Яблочные сны

За опустевшим, но все еще крепким деревянным домом раскинулся небольшой яблоневый сад. Прежний хозяин ухаживал за деревьями, и яблони троекратно платили добром, отдавая последнее, что есть у них – плоды. В день продажи дома и участка старик просил заботиться о саде. Объяснив, что никогда не бросил бы дом, если бы не собрался уехать на родину. 
- Красивая яблоня, - улыбаясь краешками губ, произнес Вадим. – Нравится!
После смерти восьмилетнего сына Андрея прошло два года. И только теперь Вадим чувствовал тихое успокоение и ощущал, что все еще жив. Жена уехала в другой город к родственникам. И не осталось никого и ничего, кроме воспоминаний…

Разросшееся многолетнее дерево раскидало ветви с пышной листвой и крупными, налившимися соком и силой, яблоками. Сосед Ванька, коренастый мужичок лет тридцати пяти, успевший рассказать обо всех подробностях местной жизни, состроил кислую мину и покачал головой.
- Эх, брат, я смотрю, ничего ты не знаешь…, - вздохнул он. - Дурное это дерево. Ох, дурное! Здесь в поселке поговаривают, прежнему хозяину не раз несчастье принесло. В грозу ветка отвалилась и зашибла пса. А пес-то чудо был, сторожевой, дрессированный! Палыч места себе не находил, даже хотел срубить яблоню, да разве ж поднимет руку на свое детище… Растил всю жизнь, ухаживал… Жена Палыча отравилась яблоком и померла, царство ей небесное... Была моложе старика на двадцать лет. Никто не думал, что Палыч переживет ее, здоровая была баба, сильная. С тех времен люди замечать начали, как по ночам ветви шевелятся, и звуки странные доносятся, будто хруст костей, - сосед в спешке перекрестился.
- Ну, прямо райский сад, змей-искуситель и набор привидений. А, может быть, и леший, избушка на курьих…? - хмыкнул Вадим и отправился за машиной, которую оставил на дороге. Надо было перегнать форд во двор – обратно в город новый хозяин дома не спешил. Отпуск он решил провести на природе, где можно отдохнуть и забыть о городских делах. Здесь забот хоть и много, но другие они, эти заботы - не как в городе. Суеты нет, от которой Вадим за последнее время устал.
- Зря смеешься, - обиделся Ванька. – Дерево зачарованное, это тебе любая бабка скажет.
- Да иди ты, Иван, - отмахнулся Вадим. – Мне не до глупостей.
- Иногда, правда, желания исполняет, - все еще бормотал тот, словно не мог остановиться. - Но как водится – только если намерения благие… Для этого надо в полночь встать под зачарованную яблоню и ждать, думая о том, чего хочешь. Бахнет заколдованное яблоко по башке и сразу же наступит прозрение! Увидишь и прошлое, и будущее, как будто в кино на экране! А следом и желание исполнится, если помыслы чи…
- Иди уже, - Вадим строго посмотрел на Ваньку. – Делом займись, чем байки травить!
- Да как хочешь! Только не говори потом, что не предупреждал! – сплюнул Иван, поправил на растрепанных волосах кепку и пошел прочь.

***
Вадим мысленно усмехнулся, подумав, что, скорее всего, новые соседи сочтут его заносчивым городским обывателем, который попал сюда, в отдаленный уголок природы, по ошибке. А может, таким он и был… Посторонним, чужим для них. Чужим для всех. Только здесь, вблизи к земле, он впервые за долгое время ощутил себя свободным. И даже воспоминания об Андрюше, словно тихая речка, спокойно и без всплесков заполняли пустоту…
Вадим загнал машину в металлический гараж, примыкающий к сараю, и закрыл дверь на замок. Теперь можно было рассмотреть все детали, которые ускользнули от взгляда раньше. Изнутри дом оказался просторным и светлым. В углы трех комнат сложными плетеными узорами впечаталась тонкая паутина, а старая мебель, оставленная прежним хозяином, создавала атмосферу довоенных времен. Массивный шкаф с тяжелыми дверцами и металлическими ручками, резной комод и тяжелые стулья с не менее замысловатым узором на спинках – предметы создавали ощущение тяжести и неповоротливости. И между тем Вадиму было легко. 
К вечеру, разобрав сумку с вещами, новый хозяин улегся в прохладную скрипучую кровать и включил слабый ночник, предварительно очистив его от пыли.
«Отличный дом, - думал Вадим, ; с первого дня знакомства почти родной. Видимо, не зря все это… Все не зря…» Постепенно звуки затихли вместе с угасающим в сумерках днем, и только ветви старой яблони все еще шумели на ветру, то наклоняясь к окнам и к земле, то снова, словно окрыленные, взлетая ввысь. 

