Казнить иль миловать себя? Гл. 1 Русский дух ч. 1

«Здесь Русский дух, здесь Русью пахнет»…. Кто из нас не помнит этих слов из русских сказок? Наверное, все помнят. Но что же такое «русский дух?  Где искать его и как понимать?

                ОТ АВТОРА:

     Перед написанием второй части книги я решила опубликовать ещё раз ёё по главам, а поскольку жизнь продолжается, и вопросы её переустройства не закончены ни для меня, ни для нашего народа, то и книга будет продолжена в виде дневника. Потому, что события настолько уплотнились, что каждый день приносит что-то новое, и приводит к устареванию прожитого, а потом оно уже начинает казаться мелким и несущественным, и о нём не захочется говорить, но без него этого вчерашнего дня, как в песне с выкинутыми из неё словами....
Предупреждаю сразу, я не писатель, не поэт, не историк... Это лишь мои размышления, обычного человека, который попал в жернова нарастающих событий, и который, как гражданин, не может не сказать о своих позициях обществу, и, как мать и бабушка, не должна оставить свою семью на произвол Иванов, не помнящих родства своего.
Может быть кто-то захочет, чтобы и его мысли или записи попали в эту книгу, и я, как автор сочту их полезными, я буду их включать сюда в виде анонимных или поимённых высказываний. Почему здесь иногда встречаются стихи, просто мои стихи - это мой дневник, хотя они не изящны,не грамотны, но времени мало, и я не хочу тратить время на пересказ тех мыслей и чувств, которые уже зафиксированы и  пережиты.
                Татьяна Линникова
 
Казнить иль миловать себя?
   Наступили страшные дни в моей жизни. Семья из девяти человек… есть нечего, нет работы, нет надежды. Все равно я пыталась и пыталась выкарабкаться. Но то инфляция, то болезни детей и несчастья.  И все-таки,  я пыталась.  После страшного финансового кризиса 1998 года, бизнес пошел под откос. Стеной наступают кредиторы. Муж бросил. Дети не понимают, почему так случилось, совесть мучает, что не смогла справиться… Но я пытаюсь. Сделала магазин, штрафами замучили. Преподаю в университете, зарплату не платят. Создала компьютерный клуб, обокрали,  опять сделала, выпилили решетки за пятнадцать минут и все вынесли… В  довершение всего усугубилась старая болезнь. Кровь хлещет, как из брандсбойта уже пятнадцатый день. Дети подступают все время: «дай денег, дай денег…  кушать нечего, твой внук умирает с голоду». Больше не могу. Уже даже на отчаяние нет сил…  Все… Я сдаюсь. Рука потянулась к пачке димедрола и бутылке с водкой. Когда-то я хоронила свою подчиненную, совсем молодую,  которая после нескольких таблеток димедрола и пары рюмок водки, умерла. Я не хочу больше жить, я устала.  Эта вечная за всех ответственность. Как они меня достали. Почему я должна за всех думать. Слезы душили меня. Слезы горькой обиды на детей, на мужа, на судьбу, на друзей, и жалко, как жалко себя. Ведь я одна фактически, никому не нужная. Родителей давно нет. Я одна… совсем одна. Не остановиться от этой истерики, Никому не интересно, что я истекаю кровью. Телефонный звонок. Звонит мое тридцатилетнее дитятко и с первых слов:
«У меня трагедия, у меня нет совсем еды, муж бросил».
Господи! Ну почему я никогда не мучила своих родителей моими проблемами, а мои дети даже для приличия не спросят о том, жива ли я, как себя чувствую?.
«Ну, а что ты еще скажешь?»
-Грубо ответила я. На том конце провода со злостью и удивлением швырнули трубку.
 Продолжая обливаться слезами, я накарябала вместо предсмертной записки:

Пришла  пора… Обычная       дорога…
Вдоль    берега     родного     паруса…
Но  больше нет  ни  дома, ни  порога,
Не      обступают     верные   друзья!

Покинул        «преданный»   любимый,
С презреньем   отворот дала  семья,
И    в     жизни   небывало      длинной,
Настал     момент:     казнить     иль
Миловать себя?

За пару  лет  случилось  очень  много,
Пришла    я     к     вере     во    Христа,
А    вот   сегодня   проклинаю     Бога!
Его         кляну,        а         не        себя!

Я человек, терпевший    очень  много,
И    голод     знавший      и        любовь!
И    я     сегодня    проклинаю       Бога!
За  то,  что   нужно   вновь   и    вновь

Вести         мучительную          битву,
За        хлеба          горького        кусок,
И      снова      чувствовать      обиды,
Не   пряча      голову     в    песок…

Ну   почему  я   родилася   русской?
Живут      же        немки      хорошо,
У них береза не бывает  грустной,
И тяжкий груз  не давит на  плечо.

А   если   завтра   так    случится,
Что   распрощаться   нам  судьба,
Запомните:  Я   не  бывала низкой
И  мыслей злых не  знала никогда!

