО
(род. в 1979 г.)

***
По тебе скучает мой кот,
У меня новые книги,
У меня новые обои,
По тебе скучает мой кот.

У меня новые обои,
У меня новая жизнь,
И только одна проблема:
По тебе скучает мой кот.

***
Жизнь не убывает.
Любовь бывает.

ПРЕСТУПЛЕНИЕ ИКАРА
Солнце, прости. Я ведь всегда был внимателен к тебе.
Я летал так низко, что касался травы.
Не хотел летать даже над толпой.
От полетов я совсем не терял голову.
Я был сам. Не было ни людей, ни люда.
Может, я даже осел бы в той стороне,
Если бы не появился тот маленький паршивец
И не стал бросать в меня камни.
Чтоб камни не долетали, я взлетел немного выше.
Паршивец исчез, но скоро я снова увидел его –
Он вел за собой огромную толпищу –
Разного сорта – и вместе с тем одного.
Это были не то одержимые, не то психопаты.
Камни швыряли с увлечением, прыгали, как козлы.
Мне пришлось еще выше взлетать.
Тогда они катапульту привезли.
Это были настоящие придурки, их было навалом.
Затоптали большое дерево, превратив его в дергач.
Бегали за мной, приземлиться не давали.
Солнце, выхода не было. Солнце, прости.

***
Чья это буква? Твоя, уповаю?
Её из памяти вытер ветер.
Я даже имя твоё забываю.
Я уж забыл из него пару литер.
Чтоб ты пришла, изо всех сил я дул
в самые звонкие медные трубы,
но с имени буквы все ветер сдул,
повыпадали, как чьи-то зубы.

***
В старину давно-далёкую,
в лету канувший тот час
мы слагались из молекул,
выветрились что из нас:
с гуся вся стекла вода,
поменяли оболочку.
Ставьте, дамы, господа,
имена свои на бочку.
Никакая там аптека
не вернёт на всех парах
ни имён, ни тех молекул,
что из нас развеял прах,
иль по свету полетели.
Я вдыхаю их и ем.
Может быть, частички тела
моего сейчас во мне.

***
Друже мой, такой вот боли,
в глаза бьющей, как маяк,
я никак не отфутболю,
и избавиться никак.
Упрямая суть-основа,
дашь ли ты прямой ответ:
на весах какого слова
оценю я этот свет?
Нету слова злей и хуже –
ядовито, как змея.
Я признаюсь тебе, друже,
стрелять бы таких, как я.

ПОЭМА В СТИХАХ

*
На каком-то из моих выпускных –
может, в девятом классе школы,
может, в одиннадцатом,
Или вообще в университете –
я стоял в актовом зале и
валился с ног от весны, только что прошедшей,
от излишка любви в крови,
от передозировки кислорода в лёгких…
Но вышел выступающий и сказал:
«Беззаботная пора закончилась,
будьте готовы к ударам судьбы».
Я прошёл через весь зал
и вмазал оратору по морде –
он упал, а я добивал его ногами,
пока меня не оттащили…
Лёжа в собственной крови,
он думал о том, что он
полностью готов к этим ударам судьбы.

*
Поезд остановился – и стало слышно, как люди храпят.
Я проснулся оттого, что один мужик
храпел на меня с верхней полки
и делал это так усердно, так настойчиво,
так громко и противно, что я встал,
подошёл к нему, схватил одной рукой за рубашку,
другой – за волосы, сбросил его на пол
и стал бить голыми ногами по голове,
стараясь бОльшую часть ударов
наносить своей мозолистой пяткой.
Сначала он кричал, потом стал стонать,
пока не понял,
что надо тихонечко.

*
Когда ко мне домой пришли религиозные агенты –
не то от Свидетелей Иеговы,
не то из Ильинской церкви –
и стали убеждать, что жизнь –
это страдания и за каждый успех
нужно обязательно платить,
я погромче включил музыку
и поразбивал им локтями губы –
так, что забрызгал комнату
тёмной кровью.

*
Один чувак как-то сказал мне:
«Будь проще – и к тебе потянутся люди».
За это я избил его особенно жестоко.

*
У меня был друг,
которого я очень уважал,
поэтому ни разу в жизни не бил.
И лишь тогда, когда он умер,
я вытащил его из гроба
и стал бить ладонями по лицу,
как бы пытаясь привести его в сознание.
Я плакал и кричал:
«Ну, зачем ты умер?!
Зачем ты это сделал, сволочь?!
Как ты посмел?!»

***
Уважаемое научное общество!
Уважаемая пресса!
Я о себе слышал уже не сто раз и не триста,
что, мол, ну, вот опять этот чокнутый профессор!
Да, я могу дважды войти в одну и ту же реку.
Действительно, я доказывал, что пространство – это так, пустое…
Успокойтесь, сегодня речь не пойдёт о зелёных человечках.
(Хотя уже и тогда об этом не шла речь.)
Что ж, не поверите и на этот раз - не беда.
Хорошо, хотя бы, что присутствует-таки интерес к моему труду.
Хорошо, что никто не бросается помидорами.
Ещё лучше, что никто не бросается яйцами.
Сегодня вы вспомните обо мне, перед тем как лечь в постель.
Я стану вашим приятным воспоминанием, ибо, сознайтесь, вам любопытно.
Каждый второй из вас любит меня, но украдкой.
Каждый второй из вас хочет пригласить меня на чашечку кофе.
Но перейдём к сути, а суть в том…
…что я не устал ещё бороться!
Выйдя отсюда, вы понесёте домой
самую лучшую и интересную из моих гипотез.
Ибо ко мне никак не могут привыкнуть. Никто не привык.
Извините, отвлекаюсь. Итак, речь сегодня пойдёт
о континенте, или, лучше, материке,
имя которому – Антарктида.
Я сказал материк, так как это от слова «матерь».
Именно этот материк породил всю массу сущего –
и вас, наитупейших из всех приматов,
и меня, вам кричащего.
Жизнь зародилась именно там, откуда приходит лето.
Там дует первичный и первый ветер.
Там нет дорог – там всё дорога.
Та земля суть воплощение любви, безумства и силы Бога.
Я бы мог развивать эту тему дальше и дальше.
Но речь идёт о чём-то другом, господа-умники и дамы-крали.
Она чрезвычайно важна, эта тема.
Она чрезвычайно интересна, но отдельна.
Итак, что известно обывателю об Антарктиде, о её природе,
Помимо того, что это, собственно, и не земля,
А просто огромный кусок льда
Плюс бесконечные снежные поля?
Впрочем, не так и важно, что происходит на той планете.
Предмет сегодняшнего вечера – моя голова.
Я завидую вам; я всегда завидую любому человеку,
который впервые слышит мои слова.
Моя голова знает, например, что все мы глупы в своей вере.
Именно поэтому наша вера такая неуязвимая.
Наши птицы и до сих пор улетают прочь,
чтобы не видеть здешней пародии на зиму.
Как мне полюбить вас? Всех бы вместе!
Вы такие забавные, но – разуйте уши! –
ваша комичность неприятна, страшна и отвратительна –
Как у уродливой женщины, пытающейся делать красивые движения.
И заглядывая вам в грудь, я начинаю волноваться за свою персону.
Понимаете, я прав, кто бы что ни говорил, прав!
Я к вам обращаюсь, госпожа соня!
Из-за Вас меня раздражает моя работа, хоть вой!
Признаться, лишь для одного-единственного человека я живу ещё.
Только ради него мне необходимо остаться в веках!
Но слово моё не доживёт до его появления, утонет в вашей гуще.
Слово моё умрёт именно на ваших руках.
Но что-то я заболтался, хоть я и не сторонник словесного блуда.
Даже концентрированное слово в ваших потёмках заблудится.
Короче, подо льдом Антарктики и до сих пор живут люди.
Люди ко всему привыкают.
Антарктида была Атлантидой. Там цвела сирень и розы.
Это был прекрасный, никем не подделанный мир.
Но однажды пришли, как говорил классик, морозы,
А немного погодя стал подходить лёд.
Не знаю, кем были аборигены, и восходили ли за них на крест,
Но даже люд становится человечеством перед лицом такой беды.
Лёд наступал, исчезали города.
Лёд наступал, люди прорубали ходы.
Всё происходило неспешно, в темпе эволюции.
Лёд наступал, и люди жили в нём –
уже без борьбы, но всё ещё в муке,
наблюдая, как небесный свод сменяется ледяным.
Представляете, что они знают про лёд? То же, что мы о решётке,
то же самое, что мы о небе, о солнце, о жизни треклятой.
Об этом мы знаем очень много.
Надо просто иметь честность ничего не забывать.
Итак, только что я кратко набросал свою теорию.
У меня есть реальные доказательства, дамы и господа.
Вы и сами их найдёте – в любом море,
если найдёте море в океане.
Даже для меня сегодняшние мои слова – это нечто новое.
Отныне меня не волнуют никакие ни за, ни против.
Ибо даже если подо льдом Антарктиды никто не живёт –
это не преуменьшает значения моей работы.

ЗАВЕЩАНИЕ
«Не клонируйте меня», - я решил завещать.
Не копируйте дух самоубийственный.
Через тысячу лет я смогу изучать
биографии путь вечнодевственный.
И спрошу о мире
(этом вечном цабэ!),
населяют его те ж мудилы?..
Так же ль сгубят всё, доля моя, в тебе
детки тех же мудил, что со мною ходили…
И погонится мир.
И настигнет враз, в миг…
Что скажу тогда треснутой лирке?
Не клонируйте меня, я прошу, не клони…
Неуютно ведь так
в пробирке…

***
Выйдя в поле, увидишь - небеса ликуют.
Отдашь кровь свою травам – пусть пьют ещё пуще.
Хотя им не до неба, они смакуют
сегодня, как прежде, любимую пищу.
Ляг на травку, почувствуй, как небо печёт.
И узнай миг последний в твоём мироздании.
Не бойся, кровь у всех одинакова, не течёт.
Кровь всегда бывает лишь в одном состоянии.
Впрочем, так и выявляется: небо – то ты.
Кровь от тебя ничего не укроет:
кровь никогда не текла с высоты,
кровь всегда стояла, текло всё другое.

Т. САВЧЕНКО
(современ.)

***
Мой октябрь в пути, в углу мой наказанный январь,
мой август пил ли молоко с лица или спал…
Не зря мой февраль посеял разумное, вечное,
так что каждый кусочек льда сквозь кожу мне прорастал.

Я знала: так будет. Я знала, это не исцелишь,
но страх остаться немой сильнее, чем страх.
Я уже не взрослая. Я совсем ребёночек с тобой.
Твоё молоко не обсохло у меня на губах.

ГЫ
Он не был ни id-еалистом, ни id-иотом
Он сказал:
Я пил с Андруховичем.
Он сказал:
Я разочаровался.
Андрухович мало пил, мало улыбался и почти ничего не
     говорил.

Она не была ни id-еалисткой, ни id-иоткой.
Она сказала:
Я видела геккона.
Она сказала:
Я разочаровалась.
Геккон ничего не ел, не менял цвета и почти не двигался.

Он не был ни id-еалистом, ни id-иотом.
Однако
Он был на Майдане.
Ну, вы понимаете
Он разочаровался.

Ты бы мог пояснить каждому из них, в чём была их ошибка.
Ты промолчал.
Они были разочарованы.

С. СИТАЛО
(род. в 1982 г.)

ЗА ПАЗУХОЙ
К сожалению,
Я
Звуко
Не
Проницаема

А ты
вездесуща
как математика
А ты
Всемогуща
Как алкоголь

Дегустируешь мой голос
По телефону

Но у меня

Утюг

Вместо сердца

***
И подрастает стих. И планет понатыкано в небо слишком густо.
И к рукам, как тесто, фиолетовый кислород липнет.
И похожие на узел внутренностей или на морскую капусту
Синие дороги покрываются волосом ближе к июлю.
И подрастает стих. И я не люблю тебя ни разу
До боли на склонах зубов, до шансона в затылке.
На фоне инфляций штрих-кода, рентгена и газа
Твой ультрамарин даже в спину мне не посмотрит.
И подрастает стих. И город гудит. Из этого хора
Я выхватываю звук, который ломает мосты
На металлолом. И стрелка ползёт по чулку вверх.
Как будто улитка. Как будто улитка. Как будто некуда больше ползти.

Ю. СТАХИВСЬКА
(род. в 1985 г.)

КВАДРАТИКИ

меня окружают одни квадратики
дома за окном
отверстия в тюле тоже квадратные
и уже не гляжу а удивляюсь
что комната квадратная
и в ней если избавиться от плоскостей
есть округлые наши тела
ибо любовь – она круглая
и не знает углов для укрытия
и свободна как глобус – куда поедем на этот раз?
а злость треугольная и трёхглазая
её церберы вылизывают до блеска каждый зырк
как резец ноября мягкие офорты пейзажей
но в конце всё же придётся поставить точку
что ещё

ЩУКА ДУМАЕТ
люди залегли на дно стёртых аж до подошвы дворов

в их глазах верховодки и когда луч как ласточка падает
они шмыгают в уголки и тогда наступает такая ясность
что видно как в глубине зависает насыщенная щука времени
и несколько окуней маячат перед ней

но щука думает о смутной рыбьей косточке самолёта вверху
Вот щ…ука!
это ведь всё равно что смотреть на отполированный оклад ногтя
и думать об евангелии

О. СТЕПАНЕНКО
(современ.)

(5)
Вот и пришла весна – сумерки материи,
нежный пронизывающий свист дудочки крысолова,
наш перебег в дофрейдистские сны,
дело в том, что мы, хоть и не живые – новые.

Всё это бессонница. Всё. Просто держи удар.
Ибо мы прекрасны, мы – вечные и надсознательные.
Ступеньки из спичек – к бумажным облакам:
выдох и вдох один – видишь, вот мы и дома.

(9) МАРТ
мальчик с ногами пророка
глушит прутиком рыбу среди камней

застывшие рыбины
лениво плывут под солнцем
с животами как бельма
на берегу снега пена

и всё так празднично блестит
и переливается нежно-розово
церковные бани
   жирные губы
        стёкла
зеркальца луж

глухо валят деревья
и слышен сока вопль
сквозь разодранные вены –
НУ, ТАК ЧТО С ВЕСНОЙ, МАЛЫШИ!

СТРОНГОВСКИЙ
(род. в 1982 г.)

- СТИХ БЕЗ НАЗВАНИЯ № 156 –
второй месяц
у нас на кухне
растет призрак
мангового дерева
из выкинутой мной косточки

-DEJA VU-
подошёл попросить огонька – пристрелили
не насовсем немного – капельница и потолок
перед этим врач долго выковыривал дробь
лежать нудно и холодно даже взгляд замёрз
глаза закрыть боялся – кто из них смерть
а в мозга глубоком снегу жизнь хрусь хрусь

Г. ТКАЧУК
(род. в 1985 г.)

ИСКАЛИ
Мы искали людей
(Мы смотрели под каждый камушек).
Мы искали весь день
( Мы высмотрели себе глаза и на них появились красные ободки).

Мы выкрикивали им всякое
(На семи разных языках),
Мы оставляли им знаки
(Хотя и сами до конца не понимали их значения).

Мы не знаем, какие вы
(Хотя кое-что и подчитали в «Анатомии»).
Говорят, добрые и красивые.
Напишите нам о себе
И оставьте где-нибудь на ветвях.
Мы найдём.

УСПЕНИЕ
та птаха славная
так птаха вещая
совсем как пава
но чуть повыше

на своих перьях
в плавном полёте
За облака
куда-то несла

пьяный елей
пахучий мёд
молочный рай
густые масла

С. УШКАЛОВ
(род. в 1983 г.)

ПОЭЗИЯ РЕВОЛЮЦИИ
чтобы слышать поэзию революции
твое сердце должно замолчать
как мобилка
которая подключается
на глубокой подземной станции…
чтобы слышать поэзию революции
твои вены должны быть
значительно тоньше порезов…
тут нет спасения
разве что в сотый раз попробуешь
не курить
не покупать бульварных газет
и не верить в ангелов
что обитают на небесах
а под утро
спускаются на крылышках
щекотать твоё лицо
стебельками синих трав
чтоб ты поскорей проснулся

СНЫ ОБ УКРАИНЕ
кайфовые леса и пастбища
индустриальные города
слишком ранние браки
для старушки Европы
такой ты видишь во снах
мою жёлто-голубую страну

похоже
у нас с тобой
североирландская дева
очень много общего
в границах этого
карантина

похоже
и тебе во снах
молодые ирландские киты
выбрасываются на ладони
ударив в небо
брызгами
а молодые украинские птицы
млеют от избытка воли
воспарив
ой как
высоко…

В. ЧЕРНЯХИВСЬКА
(соврем.)