Посреди ночи Вадима разбудил звук за окном. Несколько поленьев, горкой лежавшие на тропинке у дома, с шумом раскатились по земле. В этот момент Вадим заметил, как мимо окна прошмыгнула небольшая тень и скрылась. И снова стало тихо – ни звука, ни движения. Только огромные настенные часы размеренно тикали, растворяя привычный для слуха звук в темноте. Протерев сонные глаза, Вадим непроизвольно потянулся к ночнику, но внезапно остановился и убрал руку от выключателя - во дворе проскрипели доски деревянного настила. Незваный гость вел себя неосторожно, и, скорее всего, не знал, что в доме кто-то есть. Вадим неслышно спустился с кровати, натянул брюки и, прихватив предназначенный для печки обрубок полена, пробрался к двери.
Ночной воздух обжег легкие прохладой. В успокоившемся саду шелестели яблони и тихо, почти в унисон, поскрипывали калитки заборов – своего и соседского…
Ветвь яблони, той самой, которую накануне днем Ванька назвал зачарованной, громко хрустнула и, переломившись, упала на траву. А следом с негромким вскриком пролетела тень. Вадим, непроизвольно сжав кусок полена в руке, прокрался между деревьями по тропинке. Несколько секунд спустя тень неуклюже поднялась, выпрямилась и со стоном потерла ушибленное место. Вадим тихо выругался и тоже, выпрямившись в полный рост, быстрыми шагами пошел к яблоне…

И вдруг Вадиму отчетливо показалось, что он видит фигуру сына. Маленький худощавый мальчик с тонкими руками прятался около яблони. Сердце дрогнуло, Вадим опешил и выронил полено…
Мальчишка в страхе отскочил назад и замер на месте, округлив испуганные глаза. Надкусанное яблоко вывалилось из разжавшейся ладони и, упав, неслышно прокатилось по влажной траве. Слабый лунный свет озарил лицо, и Вадим напряженно выдохнул. Почудилось - не Андрюша. И как только мог он потерять бдительность? Поверить, пусть даже на миг…
- Откуда взялся? – хрипло спросил Вадим, всматриваясь в темноту.
Мальчишка подался назад, собираясь сигануть обратно на дорогу через дырку в заборе, которую только теперь стало заметно.
- Я живу здесь, недалеко, - пробубнил паренек, ткнув пальцем в сторону проселочной дороги.
– Воруешь, значит? По ночам к соседям забираешься? – нахмурился Вадим.
- Нет, что вы! – испугался мальчишка и опустил глаза. – Я бы никогда не стал воровать, жизнью клянусь!
- И впрямь? - засомневался Вадим, - А зачем же тогда приперся в чужой сад? Зачем яблоки рвал?
- Есть хочется…, - с трудом выдавил парень.
Слова застыли у Вадима в горле.
- Как звать-то тебя? – спросил наконец.
- Сёмка, - неуверенно отозвался мальчик и притих.
- Скажи, ты тоже думаешь, что эта яблоня зачарованная? – неожиданно для себя спросил Вадим.
- Не знаю, - уставился тот огромными глазищами. – Но яблоки вкусные!
- Ну, пойдем в дом, Сёмка. Чего мерзнуть-то… - откашлявшись, проговорил хозяин. От сырости голос не слушался, то и дело сходя на хрип…
Вадим поставил перед Сёмкой тарелку картошки, оставшейся с ужина, и сделал мальчишке бутерброд. Вместо привычного чая – стакан теплого молока. Перед глазами же то и дело возникал Андрей, такой же тихий и напуганный, как этот бродячий мальчишка.
Семка неуверенно принялся за еду, осторожно поглядывая на мужчину светло-голубыми глазами.
- А где твои родители? – поинтересовался Вадим, пока мальчик уплетал ужин.
- Нет у меня никого, один остался, - опустил голову Сёмка. – Давно уже, - словно предупредив следующий вопрос, глухо добавил он.

