Последнее стихо Сефки

поскольку страничку Севы Пивоварова закрыли, публикую у себя.
он ушел. но память о нем будет жить в наших комментах.

13х14

Допрежь провала с головой в надир,
перекопав сады и огороды
в пылящихся библиотечных сводах
иных поэтов, вышедших в эфир,
наткнулся я, сломав немало лир,
на твердую гранитную породу
сонета. Но, поскольку от природы
ленив и глуп, к тому ж люблю пломбир,
а не гранит, отрёкся я от моды
средневековой пыжиться в угоду
политике восторженных придир.
Читай: сонеты вышли с обихода;
не будь строга к ним, бо я не Шекспир.
Хотя рифмую, как и он свободно.
......................................................

Вот парадокс, надменен и суров,
понять его способен крепкий копчик:
для графомана в деланье стихов
сложней начать, чем вовремя закончить.
Итак, пролог. Мой личный терапевт
(с представой "психо") над моей кушеткой
мне корчит рожи. Мысли нараспев.
Шипя, в стакане плавятся таблетки.
"Какой-то грипп?" - "Обычный мухомор".
"Скажите, доктор, я умру?" - "Ну что вы!
Начните всё с начала до сих пор".
"Мне помнится, в начале было слово".
"Какое?" - "эМ... Мы с ней дошли до фраз.
Я ей сказал: я вас люблю." - "Абзац!"
.......................................................

На букву "М" (здесь будет монолог)
имён и слов известно мне немало.
На букву "М" новорожденный бог
впервые в жизни произносит "мама".
На букву "М" - молчание, молва,
молитва, милосердие... - Минуту!
На букву "М" мне пофиг все слова,
конечно, кроме "матери" и... Плуты
по паспорту иль выходу в реал,
где я с любовью выпадал в анриал,
простого имени, простого, как Мария.
И даже проще - Маша, я б сказал.
Но сколь его в бреду ни говори я,
маяк не брод, психфактор не вокзал.
.......................................................

В вечерний плащ закутав небосвод,
картинно за кулисы мчится солнце.
Закат кровит, как вспоротый живот
заблудшего, но верного японца.
А у тебя - лишь пять часов назад,
но я согласен ждать хоть до рассвета
возможности встречать с тобой закат.
Пусть это ложь, но верится лишь в это.
К тому же дань, кому ты не дала.
Вопрос не в том, хотела не хотела
(ну не шмагла!), знать, карта так легла...
Географически - ты, как невеста, в белом
и далека, как может только тело
быть от души, влюбленной в бла-бла-бла.
........................................................

"Мария - дай!" "Ну что вы за скоты!
Что ни кобель - увы, парнокопытный", -
сказала б ты и глянула сердито,
забыв, что в гневе сексуальней ты.
Я это выдумал, сдувая пыль с открыток,
вернее, с фоток. Пыль - мои мечты,
в которых все стабильно шито-крыто,
в реальности - дешевые понты.
В реальности, где я почти транзитом
от люльки и до мраморной плиты
таскаюсь с христианским реквизитом
и удивлен "когда же мне кранты?"
Хайдеггер мертв. Идя к нему с визитом,
я лишь дошел, как Сартр, до тошноты.
........................................................

Мне скучен факт... и смысл бытия
теряет смысл в глазах пастельных женщин.
В суфлёрской - брань. На сцене - толчея
за скидкой на поношенные вещи.
Особняком, под шапкой зимних крыш,
где потолок в чердак сплетает балки,
скребётся в мозг учитанная мышь,
и кошка чувств спускается вразвалку
с насиженного кресла. За окном
трещит зима. Но в сердце мерный холод.
Я обезбожен. То - не хмель, а солод
стучит в крови. Мне скучно. И потом,
возможно, за сердечным частоколом
скрывается банальнейший облом.
........................................................