***
самое страшное – остаться одному,
когда привыкаешь думать вслух,
шевеля губами, словно в молитве,
шевеля рукою, которую свело.

***
а мне почему-то больно за тебя
за этот твой желтый галстук
за неуверенные бегающие глаза
а мне, казалось бы, - кто ты? Что ты?

***
и похоже, все, что будет дальше –
решать мне.
а ты такой неидеальный,
что просто  смешно.

***
будет дождь, наверное.
ты так смотришь настороженно.
ты простужен, ослаб.
будет град, возможно.

а с тобой постоянно холодно,
и высокая температура твоего тела повеет льдом:
исчезни, дура

***
идем вдвоём – вдруг он остановился
за что
зачем
жду приговора
и пробивается сквозь шелест листвы,
как сердце стучит где-то в печени

но ведь он ничего тебе не сделает!
но ведь он …
угасли все другие звуки
ну и стой и вслушивайся в себя, недотрога,
как сердце где-то испуганно стучит

***
в пустом троллейбусе уже ночь
я наивно заснула у кого-то на плече
ты – не кто-то
ты – далеко
у тебя закрыто

я днем, как назло, потеряла ключи…

Т. ВЫННЫК
(род. в 1984 г.)

КАПКАН
Зацелую до смерти
Скажу:
Так и было.
Что ничего не видела.
Что не жила в этом доме.
Победа ли это –
Спиралью горячих дубрав
Гулять под ручку
Со смертью?!
А на грудь возложить
Песню –
Одну на двоих.
Только сердце,
Одно на всех,
Загнанное гончими.
Женским паденьем
течет перегретая кровь,
забыв
о своем назначении.
Я себя оболгала
Губами –
Красными лютнями.
Бежала бы я от тебя,
Да ноги сердцем опутаны.

ЛЮБОВЬ
Он не пара тебе, - я слушаю:
пусть говорят, а что им, прощённым?
Я свечам разожгла муки,
по кирпичу раздала всем зодчим.

И, если нужно, - пойду по льду,
снег присыплет улиц грязюку.
Я, как книгу, тебя прочту
и никого не стану слушать.

А. ЗАХАРЧЕНКО
(род. в 1982 г.)

***
Когда в руках уж гаснет силы пламень –
Держи себя, о, ангел мой, на крыльях.
Коль новых слов кровь уж слабеет в жилах -
Не дай себя облечь в булыжный камень.
Стереть с небес…

***
А будни
Смотрят на тебя
Преданными
Влажными глазами
И молят:
- Умоляем!
Не бросай нас,
Не покидай
Ради той
Золотой
Неземной Мечты!..

ИЗ ЗАПИСОК КИЕВСКОГО ПРИРОДООХРАННОГО ОБЩЕСТВА
Проходя через турникеты станции метро «Лыбидська», можно услышать тихий писк: таким образом самец турникета пытается привлечь внимание своей подруги. Популяция самцов на «Лыбидськой» составляет около 12 особей. Самки турникета, обитающие на станции метро «Дворец Украина» издают писк в очень близком диапазоне, и только тонкое ухо их кавалеров или специальные приборы могут уловить разницу в тональности. Вот проходит день, турникеты пищат все реже. Наконец, ночью они засыпают, пережив еще один день вдали от любимых. То же самое – на других станциях метро, по всей нашей огромной столице слышится одинокий писк мужских и женских особей. Все они ждут часа, когда смогут встретиться. Некоторые считают, что это произойдет только на свалке.  Но не будем пессимистами и пожелаем нашим верным друзьям настоящего Чуда.

***
Я – перекатиполиэтилен.
Замасленный пакетик у дороги.
Я – ветроволен.

К. КАЛЫТКО
(род. в 1982 г.)

ИЗ ЖЕНСКОГО
Я имею право забыть этот дом.
Спускаться по лестнице в темном подъезде.

Я выйду на улицу,
И наверху, среди построек старого Подола
Буду наблюдать
Приближение грозы.

Я имею право не возвращаться,
Если мне тоскливо и холодно,
И солоно в горле
(слезы или кровь?).
И ветер метет алычевые лепестки.

Буду считать шаги
От люка до люка
И на ходу поправлять прическу.

Пойдут мурашки по коже
От желания побежать назад,
А может от
Глубоко сдерживаемого в сердце
Патриотического порыва.

Кому, собственно, какое дело.
Пока мою биографию не печатают в учебниках,
Имею право делать глупости.

ПОРТРЕТИРОВАНИЕ АСФАЛЬТА
Я выхожу из аптеки.
Моя знакомая хочет похудеть
на десять килограмм.
Моя голова улыбается солнцу
вымытыми с утра волосами.
Мой вес близок к идеальному.
Моя жизнь срисована
с картины Боттичелли.
Моя любовь живёт в другом измерении,
пересылает мне свою тень
в конверте из бумаги хорошей.
К тому же,
моя вера в чудо
течёт по оптоволоконным кабелям
(легкому скелету глобализации).
Я выхожу из аптеки
и думаю:
как бы так внимательно сойти
по высоким ступенькам,
не поскользнуться и не упасть,
проиллюстрировав в миниатюре
сцену грехопадения первой женщины.
Впрочем, осень,
обостряются
законы диалектики,
притяжения и падения.
Люди думают о зиме:
как бы так её пережить,
не спиться и не повеситься.
Кленовый листик
растворяется в луже,
как камень,
брошенный в небо.

Г. ГАРЧЕНКО
(соврем.)

Будь то роддом иль, скажем, морг –
повсюду рынок, повсюду – торг…

С. СЫЧ
(род. в 1932 г.)

ЮМОРИСТИЧЕСКИЙ ПРОГНОЗ
- Ну, и юмористы! – промолвил Дима Хвощ,
сквозь мокрое глядя оконце. –
Сказали: будет кратковременный дождь, -
а тут кратковременное солнце…

ЗАРЯДКА ДЛЯ ДУШИ
Чтоб смур не смог тебя душить
и класть на все лопатки,
улыбкой озари ненастье.
Не забывай: смех от души –
вот для души зарядка!

ПОЛЖУКА
Третий день уж дед долбит,
объясняя алфавит.
Буквы «жэ» не знает внук.
Говорит дед – это жук.
Внук увидел букву «ка»:
- А вот, деда, полжука!


ОТВАЖНЫЙ
В цеху колбасном Дима Смык работает.
Хоть поздно, но домой он смело топает.
Ни волка не боится он, ни пса:
наверняка есть в сумке колбаса.

ВЫШЛИ ВМЕСТЕ…
Решил поэт свой труд издать,
послал и на рецензию.
Ну и вышли вместе: книжечка в печать,
а наш поэт… на пенсию.

СОВА И СОЛОВЕЙ
Сове в лесу в день непогожий
прощёлкал гордо соловей:
- Хоть и огромны и пригожи, -
что толку от твоих очей?

Не шлёшь ты солнцу звонких песен.
Хранишь безмолвный свой покой.
Так мрачен дом твой, гол и тесен.
И спишь в дупле ты день-деньской.

А ты попробуй щебетать,
отдай любовь земной красе, -
тогда не только брат крылат –
тебя полюбит всяк и все.

Сова вздохнула: - Нету слов!
Очаровал всех глас твой вещий.
Но будет больше певчих сов –
а станет грызунов ли меньше?

Смысл басни сей весьма простой:
цени талант не только свой.

ВОТ ТАК!
Русский украинцу
говорит: вот так!
Вашей мове наш язык
не догнать никак.

Не согласен, - молвил тот, -
но прав в одном ты, брат:
ваш язык, может, и богаче, но
разве что на мат…

ГРОЗНЫЙ ЦЫГАН
из народного

В пригородной электричке
в руках ремнём крутит,
стоит цыган невеличкий
да сынишку лупит.

Ревизор, что по вагонам
проверял билетики,
подошёл и грозным тоном:
за что ж малолетку-то?!

Шлёпнул тот ещё разок.
Утомился, сел:
нам ещё вон сколько ехать,
а он билет съел…

НА КУРОРТЕ
Весь отпуск с ним прошёл напрасно –
подруге жаловалась Настя, -
мне завтра уж домой как раз,
а он всего лишь обнял раз…

ГОДЫ И ДУМЫ
Летят года, - печалится Марат,
из вазы вытащив увядшую гортензию, -
о девочках я думал лишь вчера,
а нынче глядь – а мне несут уж пенсию…

ФИЗЗАРЯДКА
Телевизор Пётр включил –
слух чарует хор.
Худощавый дирижёр
машет во весь опор.
Спрашивает Петра сын,
может папа ведает:
почему же все поют,
а один зарядку делает?!

СЛУШАЕТ
- Ты слушаешь маму? -
в субботу в парке
знакомые спросили
малыша Захарку.
Да – им Захарка
изрёк безотлагательно, -
всё, что мама говорит,
я слушаю внимательно…

ХОЛОДНОЕ ЛЕТО
Поэт о лете стих сложил,
дал маме почитать.
Хотел бы, - говорит, - о нём
и твоё мненье знать.
Та прочитала весь дотла
замученный сонет:
Но где же лето?! – Здесь тепла
ни капельки ведь нет!

ИМЕЕТ ПРЕИМУЩЕСТВО
Кого ты хвалишь?! – учит муж молодку. –
Он тоже пьёт, как в жару воду Рекс.
Ты прав, - ему жена, - он выпьет водку,
но после не забудет и про секс…

Л. ТАЛАЛАЙ
(род. в 1940 г.)

***
И поплыло окно вагона
с которого платочком руки
отмахиваются от разлуки
вихрь вдруг понёсся вдоль перрона
как пассажир под грохот стали
в надежде всё ж догнать состав,
теряя всё, что подгребал
на суетливом том вокзале.

***
Уж от костра лишь только тленье,
как у кочевника томленье,
что идёт с пожитками своими
дорогою слепого дыма.
Идёт, идёт в обетованную,
не замечая между тем,
как расползается и тонет
перед ним ясный синий дым.

***
… И прошли они с мечом,
словно пламя сухим камышом, -
и над ними высокий дым
по сегодня –
небом глухим.

И всё до капельки допили в зной,
взяв за горло кувшин пустой
так, что, треснув под их руками,
он до нас долетел
черепками,
над которыми грусти долина,
ибо не кувшины они
и не глина.

***
В небе высоком
поющая птица –
и жадно стрела
вылетает напиться.

Птичьего ей
не достать крыла,
но песню твою
обрывает стрела.

Стрелу из груди
ты руками рывком
выдернешь
вместе с красным ручьём,
и стекает капля
из острия стрелы
на белый волос
ковыля травы.

Ещё птица летит,
ещё эхо звенит,
но в глазах уж туманится
дальний зенит.

Плакучую вербу,
обняв за стан,
над бездной удерживает
сивый туман.

А песнь, что стремилась
до Бога дойти,
как свечка слезами,
польёт с высоты.

***
По логовищам волчьи злости
растащили людские кости

из черепов их бдительный
ворон пил, как победитель

долго лисицы в ночи
лизали в крови мечи

а потом травились травы
ржой человеческой славы

Д. СОЛОВЕЙ
(современ.)

ОТЧАЯНИЕ
я говорю своим студентам
об истории украинской литературы
и одновременно обдумываю
всю несуразность такого занятия

их можно понять –
они получают дипломы
а что получаю я?
именно поэтому – меня понять нельзя

ДВЕ ПИРАМИДЫ ТРИ ПАЛЬМЫ И ОДИН ВЕРБЛЮД
рассматривая две пирамиды
три пальмы и одного верблюда в моих руках
она говорит:
«ты никогда меня не любил
ты видел во мне лишь влагалище…»

 я понятно молча всё слушаю –
пусть говорит – мне не жалко
но прежде всего – чтобы вы знали –
мне всё равно
мне не жаль что я видел в ней лишь влагалище

ЧАС АЛКОГОЛЯ
когда восход отступает и сворачивается простор тоски
когда восход растворяется в мареве
и иной чувственной магме
тогда разом исчезают они – твои вирши и самоуважение
тогда и начинается он – перламутровый час алкоголя
тяжёлый как любовь в зоопарке двух белых тигров

ЧТО МНЕ С ЭТИМ ДЕЛАТЬ
Бэну c некоторой грустью
надо найти какую-нибудь шлюху которая отсосёт
потом про это написать стих
я нахожу
и потом естественно пишу
но мне всё равно не становится лучше
ежедневно убивают
насилуют
снимают про это кино
и я уже не знаю что мне с этим делать приятель…

САЙГОН (ОДИНОЧЕСТВО)
хочешь
я расскажу тебе про одиночество? –
мне кое-что про это известно
одиночество
это не тогда когда хочется выть волком
или работать кондуктором в трамвае

одиночество –
это когда стоишь на подступах к кафе сайгон
но нет мужества туда зайти ибо не с кем

сайгон –
это когда тебе так ***ово что хочется сдохнуть
или по крайней мере больше никого никогда не видеть

В. ТИЩЕНКО
(современ.)

НА ПЕРСПЕКТИВУ
Всё-таки комические
творятся дела:
цены у нас космические,
пенсия – мала.
Да и зарплата наша
почти не видна:
не наешься каши,
не попьёшь вина.
Вроде, кризис лезет,
а народ цепляет
двери из железа
и замки вставляет.
На окнах решётки,
калёные огнём…
Не сегодня, завтра,
значит, заживём.

***
Прекрасен сад в буйном цветенье.
Неповторим в зелёных почках лес.
Творец красив в своём горенье,
и чуден день, что нам весну принес.
Чудесно всё, что слито воедино,
что жизни славит свет в тебе, во мне.
Но нет милей и сладостней картины,
чем детская улыбочка во сне.

СПИЧКА
Хоть горячая голова.
А душа-таки – дрова.

КУРИНАЯ ДОЛЯ
Яйца несла – хвалили все.
А перестала – в соусе.

КОЛЛЕГИ
Валенок скрипки не чурался:
- Мы коллеги! – представлялся.

В. ИВАЩЕНКО

Четыре категории людей
на этом свете – так было и будет
есть злые, темные, но больше – просто люди,
и праведники Духа и Идей.

Чтоб чувствовать смысл бытия и смак,
чтоб первым быть, не ставь судьбу на кон.
Я думаю, прожить жизнь нужно так,
чтоб ощущать, что всадник ты – не конь.

Ничто не происходит просто так,
в силу какого-то случайного наития:
ни слово, ни свиданье, ни событие.
К тому всё шло, ибо то Доли Знак.

Нет от превратностей судьбы лекарств нисколько.
И к мудрости склоняемся не часто мы.
И всё-таки несчастны мы настолько,
насколько сами быть хотим несчастными.

Ты найдёшь себе счастье с другим.
В тебе женственность есть и шарм.
Свято место не будет пустым,
пустой может быть только душа.

От ревности столько трагичных историй!
Но не учимся мы ни за что.
Если любит тебя – не нужен никто ей,
а не любит – тебе-то она на что?

Сдаёмся на милость любви,
сдаёмся любви на милость.
Любовь наша – в нашей крови.
Любовь – наша слабость – не хилость.

Больше всего я дорожу
не тем, что ты была со мною,
а нашей нежною любовью,
что я в душе своей ношу.

Как же легко влюбиться и любить:
поэзию любви создают двое.
Но как же тяжко вдвоём в прозе жить,
где испаряется любовь сама собою.

Есть и в утрате тоже два крыла,
я в ней и бедный и богатый:
безмерна боль – тебя утратил,
и благодарность – ты была.

Когда обида сердце душит,
ты потерял как бы всё царство.
Читай стихи – это лекарство,
только они спасают душу.

Не силься так меня забыть,
соавтора твоих утех.
Пришёл конец. Так должно быть,
но разлюбить – это не грех.

Не меряйтесь, кто из вас сильнее любит,
то – не заслуга, то ведь – Божий дар.
Не надо ни признаний, ни фанфар,
любовь есть мера: что мы есть за люди.

Есть в любви тайна и интрига,
влюблённость – желание Вас познать.
Женская краса – бесконечная книга,
которую нам никогда не прочитать.

И днём и ночью рядом ты со мною,
не наяву, ты - мой прекрасный сон.
Под взором ты вся светишься красою,
и я сдаюсь без боя у полон.

Я так люблю, когда ты рядом.
Без слов, глазами усмехнись.
Для близких душ с открытым взглядом –
то наилучший афоризм.

Никогда говорить не спеши,
что знаешь всех, ведь это клевета.
Хоть говорят: глаза – окно души,
окно-то есть, но в доме темнота.

Людских симпатий не убудет,
всегда есть кто-то милый нам.
Всегда мне нравятся те люди,
которым нравлюсь и я сам.