***
Интернат – в самом центре деревни, и как только его можно было не заметить сразу? - корил себя Вадим. Дорога мимо ведет. Значит, проехал, не посмотрел на деревянное двухэтажное здание с большими окнами и облупившимися форточками. Не заинтересовался, не придал значения… Перестал замечать то, что окружает. Как давно? Вчера, позавчера, а может два года как не видит, словно ослеп… Два года, как остался один. Вадим знал, что у одиночества горький привкус, и теперь эта горечь заполнила собой все – дом и сад, и проселочную дорогу под колесами машины... Вадим вдруг понял, что даже здесь он по-прежнему одинок. Ничего не изменилось… Рано он успокоился, рано дал себе передышку...

Наевшись вдоволь и ответив на вопросы хозяина дома, Семка ушел. Дав обещание зайти на днях. Вадим задумался. На столе слабо потрескивал ночник. Дети, брошенные, бродячие, они покоя не дадут, не говоря уже о том, что станут постоянным напоминанием об Андрюше. От неприятных мыслей помрачневший Вадим с самого утра отправился к соседу.
- Нет, ну надо же, дети по ночам бродят, - удивлялся он, когда Ванькина жена разливала крепкий, только что сваренный кофе. Аромат зерен ударил в нос, и у Вадима перехватило дыхание.
Яблоки, сочные с кислинкой, кофе – здесь все было настоящим, и сама жизнь казалась неподдельной. Вот только напоминание о прошлом подтачивало изнутри…
- Говорил же, совсем ничего ты не знаешь о здешних местах, брат, - ехидничал Иван. – А секретов еще – ой как много! – он повел вверх указательным пальцем.
- Да какие секреты? – Ванька схлопотал от жены подзатыльник. – Не о том он, дурень! Парнишку ему жалко, вот и не может в себя прийти с ночи… Да и кому их не жалко-то, брошенных… - вздохнув, женщина присела на край кушетки. – Ничего хорошего этих ребят не ждет впереди…
- Зря подкармливаешь, - слова Ваньки будто ножиком полоснули Вадима. – Набежит свора, не отделаешься потом…

Однако даже спустя несколько дней свора не появлялась. Появлялся только Сёмка, почти каждый вечер. Вадим оставлял калитку открытой, но гость неизменно выбирал ту самую дырку в заборе. Словно чувствовал, что не вправе входить через дверь.
- Почему бы не зайти как человеку? – сердился Вадим и строго смотрел на мальчишку.
- Так лучше, - отговаривался Сёмка, - привычнее…
- А в дверь почему не стучишь? – недоумевал Вадим, когда в очередной раз заставал продрогшего мальчика под старой яблоней.
- Нравится мне дерево, - тихо бормотал Сёма. – Хорошее оно. Доброе.
- Дерево, значит, доброе, - в шутку ворчал Вадим. – Это оно, значит, тебе пожрать дает?
- И оно тоже, - улыбался Сёмка, захрустев сочным яблоком.
- Врешь, - посмеялся хозяин дома. – Не иначе как веришь в эту чушь – будто яблоня зачарованная. И желание загадываешь. Признавайся!
- Не верю я ни в какое волшебство! – отрезал Сёмка, и на его на глаза навернулись слезы — крупные, горячие, детские.- Если бы и вправду было оно, то все изменилось бы, понимаешь?! - мальчик подавил глухое рыдание.
- Ну, и правильно… - Вадим по-отечески хлопнул его по спине. – Не грусти, пацан. Волшебство, может, и существует. Только оно отдельно, а жизнь тоже отдельно… Не суждено им вместе, - и усмехнувшись, потрепал Сёмку по волосам.


