Князь Никула и молодой воин Ворон. СтАрина

     Раз пришёл к нам странник,
Странник, да неведомо откуда,
     По прозванию Никита Боянов.
А пришёл он в стужу лютую, в непогоду.
     Знал Никитушка, хоть и сед был,
Старин много: про Илью Муромца,
     Да про Поповича, да и про Сухмантия.
А всё пересчесть - месяц надобно.
     Собиралось всё село в избе,
В избе просторной у Ивана Парфёнова.
     Собирались, да поёдывали икорники,
Пирожки подовые, блины, да оладьи;
     Запивали их брагой пенною.
Ударял тогда Никитушка по струночкам,
     Струнам серебряным, гуслярским;
И пел он так, как у нас и никто не слыхивал.
     Пел всю зимушку, зиму вьюжную.
А пришли ростепели, ростепели первые,
     Собираться стал Никитушка
В дорогу дальнюю, дорогу неведому.
     Поклонились мы ему, поросили
Спеть для нас былину новую,
     Новую, да никем не слыханную.
И сказал тогда Никитушка:
     - Спою я Вам, люди добрые,
Да за то, что Вы поили-кормили меня
     Всю зимушку, зиму лютую,
Для старого странника погибельную.
     А спою я Вам стАрину,
СтАрину древнюю, что окромя меня
     Уж и не помнит никто.
Слыхал её, когда малый был,
     Малый был, беспорточный,
От своего, да от прадеда, как и сказителя.
     Проживали мы в Архангельском.
А послушать моего прадеда Федора
     Собирались людей тысячи;
И всё никак не могли наслушаться.
     Таких певунов и не сыскать сейчас.
Буду петь её во второй раз,
     Во второй раз из почтения к Вам,
К Вам, люди добрые, мурзинские;
     Во второй раз и в последний.
Так-то пел её в первый раз
     От горя страшного, Вам не желанного:
Зарубили янычары бусурманские
     Сына моего, сына единого;
Когда влез он на стену, стену крепкую,
     Стену измаильскую.
Слушайте, люди добрые, мурзинские.
     Пел старинушка, как не часто,
Редко и соловушка поёт, только раз в году.
     Голос звонкий его далеко слыхать,
Да так дАлеко, аж за полсотни вёрст.
     Примолкли хоры птичьи,
Примолкли звери лесные,
     Примолкли букашки травяные;
Заслыша голос его, голос бархатный.
     А люди из окрёстных сёл
Все, кто мог, к дому Ивана сбежалися.
     Старцы, старицы нЕмощные,
Да калЕчные, что по избам осталися;
     Все сидели не шелОхнувшись.
Кто глухой был тогда - слух обрёл.
     А кто слеп, да совсем прозрел;
А на голову слабые - поумнели на то времечко.