Любовь – не выигрыш в автомате,
не играй с нею и не греши.
В ней суть натуры, проявленье стати
и мера чистоты души.

У каждого в сей жизни своя роль:
тот плачет, тот парит, а этот пашет.
Лишь для душ чутких есть поэзия – пароль.
Согласием почти здесь и не пахнет.

Для тёмных душ поэзия – обман,
для светлых, посвящённых – это диво:
в скупых столбцах и чувства, и роман,
и глубина души, и всё красиво!

В поисках чувств, эмоций и идей
перечитал поэтов что-то с двести.
В них большинство даёт для спецов вести,
лишь единицы пишут для людей.

Суетятся все, стонут, спешат –
бедный бомж и богатый король.
Нежный стих – своеобразный пароль,
отклик есть – значит, есть и душа.

Есть в мире поэтическое братство
людей чистейших, что всегда в полёте.
Поэзия, любовь стают богатством
только тогда, когда их отдаёте.

Нет таланта, так и нет вины.
Не забыть лишь правды бы простой:
если вдруг не хватит глубины,
не заменишь её просто долготой.

Я буду вечно помнить Вас,
наверно, сколько буду жить.
Дай Бог кого-то Вам любить
так искренне, как люблю Вас.

Остыли чувства вдруг когда,
любви своей не забывай,
воспоминания – единый рай,
где не изгонят никогда.

Нету друзей – виновен, видно, сам,
поэтому в беде – боль и тревога.
Душа моя открыта лишь для дам,
но дружба их – всего лишь до порога.

К непостоянству привыкай, душа,
нет ничего вечного в природе,
не удивляйся, что любовь прошла,
а только, если долго не проходит.

Люблю любить! Вина это иль грех?
Кто тот судья, что может то сказать?
Я думаю, я просто – человек,
которого в любви родила мать.

Зачем нам несогласие семьи?
Зачем семья нам, как свекровь та злая?
Затем что каждый – это пуп земли,
а двух пупков на теле не бывает!

Тепло малюсеньких детей
и к ним любовь, как Ласку Божью,
никто нам заменить не сможет
ничем, никак да и нигде.

Интимные пристрастия, влеченья –
что же они? Ответ нахожу вновь:
если душа пуста – то развлеченье,
если душа наполнена – любовь.

Прошёл судьбы огни и воды,
в духовных небесах летал.
Кто не любил – не знал свободы
и несвободы тот не знал.

Ты любишь, а я души в другой не чаю.
А она любит кого-то. А тот – не её.
Это любви спираль – без конца и края,
так любовь нас роднит, все мы дети её.

Мира духовного огромная лепта –
это благородные и мудрые мужи.
Гениальность – величие интеллекта,
благородство – величие души.

Нас дома и в школе учили всегда
читать, что-то делать и жить.
Но самого главного же – любить –
нигде, никто, никогда.

Не завидуй ни власти, ни богатым,
достояния многих из них греховны.
Плебеи есть и аристократы,
но лишь в измерении духовном.

Для кого-то большой я умник.
Для кого-то – совсем чудак.
И для тех и для этих – чужак…
Свобода! Порой грустно-то как!

Зачем так чтят интеллигентов?
В них что ни мысль – чувством согрета,
видений, взлётов им не до моментов,
смеются над собой, знай, и над светом.

Любовь к познанью – доминанта доминант:
Кто ты? Зачем? Какой ты? Где? Куда?
Та тяга к знаньям не исчезнет никогда.
Желанье знать и беспокойство – вот талант.

Хоть беспредельна ваша сила рвения,
и всё, что изрекли  – как бы закон.
Но мысль ваша – всего лишь точка зрения.
А разных точек зрения – миллион.

Боль нестерпима, бесконечна.
Бездарна времени лишь трата!
Душа безгрешна и беспечна,
за рай прошедший то мне плата.

Как по нотам трель соловушки куётся.
В воробьиной стае монотонит динь да динь.
Так и у нас: в тусовках мелкота толчётся -
как певчий птах, талант всегда один.

Блаженство плоти – в здоровье,
ума – чтобы разум ловить.
Но всем известно издревле –
блаженство души – в любви.

В стаде желанье быть – то как бы от природы.
Толпа права – то как бы естество.
Извечный ворог правды и свободы –
единогласное слепое большинство.

Надоедаем часто мы друг другу,
это не чей-нибудь каприз – увы! – закон.
Милей ходить мне одному по жизни кругу,
чем лжи и лицемерия полон.

Люблю интеллигентов. Среди них
я ощущаю миг, листая жизни сагу,
свободу мысли, совести отвагу
и к ближнему любовь, и к свету книг.

Засмейся, чтобы я тебя узрел.
Кто ты, и какова душа твоя?
Открыта ли для злых иль добрых дел?
Засмейся, и про всё узнаю я.

Времени в обрез. «Это не горе!
Ты всё успеешь!» - мне не говори.
Тебе сдаётся, что я всё идущий в гору,
а я ведь знаю, что иду уже с горы.

Бывает, жизнь теряет вкус и смак:
терзают дух сомненья и трагичность.
И только мудрые спсобны прожить так,
что каждый день у них – то маленькая вечность.

Людской род не улучшается со временем.
Духовность множества людей слишком убога.
И все мы с каждым новым поколением
идём одним путём: от зверя к Богу.

Одним из смыслов человеческой породы –
поиски истины средь споров и потерь.
Капелька мудрости нужна нам и теперь –
с ней не так быстро пролетают наши годы.

Порой так проза доведёт поэта-брата,
что просто в петлю влезть иногда хочется,
в грязи чтоб не возиться, не морочиться.
Однако нет оттуда уж возврата.

Искусство всё – то путь в грядущее.
Люди творят его и как бы силы высшие.
Ибо художник в нём, как в небесах Всевышний:
невидимый никем, но вездесущий.

Всем в жизни разум, воля ведает.
В богатстве и власти счастья не найти.
Счастливыми ведь мудрость лишь нас делает
и ощущение добра и правоты.

Прими таким, как есть, в сем мире бытие.
Вроде легко всё, но не так уж просто.
Не забывай, что здесь мы все лишь гости.
И всё вокруг, о Боже, не твоё.

Ждёт нас паденье или взлёт?
Любовь и радость, муки иль беда?
Нам не дано узнать всё наперёд.
Так никогда не говори же «никогда».

Фантазии не стоят и гроша –
мы говорим и вспоминаем их не часто.
Но ведь в фантазиях растёт наша душа,
всем добрым наполняясь и прекрасным.

Не трать энергию и силы свои всуе,
чтоб клясть врагов, холить свою усладу.
Чти жизнь открытую, простую,
женщин люби и смейся до упаду!

Никому не интересно то, что проплыло.
И все живут лишь сегодня для сегодня.
Отчего ж так духовно бедны и голодны?
Потому что источник ведь в том, что было.

Каждый из нас творец бытия своего.
Всё-всё для чего-то существует в природе.
Семья – для приумножения людского рода.
Любовь – для совершенства и украшения его.

В жизни есть смысл: каждый себя куёт.
Поэтому мы так и непохожи.
Родную душу чтоб найти, лезем из кожи.
Но лишь один из тысячи найдёт.

Скажи, ну что с того, что ты богатый?
Ешь хорошо? Жить меньше будешь.
Утратив совесть, ты всего добудешь?
За все твои грехи дети заплатят.

Так что ж – запрограммированы все,
и аморальность – бог бытия людского?
Страдать придётся горько ведь душе,
если не будет в ней ничего святого.

К Богу у каждого свой собственный лишь путь.
Здесь Правда не приходит невзначай.
Познавай сам, других не поучай,
как слышать Голос, проникая в жизни Суть.

Что ежедневно нас по бытию ведёт,
хоть мы об этом говорим не часто?
Но каждый новый день у нас грядёт
с мечтою и надеждою на счастье.

Мне даже страшно, сколько же их прёт,
людей эгоистичных, злых, бездушных.
Зря в лету канули века неужто?
Куда ж цивилизация идёт?

Как любим мы советы всем давать.
И любим тех, кто просит их у нас.
В самоутверждении советом – благодать.
Приятно, что разумны, хоть на час.

Нет одинаковых людей.
Сам в жизни выбирай дорогу.
Расти духовно пламенем идей,
иди вперёд и вверх – от зверя к Богу.

Из истин вечно дорогих
людьми владеют только две:
иль утвердиться средь людей,
или найти себя в себе.

Так мало нужно нам для счастья.
Прежде всего – его желать,
мир божий и себя познать,
любить и к жизни проявлять участье.

Не зацикливайся на чём-то неверном:
на карьере, страсти, семье.
Ибо заплатишь дань непомерную,
идеал отомстит тебе.

В повседневности беге шалом
призванья голос не никнет.
Не старайся уж слишком в малом –
не хватит сил на великое.

Нужен ли ты кому – в том суть,
источник устремленья жить и дальше.
Родители, любимые и чада
годами нашу душу берегут.

Не верьте, что всё повторяется.
Миллиарды нас,  мы все неповторимые.
Делами каждого свой образ сотворяется.
И вклады наши в вечность ведь не мнимые.

Добро и зло, тёмные, светлые дни –
для нас как Дар Небес иль Кара Божья.
Лишь единицы осознать смогли,
что каждый всё это создать себе сам может.

Кто с памяти не сходит в век никак?
Учитель, если был он настоящий.
Чему учили нас не столь уж важно,
Ведь главное – кто нас учил  и как.

Людская подлость вызывает гнев и шок.
И всё-таки я человеку верю.
Обманут ещё раз… Ну что ж?
То ведь их грех. Прощу, открою двери.

«Косить под дурака» - вот наважденье.
Как сердцу в той трясине не быть грустным?
Ведь для придурков высшее наслажденье –
хоть как-то посмеяться над разумным.

Банален, жалок тот, кто жизнь свою убил,
лелея беспросветный свой удел.
Счастлив лишь тот, кто весь свой век любил.
Тот долго жил, кто жил так, как хотел.

Я убеждался в этом часто,
так было, есть и, видно, будет:
всё зло, что делаешь ты другим людям,
со временем придёт к тебе несчастьем.

Все неравны: и люди, и народы,
Ведь разные - ум, воля и уменье.
В неравенстве таком - закон природы.
Но грех на этом ставить ударенье.

Лечат слова и радуют, и ранят.
И за любовь и за измену ими платят.
Все честные сбываются желанья.
Все сбудутся проклятья, заклинанья.

Два идеала есть в житейских бучах,
в которых мы себя можем раскрыть:
подвижнический – быть стараться лучше,
и потребительский – получше бы пожить.

Боль с радостью сплетает любви нить.
Но мы не можем ею дорожить.
Мы в юности живём, чтобы любить.
И в зрелости мы любим, чтобы жить.

Стоит ли слушать мнение меньшего?
Не заведёт ли в угол чужой совет тебя?
Умный всегда узнает умнейшего.
Дурак лишь слушает самого себя.

Осторожен будь с прохожими.
Часто их поступки неясны и строптивы.
У каждого свой мир, свои мотивы,
они во всём ведь правы, как и мы.

Чем старше годы, тем грустнее люди.
Всех понемногу покидают силы.
Не жалуйтесь, что вас никто не любит.
Быть может, никого вы не любили?

Есть лишь два мнения насчёт дачи советов.
Сделать добро ведь можно и советом.
Немало убеждённых: не советуй,
если тебя никто не просит об этом.

Всем людям никогда ведь не поможешь.
Не надрывайся же и так не кипятись.
Помочь старайся ближнему, как можешь,
в добрых делах есть свой Всевышний Смысл.

Есть люди близкие, хоть и чужие:
душой открыться всегда готовы,
родные по духу, что ни скажи,
роднее бывают родных по крови.

Разумный? Щедрый? Добрый? Как измерить?
Кто скажет – люди иль душа твоя?
Друзья похвалят – можешь и не верить,
завидуют враги – им доверяй.

Людские отношения – отблеск интересов,
желаний, пристрастий переплетенье.
Поэтому живём мы в плену у стрессов.
Только в любви и в мудрости спасенье.

Мы в ссорах своих как бы ищем мук.
В конфликтах вся жизнь пробегает.
Никто никогда не перечит тому,
кого либо любит, либо кем пренебрегает.

Страшат нас непрощенья злые виды.
Среди людских сердец и душ разруха.
Накапливаются глупые обиды.
Прощает всё лишь сила мудрости и духа.

Мысли свои не надо навязывать.
Даже ребёнку нельзя приказывать.
У каждого свой мир, душа своя.
Оставь людей. Займись своим Я.

Поливать грязью у нас любят скопом, хором.
Хвалить же любят только единицы.
Но если же тебя похвалит ворог,
значит, ты в чём-то выступил тупицей.

В путей житья-бытья неисповедимость
я б не поверил, если б сам не знал:
людскую скромность, доброту, терпимость
больше всех ценит… жулик и нахал.

Дорога мудрости – тяжка и бесконечна,
меж разумом и тьмою вечный бой.
Мудрец – всегда один лишь в поле воин,
а дураки – народное ополчение.

Тут видно всё без лупы,
здесь просто всё и прямо:
все глупые – упрямы,
упрямые все – глупы!

Конфликты, как ни парадоксально,
полезнее почёта и медалей.
Свет проливают на всё колоссально,
кто рядом и зачем? И как жить далее?

Нас обижают эгоизм и зависть.
Лень раздражает нас и слабость.
Один из признаков людского совершенства –
прощать всем ближним их несовершенство.

Житьё без радости и грустно и убого.
Нам с детства поощренья дают крылья.
Но нам дороже похвала того,
добром кого мы ну никак не одарили.

Творцы модерна, экстракласса
кидают нам: «Не доросли вы!».
Для большинства людей их диво –
глупость, мазня, выкрутасы.

В искусстве что важнее: «что» или «как»? –
ученики спросили Пикассо.
Ответил тот: «Было и будет так:
важнейшее – не «что» иль «как», а «кто».

Поток ненормативных слов-уродов –
лексика, увы! не только тёмных.
Я мата раскусил природу:
то способ самоутверждения никчемных.

Пожив на свете знаешь непременно:
от разума зависит вся реальность.
Хоть ограниченны талант и гениальность,
но глупость бесконечна беспредельно.

Искусства тайна в чём – никто не знает.
Зачем же так волнует оно сердце?
В художестве должна быть новизна,
лишь это знак реального искусства.

Чем дольше в нас живой души броженье,
тем крепче в теле нашем силы царство.
Движение заменит нам лекарство.
Но нет лекарств, чтоб заменить движенье.

Тела девичьи – истинный шедевр.
Лицо ж порой бездарно говорит.
Ведь тело – это просто божий дар,
а душу-лицо каждый сам творит.

Докопаться хочу я,
в чём счастье и доля?
Пессимизм – это эмоция,
оптимизм – это воля.

Мы все живём, как на базаре.
(Пусть грехов в торгах никаких).
Но женские забыли чары
и аромат чудесных книг.

Жизнь полосата, как матрас.
На том земля давно стоит.
Нам думать лишь о белом стоит,
чёрное всё сделают без нас.

Приправы лучшей в мире нет,
чем голод. Так было и будет.
Поэтому самый вкусный обед
едят самые голодные люди.

Калеки есть физические и моральные.
Жалеем первых, как больных породу.
Другие ж убеждены: они нормальные,
это мы для них моральные уроды.

Мужчина душу открывает,
как дева обнажает тело:
стыдясь, робея и несмело,
но лишь тому, кому желает.

Здоровье, красоту и мудрость –
всё потеряем мы с годами.
И, как ни грустно, только дурость
до дней финальных будет с нами.

Искусства миссия и дивна и навек:
всем постоянно что-то открывает,
напоминает, что ведь каждый – человек,
себя лучше понять всем помогает.

Как страданья терпеть учись вечность,
чем мы рознимся все, гадая.
Не жалуясь, страдает личность.
Ноет хитрый хиляк, не страдая.

Когда лет пятьдесят уже прожито,
что делает, о Боже! Время с нами.
Бороться нужно уж теперь не так с врагами,
как с леностью своей и аппетитом.

В толпу людей сгоняет страх, бездельность.
Инстинкт рождая зверский, тупой, голый.
И растворяется в толпе отдельность.
Толпа суть дикий монстр тысячеглавый.

До старости нам детства не унять.
И счастлив тот, кто уяснил такое:
нам разум дал Господь, чтобы понять,
что жить одним лишь разумом – пустое!

Чтоб нервничали мы, причин есть много сотен:
карьера, деньги, быт, тупая ревность.
Покой души и умиротворенность
есть лишь у мудрецов и идиотов.

Скрипим на жизнь, что слишком быстро мчится.
Сыщешь мыслителей, фантастов ты едва ли.
Лишь единицам хочется учиться,
а остальным – чтоб их лишь развлекали.