***
Целый день сидеть взаперти казалось невыносимым. Ребята снова подшутили и закрыли дверь на щеколду, когда Сема забрался взять книжку – старую, с потрепанной обложкой, про войну. А сами поди-ка убежали в лес, забыв о "пленнике", собирают и едят чернику, пачкая руки и рты. В прошлый раз уборщица тетя Маша пришла за ведром и выпустила, но приходит она только по утрам, так что сидеть Семке оставалось еще долго – почти всю ночь. В углу валялась разодранная телогрейка, и сейчас как никогда мальчишка обрадовался ей. Закутавшись под самую шею, он забрался к стене и задремал...
Через несколько часов запах гари ударил в нос, и Семка очнулся. Из-под двери тонким шлейфом пробирался едкий черный дым, очень быстро заполняя собой маленькую кладовку. Семка бросился к двери, та по-прежнему была заперта. Тогда мальчик что было силы заколотил в дверь и закричал. Снаружи происходило нечто странное, Семка услышал шум и крики. В испуге он метнулся к стене и дрожащими руками схватился за волосы. Потом он снова закричал…

***
До отъезда в город оставалось два дня. Отпуск пролетел незаметно. Прошло три недели, и Вадим окончательно привык к дому и людям, которые его окружали. Незаметно привязался и к Семке, который теперь проводил много времени в его доме. По выходным они ходили в лес за грибами, иногда – на рыбалку. И всегда Семка был рядом. Как когда-то давно Андрюша…
 Вадиму не спалось, мысль об отъезде оказалась на удивление неприятной. Взяв пачку сигарет и зажигалку, Вадим вышел на крыльцо. Прошлой ночью снова кошмар приснился. Про Андрея. Вязкий, затягивающий в себя, сон. Вадим не мог понять, что происходит с ним, почему странная тревога, как в прежние времена, вдруг просочилась из ниоткуда. В воздухе пахло гарью, и Вадим подумал, что, наверное, где-то далеко в лесу пожар. Яблоня тихо шелестела листьями, и сквозь шелест слышалась ее тихая песня.
- Исполни желание, единственное, - прошептал Вадим, прислонившись спиной к сухой коре. – Может, и вправду ты зачарованная и понимаешь все, что говорят тебе, - он прислушивался к собственному дыханию.
Яблоня молчала, ветви ее успокоились и замерли.
- Не хочу больше жить прошлым, - выдохнул Вадим. – Два года не испытывал ничего, кроме равнодушия. И вдруг паренек этот, Семка, жалко его, почти сроднился. Как сына жалко… Заберу его с собой. Уже решил.


***
На крик никто не отзывался, дверь не поддавалась. Семка лихорадочно соображал. У противоположной стены стеллаж со старыми книгами, которые давно уже никто не читал, только тетя Маша брала себе домой, да он, Семка, прятал под подушку... И вдруг мальчик вспомнил. Раньше здесь была комната. Совсем маленькая, но настоящая – с дверью и большим светлым окошком.
Дым тем временем наполнял маленькое помещение, и Семке становилось трудно дышать. Изо всех сил мальчик толкнул полки, и стеллаж, покачнувшись, упал на пол. Раскрытые книги рассыпались, скрывая потрескавшийся линолеум пожелтевшими, местами изрисованными, страницами. Семке повезло – окно не замуровали. Видимо, в свое время, когда из помещения сооружали кладовую, не хватило кирпичей. Шпингалеты на раме заржавели и не поддавались. Схватив почти развалившуюся трехногую табуретку, Семка, размахнувшись, ударил по стеклу, и мельчайшие осколки кусочками незамысловатой стеклянной мозаики рассыпались по полу.
За окном в безмятежном спокойствии стоял лес. Здание интерната горело, с противоположной стороны двора слышались крики, а вдалеке гудела сирена сельской пожарной машины. Тяжело дыша, Семка выпрыгнул наружу и, не оборачиваясь, помчался прочь.