     "Случилось то во времена старые,
Когда не было ещё государства Русского,
     А были племена свободные,
Племена русичей, лютичей и полян.
     Правил тогда племенем русичей
Князь Никула - храбрый воин.
     Был он смел и умён.
Смен, да осторожен; умён, да горяч.
     От того и жилось народу,
Народу русичей вольготно, да привольно.
     С врагами разговаривал он
Огнём и мечом, набегом молниевым.
     А с друзьями добрый:
Разговор вёл торговый и справедливый.
     С хитрованами и лукавыми
ГовАривал прямо и неуклончиво.
     Но состарился князь, поседел:
Силушки в рученьках и ноженьках поубавилось.
     - Не пора ли мне на покой идти,
На покой идти - внучат нянькать." -
     Заподумывал Никула горько.
Как ни тяжко, а понимает надо роду
     Князя молодого, удалого, умного.
И решил он вернуть обычай старый,
     Обычай старый, честный:
Бой на мечах, поединок до первой крови
     Между ним и молодым воином.
Решил князь поддаться сопернику,
     Но сопернику достойному:
Умному, смелому, да честному,
     Своё племя любящему.
От того решил так, что не было у него сына,
     Не было сына, а всё дочери;
Дочери замужние, окромя младшенькой;
     Младшенькой, да самой любименькой;
Названной по бабушке Настасьюшкой.
     Хороша дочка, полянИца белотелая:
Всем люба она, со всеми ласкова,
     Ласкова, да приветлива.
Но особо отличает свет-Настасьюшка
     Молодого воина Ворона.
Да отец, князь Никула, хоть и люб
     Ему Ворон был; так сказал дочери:
- За мужа я тебя отдам, да за достойного -
     Кто сильнее всех окажется,
Сильнее всех и меня победит в чЕсном бою,
     Бою чЕсном на мечах, да на обоюдных.
И не остановимся до раны малой, раны лёгкой.
     А быть тому - осерёд лета".
Но сказала отцу дочь по-новому,
     Не как голубица белокрылая,
Сказала, как орланка смелая:
     - Быть Ворону князем русичей!
Нет смелей его, нет сильней его;
     Нет... любимей его.
А не сдержится и зарубит тебя,
     Аль совсем убьёт -
Задушу его я его, да во постели;
     Но опосля того, как зачну
От него сына, князя будущего. А смогу сделать то от того,
     Что ты жизнь мне дал.
И ему тебя почитать надобно."
     Разобидели слова такие князюшку.
- Пусть готовится он, как следует.
     Мож найдётся и кто и покрепче Ворона,
Крепче Ворона и сильней его.
     Вот когда я молод был;
Брал шуйницей за рог быка матёрого,
     А десницей за другой попридерживал;
А шуйницей рог-то покручивал, да повёртывал.
     Пока тот совсем не отпадывал.
Хаживал один и на медведя ярого.
     Оленей без коня загонял;
Загонял, да ломал шуйницей им хребты,
     Хребты нежные, да податливые.
А богатырей борол, да одной рукой,
     Рукою левою, рукой железной.
От того и прозвание роду нашему - Шуйские."
     Отвечала дочь любимая князю грозному:
- До сих пор поют о твоей силушке.
     Вспоминают забавы богатырские.
А не сравниться сейчас тебе, старинушке,
     Со мной, дочкой младшею."
- Ай, посмотрим, дочь моя,-
     Отвечал ей старый князюшка,-
Ослабел ли я, или в силушке?
     Поляница - ты; богатырь я, хоть и сед.
Ну давай и поборемся, удалью померимся.
     И сошлись отец с дочерью посреди шатра.
Еле справился с дочкой князюшка,
     А как справился - призадумался.
И пошёл поникший, как трава осенняя,
     В кузницу дальнюю, к ковалю лучшему;
К колдуну мудрому, советчику княжьему старому.
     - Будем меч ладить, меч особенный. -
Говорит кузнец, - откуём по шуйнице богатырской -
     Станешь мне прилежным помошником.

И разгорелся горн, словно ярость
     В груди у воина. Раскалилось железо,
Как язык нагревает горячая мысль,
     Для речи пламенной, речи нужной.
Никула молотом легко, сноровисто помахивает.
     По железу жаркому постукивает.
Кузнец же полосы стальны сваривает,
     Сваривает, да по-особому закаливает.
Ковали они меч, да все все восемь дён,
     На девятый стал княже лезвие испытывать:
Ударил он старинушка по наковаленке со всего плеча,
     Ударил мечом булатным, да с придыхом.
И прорубил наковаленку аж на два пАльца.
     Да не выдержал меч кАленый
Удара богатырского, удара коим троих пересекают;
     Троих ратников, вместе с бронями:
Обломился меч, да не жаль трудов -
     Жаль наковаленку,
Наковальню прочную. А кузнец сметлив:
     Как траву колдун к ране малой,
Ране лёгкой для затягу да поприкладывает,
     Так и он обломыш лезвия забивает,
Забивает сноровисто, да приговаривает:
     - За Одного избитого трёх новиков дают."
Принялись они ладить новый "секач", лучше прежнего.
     Шестнадцать дней работали,
А на семнадцаты - ударил Никула в наковальню
     И развалил её пополам, как колоду гнилу.
Бросил в грязный угол молоток кузнец.
     - Славный меч, княже, мы изладили,
Другого такого не сробить уж мне.
     Сошники, да подковки, ну да ножички
Буду делать, да на покой пойду, с внуками нянькаться."
     А ответил ему, да старинушка:
- Ты не стар ещё - глаз намётанный, руки сильные,
     И железа знатного, да пока хватАт.
- Всё, что надо есть, князь ты наш, да вот нет
     Такого, как ты, да помошника,
Подручного сильного, ловкого, да сметливого.
     Но друго важней в колдовских делах,
Делах кузнечных, нужен дух святый, дух закалистый.
     У тебя, старинушка, он и в теле есть.
От того и вышел славный меч, меч победный."
     Призадумался княже и спросил его:
- Как вернуть, кузнец, мне ту силушку,
     Силу славную, удаль молодецкую, соколиный взор?
Может есть отвар, Отвар тайный, сорокатравный,
     Что молодость мне возвернёт.
- Нет такого зелья ни у какого знахаря, не слыхал об том.
     А послушаешь совета моего,
Вернётся к  тебе силушка, да не вся и не полностью.
     На земелюшке есть две силушки,
Да одна из них сила вольная, да разбойная,
     То мощь буйная, бестолковая.
Может верх взять: победить - никогда.
     Настоящая от труда идёт,
От работы, но не бестолковой, а с разуминкой.
     Ещё не бывало на свете того,
Чтобы первая сила вторую одолела.
     А коль будет так,
То и не будет людей на земле, одни нежити."