Поставив точку, утерла разбухшие от слез глаза и решительно выпила рюмку водки,  и начала распаковывать димедрол. Опять зазвонил телефон. В голове пронеслось: «Какая теперь разница?..», А рука машинально поднесла трубку к уху:
«Татьяна! Але, але…»  Звучал знакомый Лидкин голос  Я сопела в трубку, а она повторяла: «Ну что молчишь, ты слышишь?». У меня не было сил отвечать,  и бросить трубку тоже не было сил, ведь это была последняя ниточка, последний разговор в моей жизни. Не удержавшись, я громко хлюпнула носом. Потом сказала: «слушаю…» Она в ответ: «Поехали завтра в монастырь».  Даже для человека, находящегося в предсмертном состоянии, услышать такое, было как-то странно. Я подумала, что может, у Лидки уже крыша съехала... Потому что, и у нее было полно проблем. Всякие мысли проносились в моей голове, пока она уговаривала меня и что-то объясняла. В конце концов решающим стала такая моя мысль:
« Лидке я обязана многим, почему бы перед смертью, не сделать ей приятное, раз ей так хочется в монастырь, то пусть будет монастырь…» Думая так, я канючила, что нет денег, и я не доеду туда, потому что залью весь автобус кровью.  Она парировала, что возьмет меня в поездку без денег, потому что, все равно два места свободны, и что, я могу взять подушку старую и клеенку, а потом мы все это выбросим. Я, конечно, с трудом представляла все это. Но теперь-то я знаю, что весь этот бред моя подруга несла, зная точно, что доеду я туда нормально и, что подушка даже может и не потребоваться. И вот утром, шатаясь от слабости я доползла к автобусу на Ушаках (пл. Ушакова в Севастополе) и водрузилась в него с подушкой. Странная компания была в автобусе. Все в платочках. Читают какие-то молитвы. Надо сказать, что я до этого ни разу не слышала молитв и в церкви не была никогда.  Сидеть было утомительно. Все ныло. Приехали в Симферополь. Меня  потащили к каким-то мощам. Помню я все это плохо. Приехали в Тополевку. В церковь я даже не пошла. Села на скамеечке в аллее из высоких красивых деревьев. Моросил дождь. Холодный ноябрь. Вокруг стена влаги: то ли дождь, то ли туман. Я всегда любила осень, дождь и лес. Мне хорошо было сидеть здесь. Мимо проходили монахини. Очень красивые лица. Косметики нет, черты лица неприметные, а какой-то внутренний покой и доброта в лицах делают их очень красивыми. «Как красиво» думала я, медленно поднимая глаза на верхушки деревьев и окружающие горы. Мне было покойно и не хотелось шевелиться. Потом меня повели в купель. Все стали окунаться, читая молитвы. Я потрогала ледяную воду и решила, что мне незачем испытывать такой кошмар перед смертью.  Я всегда была человеком смекалистым и подумала, что есть простой способ отвязаться от купания, никого не огорчая. Я подошла к монахине и спросила: «А разве можно купаться в купели в период месячных? Вода ведь запачкается». Монашка, естественно, ответила, что нельзя. Я, пытаясь, состроить несчастное лицо по этому поводу, сообщила об этом Лидке. Но Лидию Александровну, как я теперь знаю, нельзя остановить в вопросах, связанных со спасением заблудших душ. Она подлетела к монахине и сказала ей, что речь идет не об обычных ежемесячных женских проблемах, а о болезни, которой страдает человек (имелась в виду, конечно, я). Монахиня поняла свою ошибку, взяла ведро и окатила меня ледяной водой, потом, еще и еще раз. При этом она приговаривала: «Да будет вам по вере вашей». Я даже завизжать не успела, опешив от такой наглости. Потом я, кое-как,  сменила одежду. Лидия Александровна стояла рядом и говорила мне: «Вот видишь, как все хорошо устроилось, а ты переживала…» Потом вся группа отправилась к источнику в лесу еще купаться. Надо сказать, что были среди них и бабушки с костылями плавающие, словом, полный кошмар. Наконец я осталась одна. Удивительное чувство покоя охватило меня. Созерцание природы в полном одиночестве… Ушла куда-то жалость к себе и мысли о проблемах сменились ровным безмысленным состоянием. Как хорошо. Как хочется всегда быть в таком покое. По разным причинам, мы все никак не уезжали оттуда. Кровотечение не прекращалось, но меня это, почему-то, не волновало. Наконец, я вернулась домой, повалилась без сил на кровать и заснула крепким и почти счастливым сном. Утром, я обнаружила себя абсолютно здоровой и, что самое удивительное, у меня возникло чувство какого-то приобщения к чему-то очень прекрасному.  Потом я спросила у Лиды о мощах, она рассказала мне историю нашего современника Архиепископа Крымского Луки, мощи которого мы видели. Я прочитала в последующие дни его книгу «О духе, душе и теле».  Архиепископ Крымский святой Лука – потомок княжеского рода Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий родился в конце 19 века в гор. Керчи. Стал он в своей жизни и доктором медицины и профессором Богословия. Ни на минуту не прерывал он своего служения Богу, будучи священником, и людям, будучи врачом.