Без конца выбор – скорость набираешь
в любви, в работе. Ловишь воздух ртом.
И если ничего не выбираешь –
то тоже выбор. Быть слезам потом.

Не ценим мы того, чего немало,
разбрасываем жизни деньков рать.
Когда Любви иль Времени уж мало –
минуточки готовы мы считать.

Богатым, бедным, худеньким и гладким
годы несут болезни и печали.
Поверьте, что стареть на так уж сладко,
но нет пути иного, чтоб жить далее.

Ты не жалей о том, что потерял.
Его уж нет. Должно так было быть.
Был медный грош иль жемчуг, иль коралл –
проехали! Теперь одно – забыть!

Зачем нам так тоскливо и тревожно?
Терпеть, прощать не в силах мы, глупцы.
Характер изменить свой разве можно?
Мы лишь свидетели его, а не творцы.

Должно иметь искусство новизну,
которая могла б за душу брать,
мысль высочайшую иметь хотя б одну
и волновать. А лучше – удивлять.

Есть в жизни испытания напасть,
никто не знает лишь, когда и где грядёт.
Бегун, конечно, может вдруг упасть,
ползун лишь никогда не упадёт.

Разум вообще – двоякая данность.
Благо от него, он него же и грех.
Разум для себя? Ведь это хитрость!
Интеллигентность – разум для всех.

Цените, люди, мир импровизаций.
В них видно душу вашу, интеллект.
Не нужно комплиментов и оваций.
То миг свободы и духовный взлет.

Искусство высшее всегда как бы прозрачно,
хоть тайна в нём особая живёт.
И чуткая душа, пусть даже и невзрачна,
но с радостью всегда себя в нём узнаёт.

Однообразье на нас давит повсеместно.
И в неизвестное зовёт нас ветер странствий.
Не так уж хочется увидеть непременно
нам что-то новое, как изменить пространство.

Все ошибаются – даже тот, кто всё уж знает.
Но для сильнейших – то урок, учтённый шибко.
Дурак же никогда ошибку не признает.
Боязнь ошибок – наибольшая ошибка.

Самоутверждение – стимул. А может, и потребность.
Наград не проси. Тем, что есть, дорожи.
Больше всего требует внимания к себе
как раз тот, кто меньше всего его заслужил.

Разумность проявляется всегда по-разному.
Состязаться не надо – кто кого.
Всегда уважение к чужому разуму –
первый признак наличия своего.

Учёба – работа, но про запас,
мы тренируем разума силу.
Образование – то, что остаётся в нас,
когда забудется то, что учили.

Какими б ни были времена наши и условия,
лишь единицам легко и весело живется.
Были и есть у счастья три основы:
здоровье тела, вольный дух, доброе сердце.

К цели своей ты можешь прийти.
И думаешь – в этом предел заботы.
Всего лишь средство – деньги, работа.
А жизни смысл – себя найти.

Пора уж мудреть нам, брат.
Прошли мы труд, смех и стенанья.
Вся мудрость в том, чтобы знать,
на что не обращать вниманья.

Борьбы душевной нам не видно,
там рушится всё иль взлетает:
быть может, эгоизма быдло,
а может, и Душа Святая.

Родит бездушье лишь калек.
О, сколько горя в несвободе!
Чем совершенней человек,
тем он счастливей и свободней.

Парадоксален злой наш век,
и странны истины и факты.
Обычно мягкий человек –
то по-мужски твёрдый характер.

Кто сам себя держит во власти,
смешным казаться не боится.
Чем больше разума и страсти,
тем меньше чванства и амбиций.

Эмоций больше иль учений
на пути жизни вы хотите?
Чем больше у вас увлечений,
тем ближе к счастью вы взлетите.

На этот счёт есть очень много мнений,
но почему так всё, никто не знает:
низкая душа страшится оскорблений,
высокая –  в упор не замечает.

Мудрец счастливый, как дитя, он знает:
того, что есть, хватает, чтоб жить с толком.
Глупцам всегда чего-то не хватает,
поэтому несчастных в мире столько.

Хотим найти безупречное, ан нет!
У мелких душ – амбиции, поверхностность.
Если у кого непосредственности нет,
наверняка он –  пустяк-посредственность.

Интеллигенты – радостный народ.
Надеждой, честностью и правдой всегда дышат.
И воспринимают каждый анекдот,
как будто и вправду впервые его слышат.

Знанье – как тест: что мы за люди.
Хотят учиться умные и знать.
Учиться хитрые, тупые так не любят.
Зато страшенно любят управлять.

Среди людей, кто в вере, кто в сомненье,
похоже, мудрецам лишь жить легко.
Если тебя волнует чье-то мненье,
до мудрости тебе, ох! – далеко.

Банальные любят всё банальное.
Пугает их поиск, ума бесконечность.
Воспринять может что-то оригинальное
лишь только сама оригинальная личность.

Всю жизнь ищу себя, своего места.
Быть жертвой не хочу, да и не буду.
Всё время из себя гоню зануду,
рисую добряка и оптимиста.

Душа и тело спорят меж собой.
Нигде такой борьбы нам не найти.
Слабое тело властно над тобой,
а сильным телом управляешь ты.

У каждого своя времени мера.
С тем мы рождаемся, и исключений нету здесь.
И бьются бездари, пытаясь убить время.
Лишь одарённым всегда времени в обрез.

Мудро жить нас невозможно научить,
ибо к свету каждый сам с собой бредёт.
Ведомо, беда – лучший учитель,
да только больно дорого берёт.

Сколько поступков и людей дурных,
несправедливых, грязных, боже мой!
Причины есть и поводы у них.
Приемлю всё. Се – мир. Но он не мой.

Каждый считает сам себя разумным.
Дурным не признаёт себя никто.
Но если вы заспорили с неумным,
то трудно различить, кто из вас кто.

Увы! Интеллигент учёный, просвещённый –
уже ни для кого не образец.
Кто понимает мир людей, тот есть учёный.
Кто смог себя понять, тот есть мудрец.

Неодиноких не найдёшь даже на дне.
Неодиночество их – то особый дар:
судьбы держать всё рушащий удар,
счастливым уметь быть наедине.

Зачем вам знать о моих связях с Богом?
То вещь интимная, а значит, лишь моя.
Посредников не надо, ей же богу!
Вдвоём мы разберёмся – Бог и я.

Границ не знает что? Желанья и потребности.
У праведных ли, грешных – всё вот так:
разумный от себя лишь только требует,
всегда от других требует дурак.

Среди известных всем житейских доминант
только лишь юмору я должен поклониться.
Кто с юмором – тот редкостный талант,
он может собственной душе помочь лечиться.

Быть щедрым и гордым не каждый сумеет.
Это уникальная духовная отрада.
Щедрый всегда даёт больше, чем имеет,
Гордый берёт куда меньше, чем надо.

Душой открытый люд – как свет в очах.
Но тешимся мы все придуманною ролью.
И раскрываемся нежданно в мелочах,
когда мы не следим уж за собою.

Все вроде учатся. Откуда ж столько темного?
В росте духовном столько зрю оков.
Образование из дурака сделает ученого.
Сколько ж средь нас учёных дураков!

Красавица! И ей весь мир внимает.
Ты уж на крыльях!.. А она – как лёд!
Если без слов тебя не понимает
душа чужая… Не зови в полёт.

Живут во мне два разных Я.
Всё не поделят: а ты – чья?
Говорит чёрный: ты - моя,
а белый знает: ты – ничья.

Любовь – есть пенье. Утром и в обед
выводят птицы песенки свои.
Замолкнут – кто устал, а кто от бед.
А вечером поют уж соловьи.

Грустишь, когда без неё живёшь,
но счастлив, если рядом кто-то.
- Ты про любовь опять поёшь?
- А что, есть интересней что-то?

Для влюблённых разлука – не горе,
если ж долгая – это печаль.
Студит страсть одиночества море,
созревает подспудно «прощай».

У властей хватает своей вины:
враньё развращает и портит народ.
Там, где у власти стоят вруны,
тот, кто порядочный, тот – идиот.

Не надо выяснять нам отношенья,
ведь так, как есть, наверно, должно быть.
Пришёл миг попрощаться и забыть.
Во имя прошлого не доводи любовь до мщенья.

В любви разочаровываются люди,
ибо заранее не знают про разлад:
ты – весь желанье! А тебя не любят –
классический любви нашей расклад.

Чтоб разлюбить, тут сотни есть причин.
Раз понесло – ничем уж не поможешь.
Любить горазд – из тысячи один.
В этом – Души талант и Искра Божья.

Чувства уходят, что ж, ничем тут не помочь.
Старайся не унизить их обманом.
Не буду я без ручки чемоданом,
выбросить жалко, а нести невмочь.

Миллиарды нас, а нет и двух похожих.
Напрасный труд – искать второй свой снимок.
Но пусть тебя боль эта не тревожит:
родные души есть - нет половинок.

Чарующая женщина – эпоха:
своя духовность, стиль и аромат.
В красоте женской – Имя, Воля Бога,
любовь её – извечный райский сад.

О, как непросто в нежности и в радости
познать и удержать свою любовь.
Отказываюсь от тебя я как от собственности.
И каждый день в тебя влюбляюсь вновь.

Ты не жалей, что повстречались,
не слушай, что скажут при случае.
Хоть не сбылось всё то, что чаялось,
но всё ж сбылось всё наилучшее.

Любовь влюблённых держит вместе.
И без тебя я – сирота.
Тебе ж – что нет меня, что есть я…
А может, вправду, ты – не та?

Не ловите меня на слове –
как, зачем и что я сказал.
то были мгновенья любови,
а теперь моя жизнь – вокзал.

Я не люблю тех горе-патриотов,
что видят в украинцах наигоршее.
У каждой нации хватает идиотов.
Их и у нас не меньше. И не больше.

Бескорыстных так мало людей,
жизнь для них – это радость общения.
А поэзия – страсть последняя,
никогда не предаст и нигде.

Стихи не просто льются из идей.
Я возвожу свой храм, импровизирую
по капельке. Вся правда – от людей.
Я лишь слегка её поэтизирую.

Для поэтов нет жизни без творчества.
Просто жить для них – слишком мало.
Их по жизни ведут идеалы.
Не одни они и в одиночестве.

В поэзии я вижу талисман:
то тайный знак любви и возрожденья.
Если жизнь – грусти океан,
поэзия в нём – остров наслажденья.

Заядлый критик, не пищи!
Тошнит от всей лапши твоей и пудры.
Если ты думаешь, что ты такой уж мудрый,
бери перо, бумагу, сам пиши!

Хочу я, чтобы в море слёз,
где нарастает горя грозный вал,
живой поэзии живой росточек рос:
напоминал и радовал, и звал.

Поверь, не вся поэзия – святое,
кто б ни писал её и как – слабо иль круто…
По мне поэзия – так это только то,
что хочется запомнить почему-то.

Не знаю, кто поэзию придумал,
но я секрет её постиг, понял, усёк:
поэзия есть чувство или дума,
что светятся сквозь музыкальность строк.

Поэзия есть музыка в словах,
мелодии легки и романтичны,
полны любви, так радостны и вечны,
но слышит их тот, в ком душа жива.

Поэтам не навязывай идей,
не учи жить, виднее им дорога.
Ведь вся власть в мире – это от людей,
а им талант дарован лишь от Бога.

Где б мне найти слова, о люди!,
чтоб передать, чем сердце дышит.
Одна надежда: тот, кто любит,
всё и без лишних слов услышит.

Проходит всё: боль, радость, грусть, утехи,
гамма разлук, прощаний и прощений.
Дни – как туман, и лишь стихи – как вехи
всех жизненных страстей и ощущений.

От моего возраста у вас кручина?
Не комплексую я судьбой неуловимой.
Ведь столько лет всегда мужчине,
сколько годков его любимой.

Кто жизнь прожил, тот точно знает,
что берёт время, что даёт:
у тела что-то отнимает,
душе немало додаёт.

Напрасно счастья дожидаться,
к нему идти надо, идти,
надежды не сжигать мосты,
себе и миру улыбаться.

Показы мод, балет, женщин прикрасы,
эстрада, шоу, танго при свечах…
В основе их желанья нерв прекрасный.
Порыв навстречу будет жить в веках.

Изо дня в день – увы! – меняемся все мы,
хотя не чувствуем того мы сами вовсе.
Кому-то мы – как седовласка-осень,
а в сердце, слава Богу, хмель весны.

Меняться ты не бойся, милый друже,
собою недовольство – добрый знак.
Глупец лишь не меняется никак,
уверенный, что умный больно дюже.

Зачем тебя не любят власти – знаю.
Ты виноват пред ними лишь одним:
всегда ты был и есть для них чужим,
интеллигент не вписывается в стаю.

«Любить кого-то? Это мне на кой?!» -
кичится некто, сытый и здоровый.
Здорова и сыта ведь и корова,
но не дай, Боже, жизни нам такой.

Есть философия желаний,
все если их удовлетворить,
не будет смысла дальше жить.
Итак, жить хочешь – так желай!

Пойдёмте в лес, пойдёмте в поле,
как можно дальше от людей,
от их надуманных идей,
что столько душ перемололи.

Как доказательство, что жизнь – не миражи,
и не всегда так пресна и банальна,
фиксирует фотограф материальное,
поэзия – позицию души.

Как посмотрю со стороны,
влюблённые – все ненормальны!
Живут в придуманном обмане…
А может, ненормальны мы?

Вот предали тебя, обида душит,
и жажда мести дух испепеляет.
Лекарств тут нету, но я точно знаю –
если мужчина ты, то будь великодушным.

Любви не бывает духовной, телесной,
по сути – то просто её два крыла.
Душа может только в полёте воскреснуть,
живой же без тела души не бывает.

Даже в природе случаются несчастья:
цветут сады, а тут на них морозы!
С любовью так бывает очень часто:
губит поэзию банальнейшая проза.

С годами нас хитро искушает лукавый:
даст полежать, поесть чего, попить.
Не думаем за чашкою какао:
чем толще талия, тем меньше будем жить!

Стихи кому-то – просто слов сплетенья.
Для множества их просто не существует.
Счастлив, кто в строчках и меж ними почует
свои сугубо личные ощущенья.

Чуткую душу, что в неверии тонет,
могла б поэзия возвысить и спасти.
Стихов перелопатить надо тонны,
чтобы один хоть сердцем обрести.

Насколько мужики цивилизованны
в городском транспорте легко можно узнать:
стоят старушки, женщины спрессованы,
а бугаи откормленно сидят!

Чтоб Моны Лизы созерцать улыбку,
не надо рваться в луврские палаты!
Просто спросите дома свою рыбку,
куда девались премия, зарплата.

С годами всё пустей бутылка,
дряблеют кожа, кости, рот:
лоб вырос чуть не до затылка,
жаль, только ум –  наоборот.

Чтоб не жалеть потом, не плакать,
не баламуть тихой воды:
раз видишь – мирно спит собака,
пусть спит, ты лиха не буди!

В делах здоровья мы аскеты.
Другой пусть делает зарядку.
Мы все спецы в делах диеты!
Как наедимся уж порядком.

Перо писатель не оставит.
Его уже не перековать.
Писать, писать не перестанет…
А будет кто его читать?

Нежной любви мечтанья, полёты
пьянят нас всех вином игристым…
Если б я столько думал о работе,
я давно, как минимум, был бы министром.

«Любовь есть грех! Бегите, что есть силы!
С соблазнами боритесь, как с чумой!»
А сами-то ведь пращуры грешили!
Иначе нас бы не было с тобой.

Не знают наши милые подружки,
что видят в них влюблённые мужчины
не туфли, платья, блузочки там, рюшки,
а то, что ощущается под ними.

В любовь не верят! Вижу я причину.
Одна лишь есть любовь! – учили нас.
Хотел бы посмотреть я на мужчину,
который любил в жизни только раз.

Есть ли на этом свете однолюбы?
Почему бы нет? Скорей всего, что да.
Это те, кого никто не любит,
мучительно серьёзные всегда.

У каждого свой личный смак,
если в желанья поглядеть:
дамам одно – одеться б как?
Мужчинам – как бы их раздеть?

Вот мы, мужчины, мудрые, сильные люди:
руководим, красотки у нас при деле.
Но умных дамочек мы всё-таки не любим,
ведь они-то знают, кто мы на самом деле.

Когда столько бед, куда глаз ни кинь,
надежда одна придаёт мне силы:
народ, где есть столько прекрасных богинь,
сберёг свою душу и будет счастливым!

Поэзия – не флаг ведь и не жест.
Она как признак глубины культуры.
Поэзия – то уникальный тест
на утончённость духа и натуры.