     Стал князь опосля разговору того,
Разговору важного, для него полезного
     Помогать стал бедным ратаям
Камни с поля таскать, да в овраг их бросать;
     Дубы корчевать, да потом сжигать.
Загорелась кровь старинушки, как пожар в лесу;
     Пожар в лесу необузданный.
От того ли, что иссушила члены его безделица,
     Словно сосны бездождица.
От того ли, что воздух свеж, от того ли,
     Что воля крепка, словно ветер борей.
Но разгорелся пожар в его крови не шуточный;
     Пожар всё не нужное сжигающий -
Чтобы выросло на Углях всё новое, да крепкое.
     Мечу Никула тоже ржаветь не даёт:
Помахивает им, да искуссно поигрывает.
     А он в ответ гудит, да посвистывает.
Гудит, как ветер в горах; свистит, как птица в лесах.
     Ворон-то только - знай себе -
Бражку пенную с удовольствием прихлёбывает,
     Из лука турьего постреливает,
Копья ясеневые побрасывает, да мечём разпомахивает
     И товарищам своим похвастывает:
- Пощажу я князя старого, старого, да убогова.
     Отсеку ему токма седу бороду,
Седу бороду аж до самого, до подбородочка".
     Говорил он так, да и всем козлам
В округе бороды репьястые, смеясь, да поотрубывал.
     Друганы его за ним прохаживаются,
На силу Ворона, да на удаль его любуются,
     Любуются - не нарадуются.
- Будет у нас князь молодой, боевитой!
     - Не будем хлеб сеять, да репу сажать!
- Будем битвами жить, в плен девок таскать!
     - Хороши поляночки нежные, да игрвые!
- Не то, что наши толстокожие, да бестолковые".
     На Настасьюшку Ворон мало поглядывает,
А захаживает всё к бабёшкам дурковатым, податливым.
     А княжина дочка его всё оправдывает.
"Княжить будет - образумится, да одумается.
     Дел навалится - ой-ой-ёшеньки.
До гулёвых ли девок будет милому?!"
     Князь-старинушка так же думает:
"Я таким же был, да ещё буйней, разворотистей;
     Ещё буйней - быстро успокоился.
Хорош парень, славный князь будет русичам.
     Но так просто не поддамся:
У него - задор, у меня - расчёт.
     Ну, посмотрим - чья возьмёт"


Лето красное всё румяней делалось,
     Травы буйные соком брызгают,
На обхват деревья утолщалися,
     Стебли хлебушка в палец уродилися.
Знатная серёдка лета получилася!
     Из молодых-то воинов мало кто
С Вороном решился ловкостью мечной мериться.
     А кто и пробовал -
Тех быстро Ворон побеждал на мечах тупых.
     Так и вышло со старинушкой встретиться.
Наступил заветный день для мОлодёжи -
     Грустный для Никулы.
Место выбрали удобное и для боя,
     И для племени:
Между двух холмов поляну ровную.
     На холмах расселись родичи.
И уж начали поздравлять вокруг: - С новым,
     С новым князем в вечёр на пир пойдём;
На пир пойдём, славить Ворона, молодого, неуёмного".      
    
