О недолгом плавании к берегам надежды

И половины от одной шестой за век недолгий свой не истоптав,
Я никого не видел, кто с тобой сравниться мог хоть в чём-нибудь.

Устав,
Подрастеряв в дороге чёрный волос, я вдруг решил писать тебе письмо,
Поскольку страх, что потеряю голос, тебя увидев, был весьма весом.
Слова я взял, отставив препинанья, у алфавитов умерших взаймы.
Чернила я нашёл в воспоминаньях, пером водила по бумаге мысль.
Конвертом стала винная бутылка, а этикетка - маркой. Почтой мне
Послужит море: выну из копилки и брошу в волны несколько монет.
Насколько я наслышан, Посейдон с тех, кто и так достанется ему,
Не просит чаевых: морской закон, - я втрое больше брошу потому.

Забыв спасательную лодку смысла, фрегат надежды ставит паруса.
Я спать ложусь и просыпаюсь с мыслью о том, что, можеть быть, твои уста
Сейчас невольно произносят имя того, чьё держишь ты в руках письмо,
Что, может быть, молитвами твоими я жив ещё под этим небом. Но
Слова, набрав критическую массу невыссказанных вовремя основ,
Становятся критическим балластом для судна у враждебных берегов:

Письмо, до адресата не дойдя, пустило пузыри на дне стакана
Граненого, тем самым перейдя в другое отделение почтамта.