Всё, что живёт, найдёт – увы! – конец,
без вести пропадёт, убудет.
Поэзия ж – духовности венец –
жить будет вечно, пока будут люди!

Достала, задолбала нас политика.
В ней много от любви начал.
Достоинство любовника и политика -
в том, как кончает, а не как начал.

Уколы делали нам в школе.
Девчонки плакали, кричали.
Лишь я не плакала от боли –
всё потому что не догнали.

О пище сытый сроду не напишет.
Только голодный ощущает смак
желанных ароматов пищи…
Похоже, и с любовью так.

Люблю поесть! Желание грызёт.
Хоть это и не грех, а прихоть плоти.
Да и что ещё, когда мне не везёт
ни дома, ни в любви, ни на работе?

Среди банальностей критично
ловить улыбочек кураж,
воспринимать жизнь иронично –
вот самый высший пилотаж!

В каждом дне жизни есть свой нерв,
препятствия проходим грозно.
А опыт – как милиционер:
пока придёт – уж будет поздно!

Учили нас, что жизнь – это борьба:
тот на коне, а тот по нос в дерьме.
Я ж верю в философию добра:
вам хорошо – так хорошо и мне.

Нам кажется, что счастья придёт час.
Поженимся. Разбогатеем… Нет!
Счастливым можно быть только сейчас:
душа решает, счастлив ты иль нет.

Чтоб радость встретить, не расстаться с ней
и вытерпеть все боли и страданья,
молитва есть, девиз и заклинанье:
«Сегодня – самый лучший из всех дней!»

Был я когда-то стройный, славный.
Теперь прожитое давит на плечи.
Но не такой уж старый я, как давний,
а это разные ведь вещи.

Не надо ворошить дни бытия,
пока в душе желанья есть и силы.
Ведь каждый день – не шаг до небытия,
а открытие: какой же мир красивый!

Все идут в ногу, я – не в ногу.
Я не нарочно, это не кураж.
Я, как и все, пройду свою дорогу.
Просто совсем другой я слышу марш.

***
Украинцы по свету рассеяны –
всё хотели найти свою волю.
Их немало пригрето Россией,
отдают ей свой разум и долю.

Больше хоть говорят русской речью,
кровь в их жилах казацкого воинства:
трудолюбие с песней повенчано,
берегут свою честь и достоинство.

Их в Сибирь привезли, раскуркуленных –
и в тайге вырастало село.
Коммунизму учили пулями,
украинцев и то не взяло!

Покорить нас попытки тщетные
доставляли врагам хлопот!
Наши пращуры – арии светлые –
несгибаемый правый народ!

Украинцы мои, пусть вам Бог даёт,
как и где б вы ни жили ныне!
Есть держава у нас, Украина живёт,
все мы – дети её родные!

***
Не умолкают разговоры
о языке, страстей накал.
Чтоб не любить родное слово –
такого мир ещё не знал.

Но не хочу я здесь хулить
русскоязычных земляков.
За наш язык могли убить…
И чтобы выжить без оков,
знать нужно русский было в пределе.
А без него дело не шло
ни к  какой власти, ни к карьере.
И без него – только в село!

Из поколенья в поколенье
сознательно творилось зло,
чтоб наши вырвать прочь коренья,
чтоб украинцев не было.

Мы – не народ, а лишь народность!
У нас не речь, а диалект!
Что украинский интеллект
Поднял московскую духовность –
то всё забыто… Мы, хохлы,
мы отреклись от своей речи.
Что говорит под неба сводом,
что мы и не были народом.

Были и есть. И вечно будем.
Родную речь не изведём,
ведь украинцы – мудрые люди,
их будет больше с каждым днём!
---------------------------------------------

Братья украинцы, пришла весна вёсен.
За неё мы боролись, а не просили.
У нас триста тысяч народных песен.
Что это, как не признак духовной силы?

Музыка особая есть в Слове.
Звучит с каких-то высших сфер.
Ведь суть души народной в мове
кристаллизуется – веками и теперь.

Меня чарует речь наша нежная!
И как же смачно подсекает она зло!
Вы сопоставьте только: «лжете», «лжец», «лгунишка»,
и украинское: «вы брешете», «брехло!»

Жив бы был Владимир Даль,
великий сын русской земли,
он пояснил бы, кто - москаль:
Москва, Московия, москали.

***
Мы, украинцы, с мамой мы на Вы.
Отец – нам господин. Мама – богиня.
Светлее не бывает головы:
она домохозяйка и княгиня!

Цари и короли, и ханы, и князья
предпочитали наших всему свету.
Найти прекрасней их нельзя,
мудрее жён  их нигде нету!

Сколько на свете милом этом
невест румяных, кареглазых!
Сколько восторженных поэтов
вам поднесут поэм алмазы!

Они как звёзды нас пленяют,
а мы им дарим песни, вирши.
Нигде так жён не обожествляют –
ведь не найти нигде красивше!

Мы пережили не одну руину.
Не пали духом. Вы не бойтесь пробужденья.
Любите жизнь, людей и Украину!
Это и есть национальная идея!

***
О чём, красавица, грустишь?
Глаза прекрасные в тумане
ни зги не видят, ты молчишь.
Иль хочешь сладкого обмана?

Ещё не знаешь по весне,
что наша жизнь так коротка.
И промелькнёт как бы во сне,
умчится в даль и в облака.

Природою иль добрым богом
то чудо дивное далось –
твоя краса. Ты не убога,
хотя бы как прожить пришлось.

Зачем же мы приходим в свет?
Не только пасть ведь под косой.
Оставим ли хоть какой след?
Ты ж осветляешь всё красой!
---------------------------------------------

Одна простая и гениальная мысль есть:
чтоб дольше жить, надо поменьше есть!

П. ПЭРЭБЫЙНИС
(Родился в 1937 г.)

ЦИВИЛИЗАЦИЯ ДЕРЕВЬЕВ
Меня поражает загадочная цивилизация деревьев.
Не знаю, что с нами произошло бы,
если бы не деревья.
Деревья ручищами корней
со всех сторон обнимают планету,
чтоб она не рассыпалась в космосе.
Деревья не кочуют по свету,
а каждой жилкой держатся за родную сторонку.
Деревья не рубят конечностей друг другу,
но могут быть протезами.
А когда им приходится стать топорищем
и идти на братоубийство,
то это не их вина.
Деревья бессмертны.
Когда их обезглавливает зубастая гильотина –
остаются пни и они пускают побеги.
Когда их вырывает из родной земли
ветер чужой цивилизации –
рассеиваются семена.
Деревья не понимают, как это можно
растаять бесследно
и не оставить ни словечка.

ЕВРОПЕЙСКАЯ БАЛЛАДА
Живут себе двое стареньких.
Их хата посреди Европы –
лицом на Юг,
а ушами на Восток и Запад –
прислушивается к миру
и ощущает замёрзшим затылком
снежное дыхание века.
На крыше флюгерный петушок –
недремлющий будильник планеты –
кланяется ветрам:
кукареку!
Между жаркими маками
прогуливается пара овчарок.
По правде говоря,
сторожа из них никакие.
«Заходите, - смеётся хозяин. –
Они не кусаются…»
Живут себе две овчарки.
Судьба детьми обделила,
но расщедрилась на хозяев.
Перед крыльцом синеет прудик,
и карпы, как кабанчики,
толкутся возле берега,
пока тётка им варит кутью
из молодой пшеницы.
Кабанов здесь не разводят,
чтоб их не резать.
Карпов не трогают.
«Зачем? – удивляется дядька. –
Они тут живут…»
Живут себе двое стареньких.
А ветер северный
стонет леденяще под окном,
Как бы гадает,
кому – теплые края,
кому – одиночество.
На высоком шесте
размалёванная утка
неустанно машет алюминиевыми крыльями
и не хочет отсюда улетать.

***
Как попадали колокола
с небесной кровли колокольни,
как ударили громами
отдалённые медные отголоски, -
сам Господь перекрестился,
и захлопали голубыми крыльями
перепуганные ангелы.
Покинули церковь…
А старая наша груша
затрепетала каждой веточкой
и сыпанула на грешную землю
отяжелевшими медными грушками…
Падали колокола и груши.
Падали души.

ПОДСОЛНУХОВЫЙ ГЕНОЦИД
Ещё дозревают гордые подсолнухи,
а на осеннем огороде
начинается резня.
И летят на землю
неповинные головы.
И стоя умирает
непокорный подсолнуховый народ.
Никто его не защитит,
никто его не спасёт.
Захмелевшие от зелёной крови ножи
не знают пощады.
А когда кончается
этот жуткий геноцид,
в весёлом небе
прямо и неподвижно
торчат
безголовые зелёные стволы.
Корни не умирают…

***
Мама, о чём ты молчишь?
А она ни слова.
Молчит, как поле.
Никак не могу понять
этого безграничного молчанья.
Никак не могу переступить
чёрную глубокую борозду.
Стою на краю поля.
Между нами пашня.
Мама где-то вдали…

***
Вырезал из калины я свирель.
А свирель заплакала
и заговорила
маминым голосом:
«Сынок, сынок,
эту калину
я посадила…»
Слышу, мама…
Я размял комочек глины,
приложил его к ране калины
и задумался…
Видно, пора мне сажать калину.

***
Отлетничало лето,
отлетело.
И начало белеть
милое тело.
А ты меня голубишь,
сладкая малинка:
«У тебя на чубе…
паутинка…»


***
Я видел, как тополь корчевали.
Старый тополь ещё хотел жить.
Он весь дрожал и упирался
подрубленными оголёнными корнями.
Но вот тополь тяжко застонал
и глухо упал, обломав крылья.
Наступила тишина. И лишь вороны
в поднебесье чёрно кружили,
как бы лакомую добычу высматривали
на грозном каком-то побоище…
Я видел, как тополь умирал.

***
Как приятно и тепло ещё,
как мелькает мотылёк…
А присмотришься – ой, боже!
Да никакой это и не мотылёк,
а ветром сорванный листочек
красным огоньком трепещет
и над осенней душой
ещё отчаянно кружится.
На землю падать не хочет.

***
Говорят: правде молись.
А что такое правда?
Когда правду
называли врагом народа
и вели на расстрел,
она становилась неправдой.
Когда брехливые газеты
с правдивыми именами
свинцовой злостью
косили невинных –
это была правда.
Тирану кричали: мессия!
И это была правда.
Мессию называли тираном
от имени правды.
Брехливые газеты вспомнили
правдивые имена свои.
Говорят: правде молись.
Правда – сила!
А что такое неправда?

***
Скрипка играет и не знает,
что за неё деревцо,
как невинное лицо,
отдало свою жизнь молодую
короткую, как смерть.

Скрипка играет и не знает,
что убийца деревца
думал лишь о высоком,
выше всех земных деревьев,
выше, чем высоты неба,
выше чем смерть и жизнь…

Скрипка играет и не знает,
горя дерева немого.
Играет скрипка, душа горит.
Душа дерева и Бога.
Скрипка играет, говорит.
Вспоминает.
Поминает…

ДУША ДНЕПРА
Прощаюсь на причале,
ведь мне уже пора.
И сохнет от печали
душа Днепра.
Туманного Днепра.

Слезинка на реснице –
жар капельки добра.
Надеждою мне снится
душа Днепра.
Голубого Днепра.

Возвращаюсь домой,
и сердце замирает.
Витает над водой
душа Днепра.
Небесного Днепра.

***
Всё так просто,
как сама жизнь.
Жизнь фиксируется
в списках.
В списке на зарплату.
В списке на квартиру.
В списке должников.
В списке друзей.
В списке недругов…
Всё так просто,
как жизнь и смерть.
Жизнь зачёркивают
В списках.
В списке должников.
В списке друзей.
В списке памяти…
Всё непросто.

***
Пора. Скажу о себе.
Родился Двадцатого столетия
на планете Земля
в семье Человечества.
Ничего вечного нет
на этой Земле,
да и сама она
не вечна.
Когда не убережёшь её, потомок,
и полетишь на другую планету, -
с собой, возможно, возьмёшь
хоть комочек
А в нём – моя душа…

***
Дерево – это река.
Русло ствола объединяет
землю и небо
и течёт в двух направлениях.
Перед моими глазами –
чёрно-голубое видение.
Смотрю и любуюсь
дивной симметрией:
внизу – притоки корней,
вверху – притоки ветвей.
Весеннеет земля.
Весеннится небо.
Река оттаивает.
Просыпаются роднички:
внизу – корешки,
вверху – ростки…
Смотрю и любуюсь.
Дерево вскрывается.

***
Разомкнулся солнца глаз
и радуется рассвету.
Нет прошлого.
Нет будущего.
Есть сегодня.
Сего дня.
Целый день,
целая вечность у солнца…
О, беззаботное светило!
Наверное, ему не ведомо,
что сегодня –
это завтра и вчера,
что день –
это солнечная слезинка
прошедшего и предстоящего…
Сомкнулся солнца глаз.

***
Ловил я жар-птицу.
А она убегала.
Руки обжигала.
Я корчился от боли,
кропил живой водой
обожжённые ладони
и снова упрямо
выходил на ловы.
И лишь тогда,
когда задымило
обугленное сердце,
постиг я простую истину.
Нельзя поймать огонь…
Сижу вот на пожарище,
и уже, кажется,
нечего ждать.
Смотрю в пустоту
и вдруг вздрагиваю.
В сизом пепле – вижу –
теплится искорка.

***
Миг средоточия.
Музыка грома.
Эврика!
Падает с неба яблоко.
Земля крутится.
Звездная колба качает
кристалл тайны.
А сердце замирает
на распятье
оптического прицела.
Миг средоточия…

М. ФИШБЕЙН

***
Семь тысяч лет пройдёт,
и одним золотым днём
свободой окрылённая родня
в то небо позовёт
безоблачное, по плечу
легкокрыло дохнёт, -
я в небо лучезарное
пчёлкой полечу.

ИГРАЯ ТОПОРАМИ
Пауль  Целан (Paul Celan)
(перевод с немецкого на украинский М.Ф.,
с украинского – А.Т.)

Семь часов ночью, семь лет без сна:
играя топорами,
ты лежишь в тени торчком поставленных трупов
- о деревья, которых ты не срубишь! -
в головах роскошь умолчания,
убожество слов в ногах,
ты лежишь, играешь секирами –
и наконец сверкнёшь как они.

ТЫ ТОЖЕ ГОВОРИ…
Пауль  Целан
(перевод с немецкого на украинский М.Ф.,
с украинского – А.Т.)

Ты тоже говори,
говори, как последний,
скажи своё слово.

Говори,
но Нет не обособляй от Да.
Придай своему слову суть –
надели его тенью.

Дай ему тени вдоволь,
дай ему столько тени,
сколько, разбросанный вокруг себя, знаешь
меж полночью, полднем и полночью.

Оглянись вокруг:
смотри, как всё оживает –
при смерти! Оживает!
Истинно слово того, кто молвит тенями.

Но вот место, на котором стоишь, уменьшается:
Куда теперь, оголённый тенью, куда?
Поднимись. На ощупь наверх.
Станешь более тонким ты , более неизвестным, утончённым!
Утончённейшим: нитью,
по которой она стремится книзу, звезда:
чтобы внизу плыть, внизу,
где она видит себя мерцающей: в волнах
странствующих слов.

И. МАЛКОВИЧ
(род. В 1961 г.)

***
счастье
возвращается
вместе с улыбкой ребенка
который выздоравливает
и пока еще
меньше зонтика
который также
сложил крылья
и гриппует

гриппует в уголочке юла
не в состоянии топнуть ножкой
чтоб развеять
свои цветные
юбочки

с температурой
тридцать восемь и три
поник весь дом

и лишь
два грустных существа
беспомощно снуют
по комнате
шурша по полу
своими опущенными
крыльями

ЧЕЛОВЕК
Одевает маску шута –
узнают.

Облачается в тогу беспристрастного судьи –
умоляют:
- Перестань, разве это ты?

Лисом переодевается –
кричат:
- Мы уже давно тебя узнали,
хватит.

Плащ Дон-Жуана накидывает на себя –
смеются:
- Не тот фасон.

Напяливает маску хамелеона –
и сам же с себя срывает тот лик:

смешной
растерянный человек –
никак не поймёт
что в каждой маске
есть прорезь
для глаз.

ПОДОРОЖНИК
Стоит при дороге
паренёк в рубашке драной:
- Я – подорожник,
приложите меня к ране.

Идут прохожие –
никто из них, никто из них не пристанет.
- Я – подорожник,
приложите меня к ране.

Вдруг – тормоза завизжали, чтоб волчьим
оскалом рубашку прошить:
- Ты чё тут торчишь, пацан,
тебе что, надоело жить?

