В ту сторону

Муха жужжит на стекле, послушай, Феллини,
В эту форточку трем подряд не пролезть старухам.
Дни наши так скучны, мы сочны, как дыни,
А ты говоришь – блаженны, кто кроток духом.

Вот эта девочка в платьице сером цветник поливает, млея.
Сверху большой ледник или аэроплан бесшовный.
Думает: «Я – в беспридаточном Саломея,
У меня изо рта растет незабудка, а за окном Коломна».

Эта старуха – в авоське голову, милый-милый,
Кто поцелует тебя, если рот мой забит землею.
Девочка-девочка, как твоё имя? (Статистика за могилой).
Можете спрашивать – я всё равно его не открою.

Вот вторая старуха за ней несет опахало,
Мальчик в матросской шапочке спит и читает Тракля.
Где мы теперь? Вот здесь нас довольно мало,
И на ветру развевается стройно пакля.

Она говорит: «Целуй его в губы  - он воскреснет в минуту,
Будет, как прежде, пить кефир, курить у дверей маршрутки».
Это другой прибой – возвращение в плоть-каюту,
Морская болезнь, променад на палубе, соль без шутки.

Третья старуха ведет болонку – ты воплотишься ею,
А он будет птицей – павлином, зябликом (ворон хуже).
Я смотрю на тебя, в себя заглянуть не смею,
 Я пою тебе песнь о чужой любви в этом ржавом душе.

Жизнь, проходящая мимо, имеет вид пластилина –
Иногда пронесется, как снежный ком, иногда прирастет к суставу.
Кто же будет любить тебя, если плоть наша здесь едина,
Но на несколько сот отличается по составу.