Люминисцентной бритвой по глазам,
как малодушье в вспыхнувшей обиде,
вдруг полоснула мысль о суициде,
а может быть весенняя гроза...
(Хотя зима на улице.) Для вида,
сверяя пульс по сбившимся часам,
я взял станок, в пять лезвий, дочиста
побрил лицо и в царствие Аида
направил кукиш, в это время сам
купить из яблок с древа знанья сидр
отправился в ночной универсам.
Заветный враг отшельника - либидо,
из-под забрала, говорит "сезам"
и тащит в дом, где ****ь сидит как идол.
.........................................................

Я не могу, под шёлк твоих волос
спускаясь ниже за рукой досужей
в неистовство рассыпавшихся кружев,
собрать губами терпкий запах роз
и ринуться, как скорый под откос,
навстречу снам, безумствуя, где уже,
вдыхая стоны рвущихся наружу
то ль слов любви, то ль ненависти слёз.
Полихорадив, градусник замёрз.
Мозг надвое раскалывает стужа.
На зеркалах застыл вселенский ужас
моей любви. А ежели всерьёз -
я словно Кай, и мне ничто не нужно,
я лишь хочу под шёлк твоих волос.
.........................................................

Пока пишу (соврать ли, что дышу?
ведь ты сама незрима, как дыханье,
вернее, воздух, муза), очертанье
зимы по календарному фен-шуй
сменилось летней зеленью, лишь у
меня в залатанном кармане
Заместо гринов - скверный Russion money,
и в голове всё тот же белый шум.
На кухне первым блюдом - телевизор.
Рубашку в тон петле напялил диктор.
Как призрак, бродит по квартире доктор
напоминаньем, что всемирный кризис
не миновал. К ним сидя полубоком,
я мух курсором прогоняю с окон.
.........................................................

Мой доктор пьёт и курит анашу,
треножит Время, сочиняет вирши,
глядит в окно. Мгновенье - и решу:
я - это он, а он, бесспорно, лишний.
В его стихах есть прелесть новизны.
Да, прелость рифм штурмует он нахрапом
словечек новомодных. Но из них
я вывожу никчёмность эскулапа.
Они не лечат, только бередят
неясность чувств. Мой доктор, не замедлив,
как будто, препарирует котят,
студент филфака, оказавшись в "меде",
раскупорив, как темечко, коньяк,
латынь мешает с оксфордоффским fuck.
.........................................................

"Проверенную тактику избрав -
вести ночную жизнь анахорета,
беспечно проповедуя - как это? -
"ин вино факин веритос из лав",
вы выпали мечтательно из глав
романа скоростного интернета
в реальную структуру гран-кокета,
душевности и творческого зла,
приняв за акт в отсутствии запретов
попытку самовыразиться за
счёт юмора, иронии, сонетов...
Трагедия, она же песнь козла,
я полагаю, в схожести сюжетов -
пока он пел, закончилась казна".
.........................................................

Уже сентябрь, но лето не прошло.
А было ль лето? - как сказал дальтоник.
На дне бассейна мальчик не утонет,
катаясь на коньках. И хорошо.
Пух не летит. Аллергик, впавший в шок
прийдя в себя, под тополем Джин-Тоник,
причмокивая, дует на балконе
с дальтоником. Я, подавив смешок,
канаю мимо в шлёпанцах и шортах.
Здесь хочется на миг прервать стишок,
и, обернувшись в цельного поэта,
послать сонеты к дантовскому чёрту,
и выложить на сайт из этих шорт
медсправку с красною печатью лета.
.........................................................

Мария, может быть, назло судьбе
сорвёт меня, как с тополей одежду,
в твою Москву и, ежели не брежу,
под фиговыми листьями ЦБ
отыщут нас когда-нибудь. Конечно,
всё преходяще, и нелеп обет
любить до гроба. Неизменна - нежность,
которую рифмую я к тебе.
И если смех, он делает моложе,
а ты одна из нас двоих, кто может
читать без слёз всю эту графомань,
то ты простишь мне - словно неизбежность -
печальных слов помпезную небрежность
и незабудки с запахом "герань".