Мэри Ярова Мой Чингиз-Хан

Мой Чингиз-Хан,
Твоя рабыня ухитрилась
И где-то очень простудилась.
Спала сегодня вся в жару,
Проснувшись рано по утру,
Припоминала я виденья,
Которые,  ворвались в сновиденья,
Мне снилась степь ночная
И зарево вдали,
Я знала, что мы прячемся
Из дома от врагов ушли.
Раздался топот лошадиный,
Гортанный крик,
В объятьях чьих-то жарких
Я очутилась вмиг.
От ужаса глаза закрыла,
Но отразился в них,
Твой образ первозданный,
Он был так дик!
Глаза неистово горели,
Свисали кудри до плеч
И шкуры тигров покрывали
Твой торс и спины лошадей.
Забросил ты меня на лошадь
И ускакали от людей
Мы в степь далёкую, ночную.
Сжимал в объятьях чуть живую,
Дрожавшую от ужаса, без сил.
Потом в траву высокую спустил,
Разжёг костёр, достал еду
И стал меня из бурдюка вином поить,
И что-то непонятно, но приятно
На языке любви мне говорить.
Я постепенно оживилась
И поняла, что мне не убежать.
Ты сбросил сумы перемётные,
Рассыпал золотые украшенья,
Смеясь, их в мои косы стал вплетать.
Они сверкали и чарующе звенели,
Им вторили во тьме цикады трели.
Цепями золотыми меня ты всю обвил
И тело поцелуями покрыл,
И наконец, сопротивление сломил.
Сплелись телами мы как змеи,
Блаженство это трудно описать.
Лишь лошади вдали уздечками звенели.
Вот звёзды стали потухать,
Набата звон послышался  вдали
И все видения ушли.
На смену им действительность пришла,
И жаркие объятия монгола,
К большому сожаленью унесла.