Странный посетитель

Дом-музей сэра Джона O’ Stampae.
Был он славен лет двести назад,
Но случилась нелепая драма
И исчез этот яркий талант.

Был тогда он заметной фигурой
Элегантен, этичен, речист,
И служил ему с певчей натурой
Благодарный всегда пианист.

В тронной зале сидел он, играя
На рояле с улыбкой в глазах,
И стоял перед ним, напевая,
Мим в одних только жёлтых носках.

Постоянно теснились там дамы
С веерами, колье, декольте,
Возле окон маячили хамы
И вороны с лесов La‘ fonte.

И всегда был живым украшеньем
У камина из пышных гвоздик,
На портрете – в тройном воплощенье –
Божества неизвестного лик.

И сливались в неясные речи
Чьи-то шёпоты, чьи-то слова,
И хозяина впалые плечи
Возвеличивала голова.

Был особенно в день тот он весел,
Как всегда элегантен, речист,
Вновь с улыбкой дарил ему песни
Благодарный во всём пианист.

У рояля стою в зале тронной,
Ощущая стремлений полёт –
Воссоздать этот номер коронный,
Добродушным ваятелем нот.

Но кошмарных предчувствий аккорды
Воспалённый съедают мой мозг,
Будто некий дух злобный и гордый
Леденящий наводит здесь лоск.

Только он резвых песен наперсник
Отуманен,  задымлен и нем,
Будто клавиш игривый кудесник
Без него развлекает Эдем.

Ну так, где же ты смех-триумфатор,
Попечитель затравленных слов,
Где ж ты, огненной воли крематор,
Обрамлённый сияньем носков.

Кто-то мудрый, безмолвным движеньем
Любопытство моё утолил,
И моею рукой – провиденье! –
ОН рояльную крышку открыл.

Там на клавишах, в жиже кровавой,
Источая неслыханный звук,
Возлежали вершителя славы
Кисти двух перерубленных рук.

Этот холод безумного эхо
Мне знаком боле двух сотен лет:
Я не смог удержаться от смеха –
Столько лет я хранил свой обет.

Вдруг зажёгся настенный светильник!!!
; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ;
; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ;
; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ;

Горе мне! Столько лет быть на строже,
Чтоб затем побывать в дураках;
Некий призрак, обтянутый кожей,
Перекрыл мне дорогу в дверях.

Сколько мук я изведал, пытаясь
Отыскать к этой правде свой ключ,
В бездну эры стремглав, направляя
Своего целомудрия луч.

Оттолкнул я объект прокажённый,
Но пред тем, как исчез он, узрел –
Это был мой кумир, озарённый
Красотою забытых Морелл.

Он, как прежде, хранитель музея,
Но, увы, не остёр, не речист…
За роялем, меня лицезрея,
Благодарный сидел пианист.

Я на улицу вышел… был вечер.
Все ненужные всплыли слова,
И на ставшие впалыми плечи
Опустилась моя голова.

Глупый пёс шёл за мной, провожая
Странным взглядом небрежный мой взгляд,
И о встрече возможной гадая,
Я спустился по лестнице в парк.

Там теснились знакомые дамы,
С веерами, в колье, декольте;
Возле низ всё маячили хамы…
Шёл на встречу со мной Lafonten.

Толстый посох сжимал он сурово,
Ускоряя свой шаг роковой…
Как до боли всё это не ново,
Только где же тот образ тройной?!.

Но месье улыбнулся лукаво –
Я увидел в игривых глазах,
Как сияет вершителем Славы
Мим в одних только жёлтых носках.