Если мы отмотаем назад киноленту столетий...

"Пощади мое сердце и душу мою укрепи,
Потому что мне снятся костры в раскаленной степи,
Это время проходит и сны эти очень стары,
 Пощади мое сердце, потому что мне снятся костры...”


Если мы отмотаем назад киноленту столетий,
Интересно, каким человеком в то время был я?
На мохнатом коньке, погоняемом крученой плетью,
Я бы мчал по низинам средь стеблей сухих ковыля.

Я бы был среди первых в отчаянном войске Батыя,
Я бы пел на развалинах дикие песни свои,
И когда б уставал, руша храмы твои и святыни,
Мне б свистели рулады красиво твои соловьи.

Я бы вихрем промчался по всем городам и по весям,
Я рубил бы с седла, не щадя стариков и детей,
И опять-таки в жарком бою я б орал свои песни,
Только песни бы были не те, что сейчас. Нет, не те.

Может, где-нибудь под Ярославлем, от ярости воя,
Я конем чуть не сшиб синеглазого малыша,
Что впоследствии станет фамилии вашей главою,
А сейчас закатился в траву и лежал, чуть дыша.

Может быть, мне твой пращур рванулся бы яро навстречу,
И кто знает, каким был тогда б моей жизни удел?
Может, я бы башку ему снес на скаку в грозной сече?
Может, он бы меня на рогатину сходу надел?

Ну, а впрочем, на этой земле я зажился бы разве?
Нет, скорее всего, моего подсекли бы коня,
И на полном скаку я, конечно же, грохнулся б наземь,
Лисья шапка - знак древнего рода - слетела б с меня.

О, я б дрался, как волк, провалившийся в подлую яму!
Я б рычал, как гиена, чьи ноздри почуяли тлен,
Я б стегал их камчой, бил мечом, рвал зубами, да я бы!..
Но скрутили б меня и коленом прижали к земле.

И когда, захватив пятерней мои жесткие патлы,
Перегнули б под нож, и я в небо взглянул, как баран,
Я, наверное, вспомнил бы вдруг молчаливую бабу,
Что осталась в долине далекой реки Ак-Бура.

Все течет, все проходит, история знает, как надо.
Ей, конечно, видней, и столетий идет караван
И теперь ты спокойно и тихо сидишь со мной рядом,
Я пишу, ты сопишь мне в плечо, русский парень Иван.