И сквозь смех, как сквозь ножи,
мальчик бледно шевелит губами:
- Я ж… подорожник,
приложите меня к ране…

***
Вот так прожил я свою вечность,
как будто знал я лишь одно:
что в полшестого на поверхность –
а в полвторого уж на дно.

Пришёл откуда ль, шёл куда-то,
вроде бы был – да, не иначе…
Кто-то оплачет, да, оплачет,
кто-то меня ведь и оплачет
когда-то,

ведь и пришёл я, чтоб хоть редко
лилось сиянье из очей
так тонко-тонко,
словно скрипка,
и мудро,
как виолончель.

***
каждый день
ко мне
наведываются корабли

они усаживаются под елями
и тяжело вздыхают жабрами

тогда я нанизываю их
на ветку вербы
и несу к океану

и если однажды
вы увидите корабль
с елью
вместо парусов
то позвольте ему
прильнуть к вашему берегу

и не рубите
его высокую
ель

А. ОЛЕСЬ
(1878-1944)

***
Давным-давно… в детстве далёком
я дом покинул. День был майский…
Ликующий, блестящий, райский
смеялся свет. И ненароком

я вешней радости отдался.
И к солнцу потянулись руки…
И я не вынес счастья-муки.
И в сердце зазвенели звуки.
И первой песни клич раздался…

***
С печалью радость обнялась…
Ни слёз, ни смеха не унять…
С чудесным утром ночь слилась.
Ах, как бы мне их всё ж разнять?!

В объятьях радость и печаль…
В свет тянет то, другое – в тьму…
И борются веселье, жаль…
Но что сильнее – не пойму…

***
Ах, сколько струн в душе звенит.
Ах, сколько грёз в ней серебрится.
В какое слово бы их влить?
Но слово их бежит, боится…
Они ж стремятся в слове жить…

Так иногда в огне горит,
в поиске слов, как ищут рая,
стремящийся всю страсть излить
и выразить любовь без края…
«Она» же ждёт… и всё молчит…

СЛОВА УТЕШЕНИЯ
Утешь словами дух больной…
Пусть, словно росы, – Бога дар –
спадают тихо по одной
и остужают сердца жар.

***
В болотах жабы рай нашли
и там плодились и сгнивали,
а где-то в небе клекотали
в чистейшем воздухе орлы.

И гомон жаб, и дух гнилой
к ним вверх туманом поднимались,
и до болот орлы спускались,
и изливали гнев глухой.

Но жабы, все в сети забот,
орлов призыву не внимали,
жили, плодились и сгнивали
в зловонной топи тех болот.

И, полны грустной укоризны,
орлы за тучи улетали
и сытых жаб уже не звали
вон из болот к высокой жизни.

***
Для всех ты мёртвая, наивна,
для всех ты бедная, несчастна,
хоть и свободна, но печальна,
моя ты песня, - Украина.

Взгляни: народ – раб из рабов,
другом и недругом забытый,
печальной долею забитый,
утратил веру и любовь.

О, Украины дух орлиный!
Дух высший, смелый и святой,
внеси смятенье в сна покой
и оживи надежд долины.

Молчишь? Заснул? Покорно спи…
Наверное, гниёшь в могилах,
ты ж не из тех душонок хилых,
как все невольники-рабы…

Мой боже, силы только дай,
чтобы разнёс ты все основы,
разбил бы всех неволь оковы,
разбил бы, слышишь ли, мой край?..

***
Хочешь знать, голубушка,
как тебя люблю, -
есть тут в рощице опушка, -
там щебечет соловушка
про любовь мою.

***
На самый пик, в серебро снегов!
Где горы стоят, словно свечи!
Откуда я раньше крылатых орлов,
приветствуя, утро встречу…

За тучи! Где солнце всем злато даёт,
неустанно готово любить…
Где света набрал бы я в сердце своё
и сам уже смог бы светить.

ИМПРОВИЗАЦИЯ
Одиночества мне не узнать,
не был я одиноким и с вами…
У меня есть и друг мой, и брат,
что братался со мною годами, -
грустью брата-товарища звать…

С ним пойду я по свету блуждать,
в тон настроив печальную лиру,
буду слёзы свои проливать,
с ними грустные песни слагать
и глядеть в поднебесье тоскливо…

***
Ты на ночь не гляди…
Какова б ни была –
вся из тьмы или зла –
утро ждёт впереди!

***
Пускай обманутый я сном,
пусть полетел я с крутизны,
пусть вместо рая и весны
рыдает ветер за окном, -

и пусть развеялись все сны,
пусть та ж печаль, и грусть, и муки,
но до сих пор я слышу звуки
той нескончаемой весны.

Окончен пир… еще звенят
те голоса, столы накрыты,
и гаснет смех, и недопиты
бокалы грустно в ряд стоят…

***
Умирает день в вечерний час,
уж птицы на юг улетают,
падают-падают листья осенние,
розы им в тон отцветают.

Себя не вини… И оставь печаль,
не плачь, что сама разлюбила…
Ведь всё проходит, и в жизни всё
ожидает своя могила.

***
Он жил в пустыне, одинокий,
в краю раздумий, в царстве Феба,
на миг седлал утёс далёкий,
чтоб бросить вновь его для неба.

«Он одинок, - толпа болтала, -
Как жаль его…» и дальше шла,
и вполне искренне желала
пташечку сделать из орла.

***
У арфы порвались струны…
И арфа грустит, нема,
в других вызывает слёзы
и горько плачет сама.

А я веселюсь и пью,
с судьбою дуэтом поём,
по лопнувшим струнам бью
на сердце разбитом своём.

***
Родилась на небе чудо-звезда,
изумрудным папоротником лесным расцвела.
Уж тысячи лет, как погасла она,
А света её ещё люди не видят.
Не плачь, моё сердце…

***
Роза осенняя уж отцвела,
последняя песня давно отзвенела…
Пир цвета окончен, и нет тепла,
снегом блестящим земля забелела.

И в сердце лето давно отцвело…
Густо снегами его заметает…
Солнышко жизни в туманы зашло,
и вечность бесстрастно стоит, выжидает.

***
Одну я любил за весёлость,
красотой другой был пленён,
от улыбки божественной третьей
краснел, как осенний клён.

Ты же совсем некрасива
и всегда, как вечер, грустна…
Почему же из всех моих милых
ты в сердце осталась одна?!

***
Кто-то постучал мне в сердце…
О, какой знакомый звук!
Сколько он навеял грусти
и воспоминаний, мук…

Сколько он разлил тревоги
и лучистого тепла…
О, неужто любовь снова
неожиданно пришла?!

***
Почему мы с тобой не волны?
Мы б за руки вместе взялись
и в край счастливый и вольный,
где ждёт нас любовь, понеслись.

Почему мы не птицы с тобой?
Мы б порвали земли притяженье
и над синей горой снеговой
нашли бы небес окруженье.

Почему не забыть человеку
свой дальний несбывшийся путь?
Ведь, как в море, в счастье навеки
мы вместе могли б утонуть.

***
Гроза прошла… вздохнули травы,
цветное царство поднялось,
и солнце, приласкав дубравы,
теплом по миру разлилось.

Вдали рассеялись туманы,
Вновь стало ясно и тепло…
Согрелась кровь, зажили раны…
Больное сердце ожило.

Повсюду радость, смех, краса,
щебечут птахи, цветут лозы…
А на траве дрожит роса –
ещё не высохшие слёзы…

***
Твои очи – тихий вечер,
наступающий беззвучно,
принося покой на землю
на серебряных крылах.

Твои очи – тучи сизы,
и сквозь них в ненастный день
пробивается лучами
твоё сердце золотое.

Твои очи – речки блеск
с тайным царством вечных сказок…
Их рассказывают молча
рыбкам золотым русалки.

Твои очи – нежный цвет,
и на них застыли слёзы
после мук за свет несчастный,
как росинки после ночи.

Твои очи – радость жизни
в людских душах тихо льётся
и несёт в своём покое
свет в ночи – улыбку неба.

***
Смеётся кто-то, плюёт в очи,
целует – как огнём печёт,
при нас на нас же кинжал точит
и обнимает горячо.
О, кто ты, кто ты, незнакомый,
детище Ночи и Греха?
Голос в ответ звучит знакомый:
«Братан, я Каин, ха-ха-ха!»

***
Смотрю на пройденные беды,
и гнев, и жаль меня печёт…
Но в неизбежную победу
я всё же верю горячо…

Как завтра день увидят люди,
как золотое взойдёт солнце,
так наша Украина будет,
и счастье к нам войдёт в оконце.

***
С тобою жить на одной земле –
какое великое счастье!

Тебя ежедневно встречать и видеть –
какое великое счастье!

И иметь глаза, глаза иметь –
какое великое счастье!

И слышать твой голос, голос твой –
какое великое счастье!

И воздухом одним с тобою дышать –
какое великое счастье!

Твоего имени не знать, лишь – «ты!» -
какое великое счастье!

Чувствовать взгляды твои на себе –
какое великое счастье!

Быть озарённым улыбкой твоей –
какое великое счастье!

И не сказать тебе ни словечка –
какое великое счастье!

И плакать ночами навзрыд, безутешно –
скажи – это тоже счастье?!

***
Возможно, я уже живу века,
порхая птичкою с планеты на планету,
дальше на солнце, звёзды, облака,
на один миг впадая только в Лету.

На миг, чтоб тело с духа смыть,
в другое тело перебраться,
чтоб в другом мире уже быть
и снова плакать и смеяться.

***
Есть слова белые-белые,
снежно-ландышевый цвет,
как улыбка утра нежная,
как вечерней звезды свет.

Есть слова, как пламя, жгучие,
ядовитые, как чад…
Ты в волшебное монисто
их нанизываешь в ряд.

***
Я молчу. И гибнут всуе
все слова мои…
Слушай, запоют в лесу
завтра соловьи.

Напоил я сердце кровью
каждого певца…
Пусть польётся с песен кровь
и любовь моя.

ПАМЯТИ ЛЕСИ УКРАИНКИ
Уже звезда в созвездьях тайных
не шлёт сиянья, не живёт,
но луч ещё в мирах тех тёмных
к нам из краёв ясных, надземных
волною ясною плывёт.

И долго-долго литься будет
на землю луч тот золотой
и сколько снов он бросит в люди
и сколько в душах струн пробудит
и ляжет сам, как путь святой.

МОЯ МОЛЬБА
О, Боже мой, милый! Пошли мне разум!
Пошли мне сердце, пошли мне душу,
чтоб пылко любила и творить не умела
никакого зла!..

***
О, то не жизнь, а люд во зле…
К себе же злой без края…
Он лишь один на сей земле
сделал сей ад из рая.

***
Слова в поэзии – цветы.
И чтобы их сплетать в венки,
чтобы рождались перлы-звуки,
нужен лишь миг и мага руки.

***
И снова жизнь, как сон, плывёт
вяло, не держит, не зовёт…
Туманный день… тоска без края…
Осенних дум серая стая…

***
Мы долго ждали воли слова,
и вот оно вовсю звенит,
и наша речь родная снова
чарует, тешит и пьянит.

Дождались мы и бьём челом народу
за то, что речь родимую сберёг
в такую страшную, ужасную невзгоду,
когда он даже сам стоять не мог…

***
На воле раб! Строй, созидай!
Летай орлом в просторах!
Рукам и сердцу волю дай,
зовут дороги в горы!

Боится пан его, как хорь,
земля его не носит…
А вольный раб идёт на двор
и у пана ласки просит.

ТРИОЛЕТЫ
Почему ты сейчас не со мной?
Яблони белые цветут…
Цветы снегами метут…
Почему ты сейчас не со мной?

Сердце нежнее весной…
Крылья весной растут…
Почему ты сейчас не со мной?
Яблони белые цветут…

***
Я влюблённый… Я люблю!
Не признаюсь никому…
Даже месяцу ясному,
Разве только… соловью.

И сказал… А соловьи
ветру, тучам рассказали.
И теперь мысли мои
вся земля и небо узнали.

***
Ежедневно я рву свои струны,
бросаю их прочь за окно,
потому что в душе буруны
за них уж играют давно…

А только тебя вспоминаю -
струны целые все уже вновь,
и вновь я тебе напеваю
про грусть свою и любовь.

***
Не для толпы, не для невежд, -
для тех, кто полон ожиданья
любви, печали и надежд
мои стихи, мои стенанья.

Ни песен пусть, ни слёз моих
не слышат улицы пустые -
рано иль поздно крики их
подхватит эхо и в пустыне.
Вовек их пламя не остынет.

***
Жизнь расчудесна, распрекрасна,
и много счастья на земле,
и только люди всё во зле,
только у них вся жизнь ужасна.

Но всё на свете сем минует,
за ночью всегда день идёт,
любовь, красу и мир ведёт
и солнцем свет благословляет.

***
Республиканство, монархизм,
капитализм иль коммунизм?
Конечно, волчий стол – мясцо,
а овцам, как всегда, - сенцо.

Но у меня вопрос, отцы:
когда нет волка и овцы,
что вы предложите свинье?!
Скажите мне.

М. СТАРИЦКИЙ
(1840-1904)

В АЛЬБОМ
(О. П. К-ч)
Пусть напомнит в этом слове
поклонник давний ваш, поэт,
что не забыл он той любви
и всех порывов нежных лет!
Когда тончайшими перстами
вы вдруг коснётесь этих строк,
вы, может, вспомните и сами
наш неоконченный урок,
горячие пожатья рук
и грозы грёз… Вот так порой
звук песни одинокий вдруг
воспоминаний родит рой.


М. ЛУКИВ
(соврем.)

***
Мирской вознёй пренебрегают
пророки, умами высокие:
в стаях орлы не летают,
орлы – всегда одинокие.

РАССТОЯНИЯ
Самолёт поднялся в небо:
с высоты деревья – как водоросли.

С Луны сфотографирована Земля:
шарик, который вращается.

Казалось, он хороший человек:
мы не были соседями.

МОТИВ АЛЕШКОВА
Уронил слезу бы под сурдинку,
да грешно на людях горевать.
Шли мы к коммунизму, теперь – к рынку,
ну, а чем поэту торговать?

Муза в лучшем случае готова
фигушку в кармане показать.
Вроде бы, у нас свобода слова,
но, похоже, нечего сказать.

ДРУГУ-ПОЭТУ
Стирай со слов всю ржу лукавую,
первичный смысл им воссоздай.
На деньги, почести и славу
свой Божий дар не променяй.

Летят года, часы убитые,
так коротка ведь жизни нить.
А думы, в слово перелитые,
и после нас всё будут жить.

РАССВЕТ НАД МОРЕМ
Гаснет звезды жемчужина
последняя в небе бездонном.
Море лежит, как женщина
после утех любовных.

Горизонта рдеют нивы,
солнце готовит молнии.
Уставшие и ленивые,
берег целуют волны.

И. ЦИЛЫК
(Род. в 1982 г.)

.ПОВСЕДНЕВНОЕ.

***
Зима притирается сахаром
к чёрному.
Все торопятся сжечь свои негативы…

***
Шнурки набухают:
Они общались со снегом.
Теперь меня больше…

***
Простуженная улица – опасна…
Её собутыльник – ветер
облапошил
бесшапочные уши…

***
Витрина с рождественными пряниками -
коллекционерка:
она консервирует миллионы
детских отпечатков пальцев
и взглядов…

***
Суют небу
обрубки льдин
его отображения:
последний шанс
побрататься перед смертью…

***
Похмелье безрадостное
для ёлочки на помойке…
Щупают слепо снег
королевы балов…

***
Стеклянными венами
лопнули аплодисменты
уличному театру…
Свет в антрактах
лечится подтекстами
лицедея…

***
Для Та
Женщине в сиреневом в ноги падают боги.
Женщине в сиреневом руки целуют бесы.
Женщину в сиреневом чёрное и красное бесит.
Женщина в сиреневом курит мою тревогу.
Женщина в сиреневом с утра красит ресницы
светом, настоянным с ветром в синем флаконе,
наносит грим, выплёскивает грусть шторе…
Женщина в сиреневом плакать совсем не может!
Выплачу всё довесеннее в её волосы,
выплеснусь сполна – получу, наверное, вдвое больше
слов и помады… За вспышкой – жёлтое отчаяние.
Женщина в сиреневом совсем ещё взрослая…

.ОСУЩЕСТВЛЁННАЯ МЕЧТА.
Так хочется осязательную жажду
выхлебать до конца,
обжигая губы в кровь,
клочьями выгрызть
сердцевину солнца.
Выползти.
Взяться ладонями шершавыми
за рёбра
гармонии спелой.
Собрать
горькую настойку нервов
из шёпота,
выйти оттуда
с силой.
Хочется ленивого зноя,
чтобы слипались впадины
с выпуклостями
души,
хочется от города
избавиться,
вынести измену
города
стрекотнёю бабок в камыше.
Хочется пряного табака,
рук,
тонкой ткани плоти,
босоного свою войну
сердечной печатью
выстучать.
А потом
хочется воздуха розового,
где зависают
татуировкой птиц
думы блаженные.
Хочется в яснотравных скальпах
живого ворса
сдавать экзамены
черешням
на сочность.
Хочется, впрочем,
чтоб из красы ускользали мы
и задевали
само либидо цветов.
Хочется ассиметричных спазмов
сладких губ,
возврата хрипучих винилов,
из детства тропой…
Хочется, знаете, выкричать оргазм,
расцарапать грубо
в себе любовь
и выжить
зрелой,
весьма осуществлённой
мечтой!

