Cказки-бусины. 1. Прикосновение

  Она всегда точно знала, что каждый выдох - это чей-то вдох, что холод - просто тепло снаружи, а темнота - изнанка света. Для нее была естественна мысль, что боль, тоска, меланхолия - такие же, как наслаждение и радость, частные случаи счастья, и любые противоположности - суть одно, ведь нет ничего невозможного во множестве вариантов, которым является мир, всё зависит лишь от смотрящего. Вот так. И только любовь она никогда не сравнивала и не сближала с ненавистью, хотя они-то как раз самые близкие из всех антиподов.
  Её жизнь, необыкновенно полная, всегда била ключом: краски, запахи, звуки... - нескончаемое переплетение ощущений, где даже серый цвет - ярок, а сумерки - распахнутые настежь двери, где тишина - переливается музыкой, а покой - насыщен движением.
  Когда шел дождь, она видела огромный космос, подсовывающий свое урчащее нежное брюшко девочке-земле, чтоб та его почесала; ей нравилось любоваться, как мириадами блох, падают под ноги и весело скачут капли-звезды, как один за другим в сгущающейся темноте вылупляются горячие колобки лун в окнах домов.
  Когда она слышала ложь (та звучала для неё крошечными льдистыми колокольчиками), она нередко находила её даже истинней правды, ведь правда может быть у каждого своя, а ложь чаще всего едина для всех. Еще она была немного рассеяна: путала дни недели, дни и ночи, рассветы с закатами, рано и поздно.
  Иногда ей казалось, что люди - это шарики с гелием: летают под потолком, тычутся в его закопченную поверхность, желая взлететь глубже, а за потолком внутри, конечно же, прячется теплое небо... Там же, где качается назойливый мячик солнца, на самом деле, воды бескрайнего океана, и, что, когда из кого-нибудь вдруг выходит весь газ без остатка, он падает вверх, превращаясь в свободно парящую полупрозрачную рыбу-облако. Так она считала.
  А еще ей было известно, что времена года - это большууущая ромашка на васильковом лугу. В начале марта на ней появляется маленький плотный бутон, он растет, набухает, начинает потихоньку раскрываться, и к концу мая уже полностью распахивает свои лепестки. Три месяца этот жизнерадостный цветок пачкает всем кожу желтой пыльцой загара, а потом сорванец-ветер, пригнав на выпас отары туч, начинает гадать "любит-не любит" и, так увлекшись, обрывает все до единого белые легкие язычки, и летят, летят, летят они до самого конца февраля.
  А сколько секретов она насобирала в свою пушистую голову - не счесть. Хотя бы то, что слоны - это взрослые и выцветшие под солнцем бабочки, вы знали? Те же уши-крылья, те же хоботки. Нет? А что ёжики - ожившие щетки, ёршики, булавочницы и игольницы? А что небо заваривают, и как это правильно делать? Ей, например, больше всего нравится не очень крепкое с бергамотом и малиновым вареньем, она старается пить его по вечерам. Бывает, правда, иногда и утром заварит, но реже, утром приятней на травах. Вот так. И её совсем не смущает, что одни вещи, в которые она верит, могут абсолютно противоречить другим...

  В Городе никто не знал, когда и откуда она появилась, где в точности живет, как ее имя, все звали это взъерошенное быстроногое чудо исключительно: "Наша сумасшедшая", - ну, или просто: "Юла", - но без всякого, ласково. А она улыбалась..., открыто, искренне..., так, что, глядя на нее, становилось горячо и светло, и казалось, мир совсем не тускл и не скучен, что он полон радостных тайн, и каждого без исключения за ближайшим же поворотом ждут никак не меньше миллиона волшебнейших сказок.