     Ветер что-то разыгрался,
Тучи тяжкие толкая, неуклюже поворачивая.
     Солнце изредка меж ними
Ждёт - кому отдать победу в сече.
     Первым начал пляску Ворон.
Солнца нет косматые всё шкуры туч.
     Не победу - пораженье шлют они.
Ворон весело смеётся: - На мой княжий пир,
     Послушное Ярило выскочит.
Не захочет, так дружина с неба стащит.
     Вышел князь и только руки
К небу грозному воздел, как лучей
     Табун буланый быстро ринулся к земле.
Старец сивый, слеповатый, к земле согнутый
     Сипло крикнул: - Ну, пошли!"
Ворон снял свою рубашку: мышцы змеями скрутились.
     Как подстреляная птица,
На траву летит рубашка князя старого Никулы.
     Мышцы мощные, литые, словно рыси
Притаились для смертельного прыжка.
     Загудел народ - волнуется,
Силы равные почуявши. Не волнуется одна
     Настасьюшка, в своём Вороне уверена.
Первый шаг навстречу бою, было, сделал княже.
     Только сзади кто-то кликнул.
Оглянулся - воевода запыхавшись подбегает.
     - Обожди, Никула, - шепчет,-
Челловек мне верный весть поганую доставил:
     Ворон хочет всех предать -
Он Роммеям обещался подданым им стать".
     - Врёт твой "верный" человек!"
- Нет, Никула, тут всё точно. То весной
     Я заприметил, как роммеи наезжали".
Вспомнил княже - ублажали льстивые купчишки
     Молодого претендента.
Как три дня и ночи - три, из шатра послов
     Ворон не вылазил - веселился.
- Ладно, сам спрошу. Проверю. Под мечём
     Он лгать не будет. Правду... Скажет."
И пошёл он в центр поляны, где его
     Уж супротивник жадно ждал.
Ворон на то время мечём помахивает,
     Теша всех своим искусством.
"Верно, римский меч но взял для поединка!
     Правда!? Нет. Да брось. То - шутка".
Княже к бою изготовился. Крикнул Ворону:
     - Продал русских перемётчик?"
- Всё ж узнали! Ну, не быть тебе живому.
     И Настасья не нужна.
Я возьму Царевны в жоны - мне роммеи обещали."
     Заскрипел зубами княже,
Словно камни покатились, да с высокой, да с горы.
     Замахнулся и ударил.
Да легко отбил удар тот Ворон.
....................................................
....................................................
....................................................
     Искры сыплются от лезвий...
Так их много, что трава вокруг затлела.
     Шаг вперёд не может сделать Ворон.
Но и старый всё никак не сдвинет с места
     Супротивника могучего.
Так ступнями упираются, что уж вырыли
     Две ямы и по пояс опустились.
Понял Ворон - князь сильнее. Что ещё надавит
     И  не выдержать ему.
выпрыгнул из ямы, стал крутиться по поляне.
     Князь устал. На три удара только
Выпад делает проворный. Отбивается лишь только.
     Старый князь не прост -
Он правой бьётся, леву руку сохраняя.
     Смотрят люди бой, а к верху
Взгляд никто не поднимает. Только мальчик,
     Мальчик беспокойный видит в небе.
Там сражение не хуже, чем творится на земле.
     Словно римская кагорта
Стая воронов дерётся с серокрылым журавлём,
     И почти одолевает, лишь количеством сильна.
От меча Никулы Ворон, как гадюка увернулся
     И клинок его роммейский
Грянул князю в грудь. Для другого он - смертелен,
     Да Никула крепче втрое,
Кости крепкие, как панцирь, защитили от меча.
     Рана тяжкая, однако,
Разьярила лишь старинушку. Стало ярче всё кругом.
     Закричал народ, волнуясь:
- Хвати! - Ворон - победитель! - Разойдитесь!
     Но обоим поединьщикам
Только смерть нужна соперника. Да устали оба.
     Поднял очи к небу княже,
Чтоб с Ярилой попрощаться и увидел бой небесный,
     Там журавль-то отступает -
Прочь летит, вроде напуган. Развернулся и ударил.
     Понял старинушка, что делать:
Прочь бежит, кровавя след. Волоча и мечь.
     Поднялся народ весь руссов,
Чтобы бой остановить, чтоб по чести всё и было.
     Только крикнул воевода:
- Стойте, люди, не мешайте! Участь ваша,
     Ваша доля здесь решается!"
Ворон видит отступление и предчувствуя победу,
     Всё забыв, за ним несётся...
А Настасья, видя всё и всё узнав закричала:
     - Ты куда, отец, опомнися!
Повернись, умри на месте, как и полагается!"
     Но не слышит вопль Никула;
Слышит - Ворон догоняет... Чует - меч он свой
     Заносит для последнего удара,
Для победного удара, беспощадного удара.
     Перекинул он в шуйницу
Меч самим откованый, меч булатный;
     Развернулся, словно молния,
Ударил. Разрубив предателя от макушки и до ног.
     Обессилев рухнул княже
В травы, кровьи их своею поливая.
     В разны стороны полтеи
Как поленья развалились, словно чурку раскололи.
     В небе в то же само время
Развернувшийся журавль грянул длинным,
     Грозным клювом в старщего
Вороньей стаи и сразил навек. Чёрная кагорта
     Развернулась, улетела...
А журавль-то обессиленный вместе с
     Вороном поверженным
Рядом с князем с неба рухнул.
     Ворон с Вороном не движутся.
Только шумно грудь колышится у
     Никулы и журавушки.