.ПОРТРЕТ ЖЕНЩИНЫ ПОСЛЕ.
Налюбилась ТАК,
Аж потрескались губы,
Аж потрепались бёдра,
Спластелинились руки…
Завернула в шарф
Свою скошенную нежность,
Свои ватные пальцы,
Исцелованную кожу.
Эротичная и тихая,
Скомкала вечер,
Возродилась телом,
Перестала дрожать.
Симпатично и одиноко
Нахлебалась кофе,
Окунула в тот кофе
Свой стоп-кадровый взгляд…

Знаешь, почти-сестричка,
Я бы хотела
Немного света набрать
Из твоего взгляда нынче.
Я тебе бы согрела
Молока и ладошки.
Я бы слушала вечность
И было бы не доста.
Я б тебя рисовала,
Как умею, пастелью.
Был бы потом портрет
С тихой надписью «Женщина».

Я б его посвятила
Всем женщинам, что не по Фрейду,
А радужным сексом
Философии учились!..

.МОЙ ТАНЕЦ.
Мой танец…
Не безумным
надорванным мотыльком,
что возле лампы
до кончины
тепла вымаливает…

Не послезавтрашним
глянцевым смазанным спокойствием
девочки-мечты,
на самом деле
нескромно-голодной…

Не выработанным
ненакрашенным графиком
тихо-беловатой
голой логики либидо…

Танец тряпки,
красной и густо-солёной,
которой глаза
быку
завязаны бантиком!..

Танец
обета пальцев
повинных в суетности,
впрочем, не забывших всех впадинок
генной памятью!..

Танец,
где шелест юбок
ультразвуком насаживает
кожу
на кожу,
и снова
по-живому разъединяет!..

Я танцевала
мой танец
наименьшей порой
с тем,
чтобы дышать движением
и чёрной осенью…

Я танцевала
мой танец
как гимн анатомии,
чтобы отрезветь
хотя бы
сейчас
крепатурой…

Я танцевала
мой танец,
чтобы, между прочим, убедиться,
что я жива,
что я – Ира,
что – Цилык
и влюблена!

Мой танец…

.БЕРЕМЕНЕЮ.
Для Вички
Если в зимних прозрачных пальцах
Пульсируют щёки вином малиновым…
Если все острые углы подпилены,
Чтоб бедром не зацепиться…
Если из платьица в розовый цветочек
Растут высокие и теплые груди…
Выходит, будет!
Что всплеском позапрошлого месяца
В моём лоне римэйком помещается…

Сорок пальцев.
Четыре уха.
Я не одна свое сердце слушаю!

В. КРИЩЕНКО
(Род. в 1935 г.)

ФОРМУЛА ЖИЗНИ
Мы в муках появляемся на свет
И покидаем его также в горьких муках.
А между тем ещё с десяток бед
Приходят к нам, протягивают руки.

Формула жизни до того фатальная –
Как будто бы к ней чёрный знак пришит…
И все ж сквозь боль и грусть, дорогу дальнюю
Шепчем устами жадными: жить, жить…

ТРИ ОТВЕТА
Спросило парня любопытство:
- Какое наивысшее богатство?
- Любовь!

Теперь оно спрашивает зрелость:
- Что составляет жизни прелесть?
- Труд!

Идёт и спрашивает старость:
- Какая самая ценная для вас радость?
- Жизнь!

КТО ЕСТЬ КТО
Кто есть кто – разглядеть так тяжко,
когда зло носит маску добра,
когда коршун, как райская пташка,
перья ангельские подобрал.
Кто есть кто – ошибиться можно, -
мы не маги и не мудрецы.
Лишь признаюсь: ошибка не ложно
оставляет на сердце рубцы.

ВОПРОСЫ НЕ ДЛЯ ОТВЕТА

***
Вечер и снег…
И следы, как запятые.
Дойду ли когда
до восклицательного знака?

***
Три составляющих –
вода, земля  и небо.
Почему же без тебя
они составляют пустоту?

***
Проходят дни,
в трудах, в заботах…
А для моей жизни
это сложение или вычитание?

***
Любовь,
обрамлённая красивыми словами, -
холодна.
Любовь,
покрытая накидкой молчания, -
безлика.
Где же золотая середина?..

***
И снова снится:
я могу летать.
Это из прошлого
или намёк на будущее?

***
Говорили: пусть будет устлан
ваш путь цветами…
Почему в твоих глазах
цветы такие колючие?

***
Разумный, щедрый, симпатичный,
весёлый, добрый, стройный.
А поменяет ли их кто
лишь на одно – любимый?

***
Дорога сбилась в тропку,
тропинка зашла в брод…
Разве смотришь под ноги,
когда идёшь к солнцу?

***
А мой двойник со мной в противоречии.
Аргументирует всё
знакомыми мыслями,
так что не пойму: где его? Где моё?

***
Дай сил на стене дней
зарю изобразить…
Но голос твой невнятный:
А я?

***
Когда я счастлив, вырастаю до неба;
в грусти
небо опускается мне на голову, -
а куда девается небо при спокойствии?..

***
В новогоднюю ночь
послышались давние голоса…
Почему они не удаляются,
а приближаются?..

***
К хлебу хочется слова,
к слову хочется песни,
к песне хочется вдохновения…
Ты тоже состоишь из желаний?

Б. СПИСАРЕНКО
(современ.)

ВАМ
Чего не скажу словом – я спеть Вам всё смогу!
Отдам своё весло Вам, по волнам прибегу.
Вы только не грустите, не бойтесь быть одной,
плывите в дали  светлые, хоть рифы за кормой.

Зову Вас, Вы услышьте тот зов моих миров –
мечтой одарите странника, кто весь свой век тужил…
Ведь юность без надежды – как море без ветров.
Кто в молодости не мечтал – тот просто зря прожил.

Дарю Вам эту песню, Вы ветер ста ветров
впрягайте в Ваши снасти, чтоб мчаться без оков…
В команду наберите капризы всех годов…

Я компас смастерю Вам для чувств, дам карту снов –
вберите (я научу Вас) шторма в свой окоём,
я Вас на все семь жизней сохраню в сердце моём!

***
Я сонет написал на песке.
Ещё влажный песок от рассвета…
Весь осыпался… ленточка света
сберегла лишь словцо в холодке.

Благодарный за всё, налегке
всей душой улыбнусь. Ведь осталась
от творенья хоть тень, не распалось
всё, что лес мне напел вдалеке.

Ты успеешь понять то словцо.
А я буду уже в походе –
пусть не кривит обида лицо!

Мимо друга мы часто проходим
и тот знак, как змеи кольцо,
на сыпучем песке обходим!..

***
Поднимаем надежд бокал.
Их так много во вспышках рос!
Так отпразднуем праздник роз,
чтоб рассвет нас с тобой встречал.

Примем солнца лучей накал
и считать будем звёзды до слёз,
ваше имя чтоб к небу вознёс
наш весёлый весенний бал…

В бокал через край натекло.
Нашу песню на слух и воочию
Гнездо соловья сберегло…

Себя старым обычаем потчую:
в лодку сесть, потерять весло
и всё плыть, и прощаться с ночью…

О. КУЛИКОВ
(современ.)

***
Что-то есть в птичьем гаме,
что-то кострами губит!
Посвящается что-то маме,
единственной,
кто меня любит...

Дверцу шкатулки таинственной
в сердце открыть не могу
той моей единственной,
которую я люблю.

***
Впервые в церковь я войду,
Софии рук слегка коснусь,
ей свою душу протяну,
к Богу и небу повернусь…

***
В книге леса страницами – листья,
ветер-умник их сводит на нет.
Если б вдруг прикоснуться кистью
вещей мудрости, что у нас нет!..

В непрочитанных рощах спелых
поэт вряд ли скроет свой разум.
И стих – лепесточком белым
прихвачен жёстким морозом.

А. МАТВИЙЧУК
(современ.)

ДРУГОЙ
В восторге от всех
банальных щедрот
и готовый жертвой сгореть,
я просил:
- Покажите мне,
где тот народ,
за кого хотелось бы умереть!

Вот избавился я
от трагичных идей –
и впрямь прошлое незачем ворошить.
И уже не народ
я ищу, а людей,
для кого бы хотелось жить!

ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ И ПОСЛЕДНЯЯ
Они меж собой непохожи –
как осень и как весна.
Он жить без неё не может,
без него не может она.

Он старше на много очень
и уже не скрывает лет.
Она ему смотрит в очи
и видит в них целый свет.

Любовь – несказанная, нежная,
любовь – сумасшедшая, грешная.
Любовь – неизведанная сила -
обоих с головой накрыла.

Любовь, бесконечна, как море,
на радость она иль на горе...
Любовь вне суда людского,
любовь как подарок Бога.

Швыряла жизнь его, била,
он много дорог застолбил.
Но ни одна его так не любила,
и ни одну он так не любил.

У них в глазах ожидание,
ему не повториться вновь.
Для неё он – первое очарование,
для него она – последняя любовь.

Сплетнями люди заныли,
болтают целыми сутками.
Мол, деньги её соблазнили,
мол, он лишился рассудка.

К тому, чья жизнь пресно бледная,
понимание вряд ли придёт,
что первая любовь и последняя
один раз в сердце цветёт.

***
Слава,
бегущая перед человеком,
ломает ноги
на ровном месте.
Слава,
плетущаяся где-то позади,
не успевает
на торжественный банкет.
Счастлив тот,
кого слава
неожиданно
настигла в пути.

***
Как в бабушкиной хате,
тесно нам на планете…
Папа рос в интернате,
сын растёт в Интернете.

***
Не в том ведь беда,
безголосые мы или голосистые,
пышно иль скромно наше одеяние.
Спросит Господь нас:
- О чём ваша песня?!
Не спасут тут ни деньги, ни блеск,
ни звание.

***
Свеча, горящая самозабвенно,
не зная меры, сгорает мгновенно.
Свеча – эгоистка: думать не хочет
о тех, кто останется
во мраке ночи.

***
Душа, забывшая добро,
скрытые таит в себе угрозы –
бывает так, что и золотое перо
пишет отнюдь не стихи,
а строчит доносы.

***
Бабушкина сказка
нам кажется дивной,
не выжить ей никак
в земной круговерти.
И лягушка никогда
не станет царевной,
пусть хоть её
зацелуют до смерти.

***
Жизнь неспокойна и совсем не в масть,
где каждый второй проклинает власть,
а каждый первый молчаливо знает,
что властей хороших вообще не бывает.

***
К чёрту
все расклады и позиции –
поэт
всегда в духовной
оппозиции.

ТАЙНА
На каком языке,
скажите, говорит солнце,
когда мне утром смотрится в оконце?

На каком языке
вам шепчут ветви,
когда их качает весенний ветер?

На каком языке
пчела жужжит так рьяно,
когда летит собирать нектар свой пряный?

На каком языке,
Скажем, птицы поют?
Они поют, как – сами не поймут…

Во мне от солнца что-то
и что-то от пташки,
от веточки
и даже от букашки.

От Земли что-то,
от Неба, от Природы,
от всей Вселенной,
моего Народа.

И кто воистину
мне брат по духу,
тот не слова мои
слышит, а Душу!

ПУЛЯ
Жил на свете
один непростой человек,
который любил говорить так:

Большинство людей
совсем не против того,
чтоб их дурачили!

Кого нельзя обмануть,
того можно убедить.

Кого нельзя убедить,
того можно запугать.

Кого нельзя запугать,
того можно купить.

Кого нельзя купить,
того можно убить.

Он был разумным и твёрдым,
смелым и неподкупным.

Верным до конца
своим принципам…

Земля ему пухом.

Я УКРАИНЕЦ!
Я украинец.
Верою и кровью.
В этой земле мои глубины-корни.
Она питается моей кровью,
а я страдаю её болью .

Я украинец.
Сын того народа,
что отвыкает ныне от ярма.
Я не корюсь –
молюсь я богу,
и верю в то, что
всё было не зря.

Я украинец.
Грустная, заветная
любовь моя как горькое вино.
Моя родня раскинута по свету,
как буйным ветром золота зерно.

Я украинец.
Это не конец.
Поют в душе надежды соловьи –
были такими мама и отец,
будут такими правнуки мои.

П. ГЛАЗОВЫЙ
(современ.)

АРХАИЗМЫ
- Запомните, - сказал учитель, - что архаизмы – это слова,
которые настолько устарели, что уже отпала в них нужда.
Какие знаешь архаизмы? – спросил он Бублика Петра.
А тот подумал лишь мгновенье и молвил:
- Паюсная икра.

НЕОБЫЧНОЕ СЛОВО
Свою маму спрашивает
малая детина:
- А может без бельзина
вот поехать машина?
Изумлённая мамаша ударила в ладоши:
- Как взялось такое слово
в твоём силиконе?!

ТЯЖЕЛАЯ ЗАДАЧА
Отец сыну-здоровиле:
- Ну, скажи, ответь:
Сколько ж ещё у меня будешь на шее сидеть?
Тот понурился, повесил
голову патлатую:
- Я ж не знаю, сколько лет
проживёшь ты, папа.

БИБЛИОМАН

У него дома полно книг
и все в оправах дорогих.
Там и Шекспир, и Мериме…
Только он в них – ни бе, ни ме…

ОСТРЫЙ ЯЗЫК
Мой друг решительно хвалился:
- Я очень острый на язык.
Могу я всех критиковать -
будь то министр или дворник.
Он резал правду всем в глаза.
Бил по трибуне кулаком…
Теперь мой друг устроиться
не может даже дворником.

КОНТРУДАР
На подчинённого начальник
разозлился, топает:
- Можно вам лишь свинарём
доверить работать!
Подчинённый тихо молвил:
- Вам бы хуже стало.
Вы б попали, дорогой,
под моё начало.

ТРАГЕДИЯ
Пьесу новую в театре
посмотрели люди.
Долго потом эту пьесу
обсуждали всюду:
- То великая трагедия,
а не просто драма,
что такого вот родила
драматурга мама.

КАКИЕ ЕСТЬ ПИСАТЕЛИ
Есть писатели, как классики,
а бывают просто клацики:
что-то быстренько наклацает
и бежит за ассигнациями.

ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ ПРЕЛЮД
Где стальные грозы
попрыгали в лозы,
синхрофазотроны
гнули макароны.
И рыдали молча
селёдки из бочки,
а сонные куры
сели в абажуры, -
жили дед да баба.
Слез дед с баобаба.
А баба не знала –
с лежанки упала.
Вот такой прелюд
интеллектуальный.
Теперь угадайте:
а автор
нормальный?

КТО КОГО УЧИТ
Слесаря учит слесарь,
что резал весь век металл.
Учит пилота лётчик,
который всю жизнь летал.
Учит матросов боцман,
проплававший все моря.
Поэта ж поучает каждый,
постигший азы букваря.

ФИМИАМ
Отмечал поэт казённый
ещё один юбилей.
Слушал тёплые приветствия
дорогих своих гостей.
Больше всех старался критик –
тот, что курит фимиам.
Всё выкрикивал: - Ты – гений!
Словно светоч светишь нам!
А когда набрался в доску,
заорал: - Мотай на ус!
Ты у нас не просто гений,
ты – гениалиссимус!

ЗОЛОТАЯ ПРОСТОТА
«Ревёт и стонет Днепр широкий,
сердитый ветер завывает…»
Уже второй столетний срок
звучат Тарасовы слова.
Теперь же в стихах молодых
порой одни лишь выкрутасы,
и не поймёшь ты эти лясы,
хоть прочитаешь десять раз.
Отнюдь не новшества то знаки,
это как раз тогда бывает,
когда в головке у писаки
сердитый ветер завывает.

НА ТАРАСОВОЙ МОГИЛЕ
Возле той святой могилы
мы Тараса все хвалили.
Но никто не подумал, а нас
за стихи похвалил бы Тарас?

О. ГАЛЕТА
(современ.)

***
Помоги мне, Боже,
            одолеть такую быстрину,
где осоковые листья
не касаются твоего отображения.
Не песчинки, а дни
перекатывают воды по дну.
Стираются впечатления.