Подбежали люди добрые и не добрые бежали 
     И вдруг видят - из полтеев
Выползают змеи чёрные, змеи подлые предательства.
     Выползают, растекаются,
Как ручьи преядовитые растекаются
     И в траве густой растворяются.
Встала около отца Настасьюшка. Плакать хочет,
     Да не может. Убежать хочет...
К отцу подойти надобно, да стыдно -
     Предателя полюбила.
Наклонилась таки к отцу и покаялась -
     Стала ему рану тяжкую перевязывать,
Травы целебные прикладывать. И простил отец
     Свою доченьку. Утешил словом:
- Не одну тебя он в обман ввёл, а и товарищей."
      
     Долго жил ещё старинушка,
Долго правил, целых десять лет.
     А подрос внучёк старшей дочери,
На покой ушёл Никула, передав ему всё княжество.
     А Настасьюшку, дочь любимую
Он отдал, да за князя лютичей, во далёкую землю.
     А видались они от того реденько.
Редко видел дочку Настасьюшку, не часто обнимал,
     Да к груди прижимал.
А журавль оклемавшися улетел к своим,
     К своим любимым сородичам.
Он птица подневольная, без стаи жизни ему нет -
     Заклюют до смерти вороги.
Пролетало время равнодушное, беспощадное,
     В живых никого не оставило.
Только змеи ядовитые предательством по сю пору
     Ползают по святой Руси.
Ищут в людях слабину. А найдут - поселятся.
     И всего родного он начинает чураться.
Государству навредить старается,
     Друзей на свою сторону перетягивает.
Но Россия стояла и стоять дале будет.
     Вот и стАрине конец.
Кто слушал - спасибо.
     Кто урок извлёк - мудрец.
А кто запомнил - молодец.


     Поклонился Никита Боянов
Людям нашим в последний раз.
     Вышел на улицу широкую.
А зорька утренняя уж отгорела.
     Ласково солнышко греет,
Так ласково, будь-то влюбилось
     В русскую землю, в девушек,
В пареньков русеньких, в жен и вдовиц,
     В мужиков работных, в старцев и стариц.
Да в сказителя славного, дух укрепляющего.
     Проводили его всем народом 
До околицы, до поля, плуга просящего.
     Каждый Никиту Боянова
В свой дом звал, если будет ему
     В наш край дорога.
Зайду, к Вам, люди добрые,
     Зайду, да попою.
А пока -
            До свидания.



Начата в 1980году. Закончена 19 октября 1986года. Последняя редакция 26сентября 2009 года.