Забывается, какой вкус имеют
переспелой последней клубники грозди,
одинокие изгнанницы
из давнего мира душистого,
а женщины, прячущие
в пазухах жар-птицы гнёзда,
не рождают ангелов.

Помоги мне, Боже,
преодолеть такую тоску густую,
где уже ни воды, ни реки,
ни лодки-перевозчика,
где песок залегает
в вечность, такую золотую,
как бы в осень припозднённую.

***
Будешь идти по лезвиям – ты знаешь, как узок тот путь и мал.
Будешь терять друзей своих – за каждым витком по одному.
Окраины снов перестелют к твоему родному дому
годы одиночества, как черная грустная шаль.

Дойдёшь. Добредёшь. Не остановишься там, на краю.
По-детски раскинув руки, ты скажешь, что поверил.
Не голос, а снег падёт на Божье святое подворье.
Как холодно. Зябко. Господи, в этом святом раю!..

О. ГУСЕЙНОВА
(современ.)

***
В твоих планах на эту неделю
150 километров.
В моих – ничего.
Поэтому я стою, опершись на что-то
достаточно твёрдое,
чтоб быть стеной,
и рассматриваю босоногого мальчика,
араба или бедуина.
Он всадник. Кажется себе мужчиной.
Конь немного недокормлен.
Топчется на одном месте,
чувствуя,
как в пустой желудок
упираются голые пятки.
Я думаю о том, как
каждый вечер мальчик
приносит отсюда песок
к себе в постель,
чтобы утром
девушка с красными от хны пальцами
сыпала его на пол.
Она ждёт, что
скоро он станет погонщиком мулов
и обуется.
А мне лишь бы дождаться,
когда он спрячет лицо
за куском бежево-серой тряпки
и станет похожим
на всех
известных мне
мужчин.

***
Округлость тротуара
перекинулась асфальтом.
Двигаться стало просто.
Безболезненные шаги
не стирают подборов –
туфли служат годами.
И только воздух не схватишь,
как всегда.
Даже – глотая ртом.
И дома не перескажешь,
как Святой Антоний
старел.

М. КИЯНОВСКАЯ
(современ.)

***
… В нас действительно ничего нет, кроме начала конца,
кроме движения земли, что всё ощущает и слышит,
и кроме солнца моего, которое за горизонтом твоего лица
ещё росой лежит, ещё в водах иорданских ночует…

***
Тропка света исхожена птицами.
Долгий вечер длиннее, чем зима.
И нет ничего между нами,
кроме смерти, а её нет.
Семь снегов, положенных на чашу,
остались пеплом густым.
Бог, проверив верность нашу,
дал нам по молитве – и отпустил.

М. КРИВЕНКО
(современ.)

***
Мой темнолицый ангел,
скрытый глазами
под сыпучим сердцем времени.
Мой осторожный, за твоими крыльями
не осталось
ни следа позади.
Лишь вздохи
отдают дальностью,
только слова
и касания далёкие,
как даль.
Ночь.
Сети огней рассыпались
тканью сотлевшей,
погасли.
А ты,
а ты
всё бьёшься крыльями
в кронах
ясности.

***
Не покой, не жидкая тарелка спокойствия,
а корабль с пробитой аортой.
Голубизна – до крика голубая.
И белизна –  до белоснежности нагая.
И крутизна – до свиста в ушах.
И крик тёрпкий – до крови на губах.
Люби меня, вернись и не прощай.
Утрать меня, убей меня, оплачь.
Забудь меня, чужую, и не помяни.
Но сейчас – люби.

Г. КРУК
(современ.)

***
никто не говорит тебе любимая
когда бродишь по комнатам,
геометрически правильным
из одной тесной комнаты бессонницы в другую
руками виновными охватив голову свихнувшуюся
спрашиваешь себя риторически –
как долго это будет продолжаться?
почему даже музыка
похожая на коренастого мурина
не может протиснуться плечами
в сердце моё расшатанное?
никто не целует голос твой на выходе из уст,
до крови прикушенных
голос голый
никто не вспомнит
никто не позвонит
никто не умрёт от тоски

разве что цветы комнатные где-то через месяц засохнут
разве что ветер со временем окно разобьёт незакрытое
разве что дети соседские придут через год колядовать

***
у поэтов нет пола
лишь глупые опухоли слов на теле,
как вторичные половые признаки
многолетний нарост впечатлений,
который никак не удаётся  вывести
срезать его или оставить для шарма?
бородатый Хемингуэй охотится на свою смерть –
ленивую львицу в ломаной траектории полёта
она падает на него стремительно и тяжко
как тропический ливень после долгой засухи
сколько же он должен был ждать её,
жаждущий, притаившийся,
кормя собственной кровью москитов обыденности?!
впрочем, кто кого должен ждать
в этом неписанном кодексе экзистенции,
кто на кого охотится?
у поэтов нет пола
гермафродиты одиночества
непостижимо стремящиеся всё к новому иному
рождают в муках только самих себя,
в который раз повторенных
повторение повторения
Repeat please
повторение повторения
как вырваться из этих хула-хупов телесной определённости?
согласовывая в себе различия
сглаживая гениталии
всё будет гладко, Хемингуэй,
без сучка без задоринки
перейдены последние рубиконы самоидентификации
разрублены гордиевы узлы взаимных обязательств
спущен с горы сизифов камень жития
у гениальности нет пола
лишь воспалённое от крика горло
между ногами

Л. МЕЛЬНИК
(современ.)

***
К.
упасть на темя земли как с дерева плод
давить в себе познания виноградную лозу
простить ранам – незаживаемость
глазу – слезу
стереть в порошок слова и зачеркнуть род

так поступают великие
которые проросли и доросли
раскрыляют губы и всходят медным цветом
на чёрных отавах
среди трещин
       в каждой расщелине
взбираются ростки хилые химерных растений

и этот одержимый процесс
вегетация крика
семена без смены
наследие без следа
    песок 
все же обращает в воду камни
         в восхождение - шаг
ибо так начинают нетленные
    так поступают великие

***
тот снег ещё не выпал
под чешуёй небесных творений
скрыты зимней крови его эмбрионы
И скоро на риме и марселе
на варшаве и львове
и даже возможно на теплых шпилях барселоны
осядут взрослые самцы неизвестного рода
скелетами похожие на рыб
только совсем бестелесные
они будут вращать высохшие камни на воду
крыши хижин
на реки
фонтаны
и плёсы
поселятся в канавах целые острова и Европы
этих неземноводных
этих крохотных космополитов

ежегодно на нерест снега отплывают в ноябре
каждый декабрь бабами становятся снежные их дети

М. САВКА
(современ.)

***
грушу
теплую и медвяную
раскраиваешь на две скрипки
для сладких духов лета
чтоб играли до самозабвения
о суете маттиолы
о пиона безумстве
о безумии акации
о сумасшествии лилии
на две скрипки
на два сердца
а попробуешь
захмелеешь
губы солнцем
позолотишь

***
этот пейзаж глубокая терракота
либо это осень либо же усталость
и этого дыма костра горечь
смогу ли обойти незаметно
селения полные злата и мёда
благословенны осени щедроты
а я ищу тебя по следам
глубокой до крови терракоты

В. САД
(современ.)

***
пишу тебе письмо
из города отнюдь не Иерусалима
но такого же вечного
мне отсюда никогда не выехать
мне сюда никогда не приехать
все письма всегда возвращаются
на обратный адрес
мартышкин труд
чёрта с два слов
в конвертах лишь пустая пыль
слышишь
шуршащий поток воспоминаний
о несуществующем
любимый

***
с каких пор наша встреча исповедальная
хоть инъецированная подкожно
как ваши касания воспринимаю
примите мои слова на веру
гаснет светлая щека здания
волосы времени волнистые влажные
присутствие ваше как воспринимаю
примите мои словесные игры
пошатнусь оступлюсь кинусь сознательно
на выдохе как над пропастью
слово многолетней истомою
к стыду недоверчиво

Я. СЕНЧИШИН
(современ.)

СОМНЕНИЕ
на прозрачных
аллеях дня
узнавала стать
ночи
хватала крепко
её за руку
чтоб вырваться
из горячей кузницы
где мозг выстукивает
один вопрос
зачем ты так сыграла
голова падает
на решётку
шахматной доски
и уже сама себе
кажусь
тридцать третьей
фигурой
которой нет места
ни в крошечной
стране шахмат
ни в необычном мире
людей
настоящая ночь
спадала как фатум

***
Когда стираются грани между сном и бессонницей
А душа избавляется от тесной короны тела
Тогда хочется говорить о смерти
Но диковинное солнце зажигает самые мелкие угольки

Растапливает решетки тюрьмы эмоций
Скажи прилетела ли эта легкость из
Зеленого юного края где обитает Бог
Светлую душу свет сажает на кол

Д. СЫРОЙИД
(современ.)

***
Тихо идут снега,
за нами следы заметая.
Тени вечерние свет
раскусывает кистью.
И никто не возвращается –
куда ж возвращаться –
позади волчьи следы.
Видели его на иконе старой.
Шёл за нами,
неподвластный снегам,
покорный, как пёс.

***
Сходятся тучи к грому,
как родные домой в праздник.
Молнию жгут, как свечку,
что память былую греет.
Зимы в дороги поздние
собирают набожно и свято
всех, кто шёл с поклоном,
всех – как царей трое.

Сходится небо над небом
тихим покровом вечным.
Всем, кто в дороге первый,
всем, кто в дороге пеший.
В теплом зимнем чуде
проповедь грома тиха,
чтоб детей не будить,
чтоб не наделать лиха.

И. СТАРОВОЙТ
(современ.)

***
Пожизненное.
Как кровь на льняных простынях.
Как вода на оконном стекле.
Мужчина был разновидностью женщины.
Движение – разновидностью покоя.
И того, кто отбился,
теплое течение стиха
смывало всё дальше от берега.
Опершись на локти,
он торопился
целое море исписать руками,
но не успел, и – зачеркнул.

***
Глазами, сделанными из серого утра,
руками, отогретыми над угольями вечера,
медленно зашьёшь рёберную рану
и кровь сотрёшь, на коже запеченную.
Дни всё ещё ясные, но уже хрустящие.
Твоя коронация отмечена поспешностью.
В улыбке зрелой на твоём лице
кривизна губ закрашена опытом.
Этот человек не рыцарь добра.
Этот человек – не рыцарь, он просто
достал из груди часть своего ребра
и в ладонях положил перед Господом.

Т. ФЕДЮК
(род. в 1954 г.)

***
Перевод посвящается Людмиле Могылдя
два осенних
дня
в глубине
как камешки
в реке
им бы дожить и добелеть хотя бы до Рождества

но синий
лёд
будет вброд
глухо идти
мосты
вмёрзнут в него тонкие и испуганные как трава

слышишь милая
мы –
в границах зимы
всё что было
как стекло
можно разбить можно смотреть хотя бы до Рождества

***
Купить клетку,
чтобы потом птицу
туда купить.
В священных книгах
искать лики
будущих встречных.
Не то, чтоб скучно,
не то, чтоб цветы,
не то, чтоб лента,
а то, что лента,
и то, что скучно,
и то, что цветы.

Разве ты думал, что жить нужно
выше, чем думал,
что пролонгаций искать трудно, а – извините, господа.
Жизнь удивит разве что тем, что
кофе хороший
на углу улиц, всем известных.
Или плохой.

Да ещё зацепит
легонько локтем
лёгким и белым,
да ещё присветит огнём болотным и тихой болью.
Искусство жить –
такое искусство, которое никогда
не может быть
ни успешным, ни понятным.

......................................................

СПИСОК АВТОРОВ
В АЛФАВИТНОМ ПОРЯДКЕ:

А. Антонюк
К. Бабкина
С. Богдан
Т. Выннык
Я. Гадзиньский
О. Галета
Г. Гарченко
П. Глазовый
Б-О. Горобчук
О. Гусейнова
И. Драч
А. Захарченко
В. Иващенко
К. Калытко
М. Кияновская
О. Корж
П. Коробчук
О. Коцарев
М. Кривенко
В.Крищенко
Г. Крук
О. Куликов
Д. Лазуткин
М. Леонович
М. Лукив
М. Лыжов
Л. Лысенко
О. Ляснюк
А. Малигон
И. Малкович
О. Мамчыч
А. Матвийчук
Б. Матияш
Л. Мельник
А. Олесь
С. Осока
О. Пашук
П. Пэрэбыйнис
О. Романенко
М. Рыльский
М. Савка
Т. Савченко
В. Сад
Я. Сенчишин
В. Симоненко
С. Ситало
Д. Соловей
Б. Списаренко
М. Старицкий
И. Старовойт
Ю. Стахивська
О. Степаненко
Стронговский
Д. Сыройид
С. Сыч
Л. Талалай
В. Тищенко
Г. Ткачук
П. Тычина
Л.Украинка
С. Ушкалов
Т. Федюк
М. Фишбейн
И. Франко
К. Хаддад
И. Цилык
В. Черняхивська
Т.Шевченко
Г. Эрдэ

...........................................................

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ:

«Кобзарь», серия «Вершины мировой литературы» том 50,
Киевское изд-во «Днипро», 1985

Сборник «Чим пісня жива?», изд-во «Дніпро», Киев, 1978

Сборнике «На крилах пісень», изд-во «Веселка», Киев, 1994 г.

Книга «Две тонны»:
Антология поэзии двухтысячников.
Киев: Изд-во Романенко «Маузер», 2007.

Книга «Яйце зозулі» («Яйцо кукушки»), изд-во «Щедрик»,
г. Стрый Львовской обл., 1996 г.

Неурахований час, Поезії, Видавництво «Український письменник», Київ, 2006

Живі і Мертві. Видавнича агенція «ОST», Донецьк, 2007

«Ми і вона». Антологія одинадцяти поеток. Видавництво Старого Лева,
Львів, 2005

В. Тищенко. Тут щось є. Вірші. «Поліграфіст»,
Дніпропетровськ. 1999

В. Тищенко. Примхлива фортуна. Усмішки. «Січ».
Дніпропетровськ. 1998

В. Иващенко. Мозаїка життя: Краплинки поезії
К.: КИТ, Київ, 2002.

В. Иващенко. Зернятка: Краплинки поезії:
Київ, ЗАТ «ВІПОЛ», 2004

В. Иващенко. Краплинки поезії, видання друге
ПП «ЕКМО», Київ, 2005

В. Иващенко. Сьогодні живемо, поезії, видання друге доповнене,
ВД «Екмо», Київ, 2006

П. Пэрэбыйнис. Чотири вежі, Книга перша, Книга друга,
Видавництво «Ярославів Вал», Київ, 2004

М. Фишбейн.Ранній рай, Видавництво «Факт», Київ, 2006

И. Малкович. Вірші на зиму, Видавництво «А-БА-БА-ГА-ЛА-МА-ГА»,
Київ, 2006

А. Олесь. Твори в двох томах. Том 1. Київ, Видавництво
художньої літератури "Дніпро", 1990

М. Старицкий. Твори в 6 т., Т.1, Видавництво художньої літератури
«Дніпро», 1989, Київ

М. Рыльский. Твори в двох томах, Том перший.
Видавницство художньої літератури «Дніпро»,
Київ, 1976 г.

П. Тычина. Вибране, Видавництво художньої літератури «Дніпро»,
Київ, 1966

И. Драч. Поэзії, Видавництво ЦК ЛКСМУ «Молодь», Київ, 1967

В. Симоненко. Видавництво ЦК ЛКСМУ «Молодь», Київ, 1966

М. Лукив. «Біля вечірнього багаття». Поезії,
ДП «Видавництво «Оріони», Київ, 2004

И. Цилык.  «Ці». Збірка поєзій,
ТОВ «Видавництво «Факт», Київ, 2007

В.Крищенко. Поезії. Видавництво «Дніпро», Київ, 2005

Б. Списаренко. Сонети моїй Княгині Світлані. ВЦ «Просвіта»,
Київ, 2004

О. Куликов. Крапля довір’я. Поєзії. НСПУ, журнал «Донбас»,
Донецьк, 2006

А. Матвийчук. Сповідь. Поезії. КП «Редакція журналу «Дніпро»,
Київ, 2007

П. Глазовый. Сміхологія. Посібник для всіх, кому любий сміх.
Видання третє, доповнене. Видавництво «Фенікс», Київ, 2007

Т. Федюк. Таємна ложа. Нова книга віршів. Кальварія.
Львів, 2003



Направить отзыв и ознакомиться
с другими стихами, прозой и переводами автора
можно в Интернет-публикациях по
стихи.ру и проза.ру
или на любом сайте, набрав
Альберт Туссейн