Корабль смерти 2 - Ship of Death by Lawrence

David Herbert Lawrence (1885-1930)
Ship of Death (version 2)

Я пою об осени и об осыпающихся плодах
и о долгом путешествии в страну небытия.
Яблоки падают словно огромные капли росы
чтобы разбиться и покинуть себя.
Построил ли ты корабль смерти, о, построил ли ты его?
Построй же корабль смерти, ибо скоро он будет нужен!
Может ли человек упокоить себя сам
обнажённым кинжалом?
Ножами, кинжалами, пулями, – всем этим можно
уничтожить себя и разрушить выход для души
но упокоение ли это, о, ответь, упокоение ли?
Упокоение – это конечный пункт долгого путешествия
самого долгого путешествия в страну забвения.
Ускользает душа, невидимая, вся закутанная
в белые рубашки мысленных образов
в тёмно-красной невидимой
мантии умирающих воспоминаний.
Испуганная и одинокая, душа бежит из дома
или же её изгоняют
на поиски себя у границ бытия, где толпы толпятся.
О, это не так просто, скажу я вам, совсем не просто
отправиться спокойно в долгий путь, самый долгий путь.
На грани бытия, сумеречный берег теней
усеян неясными останками крушений, заполнен рыдающими душами
выброшенными за пределы серебряных стен города нашего тела.
Любое повреждение в стене серебряного города тела –
и ты вытолкнут через пролом,
изгнан на мрачный угрюмый берег теней
в обширные пограничные области бытия, где потерянные души
толпятся между крепостью и бурлящим морем запредельного.
О, построй корабль смерти, построй своевременно
и сделай это с любовью, и бережно вложи его в ладони своей души.
Однажды за воротами серебряных стен твоей жизни
однажды снаружи, на мрачном болотистом берегу, где миллионы
душ стенают и не могут отчалить
ибо у них нет лодки, чтобы отправиться в это бурлящее,
глубочайшее и обширнейшее из морей
однажды за пределами ворот
что же ты будешь делать без корабля души?
О, горе мёртвым, которые почили, но не могут отправиться
в путь, и они всё стенают и бьются
о серебряные несокрушимые стены нашего исключительного существования.
Они стонут и бьются, скрежещут, неистовствуют
они нападают на вновь прибывающие души в ярости
и они посылают стрелы своего гнева, пули и бомбы разочарования
через крепчайшие стены этого, вовсе даже не несокрушимого существования.
Горе, о горе тем беднягам умершим, изгнанным из жизни
и толпящимся здесь на хмурых и топких граничных берегах
суровых и ужасных
в ожидании, ожидая когда же наконец древний лодочник на простом баркасе
примет их на борт и переправит к великой цели забвения.
Горе несчастным усопшим, которые не могут
уйти вдаль на простой гребной лодке
но вынуждены скитаться подобно бродячим собакам на самом краю жизни,
и ты размышляй о них, и каждым вздохом своей души
подталкивай ближе к ним лодку избавления.
Но для себя, но для своей души, драгоценной души
я сооружу маленький корабль, с вёслами и провизией
и с маленькими тарелками, со всем снаряжением
изящный и готовый принять отплывающую душу.
И вложу его между ладоней дрожащей души.
Чтобы, когда пробьёт час, и последняя дверь закроется за ней
она проскользнула на берег невидимая
между едва различимыми ордами
туда где широчайшее и обширнейшее море
соприкасается с границей нашего существования
содрогающимися злобно  волнами.
И столкнув на воду свой кораблик,
закутанная в тёмно-красную мантию телесных воспоминаний
маленькая, щуплая душа садится согнувшись и берётся за вёсла
и гребёт прочь, прочь, прочь, прямо туда, в тёмную глубину
непостижимую глубь дальше, дальше от хмурых берегов
обрамлённых унылыми тенями бытия этого мира.
Через море, через широчайшее море
в самый дальний путь
мимо выступающих утёсов уныния
мимо притаившихся осьминожьих щупальцев агонизирующей памяти
мимо странных водоворотов впечатавшейся в память жадности
через мертвящую траву прижизненной лжи и фальши
медленно, медленно моя душа, в кораблике
в этом самом беззвучном из морей
в самом долгом из путей
Греби длинными вёслами жизненной храбрости
пей воду уверенности из маленького кувшинчика
и вкушай хлеба бесстрашия полезных и нужных знаний
греби, маленькая душа, греби
в самом долгом путешествии, к самой важной цели
И ни прямо и ни криво, и ни сюда и ни туда
но тени окутываются ещё более глубокими тенями
и глубже, к центру полного забвения
подобно спиралям раковины
глубже, подобно тёмным складкам лона.
Плыви же, плыви, моя душа, к самому чистому
самому тёмному забвению.
И около предпоследних ворот, тёмно-красная мантия
памяти тела спадает и растворяется
в такой вот раковине, таком вот лоне последних сумерек.
Заверши последний поворот нетленной тьмы
и одеяния духовного опыта исчезли окончательно
и вёсла исчезли, уплыли от лодки, и все тарелочки
исчезли, и лодка растворилась как жемчужина
когда душа наконец  приближается к цели, в самое сердце
полного забвения и безусловного покоя,
в самое чрево тишины и покоя ночи бытия.
Ах, мир, ах, сладостный покой, прекраснейший переход
моей души в холодную плазму покоя.
О, чудный последний, последний шаг смерти, в чистое небытие
в конце самого долгого путешествия
покой, совершенный покой!
Но, может быть, это и момент продолжения?
О, построй свой корабль смерти
построй же его!
О, ничто не имеет значения кроме этого самого долгого пути.
--------------------------------------------------

David Herbert Lawrence (1885-1930)
Ship of Death (version 2)
--------

I sing of autumn and the falling fruit
and the long journey towards oblivion.

The apples falling like great drops of dew
to bruise themselves an exit from themselves.

Have you built your ship of death, oh, have you?
Build then your ship of death, for you will need it!

Can man his own quietus make
with a bare bodkin?

With daggers, bodkins, bullets, man can make
a bruise or break of exit for his life
but is that a quietus, oh tell me, is it quietus?

Quietus is the goal of the long journey
the longest journey towards oblivion.

Slips out the soul, invisible one, wrapped still
in the white shirt of the mind's experiences
and folded in the dark-red, unseen
mantle of the boays still mortal memories.

Frightened and alone, the soul slips out of the house
or is pushed out
to find himself on the crowded, and margins of existence.

Oh, it is not so easy, I tell you it is not so easy
to set softly forth on the longest journey, the longest journey.

The margins, the grey beaches of shadow
strewn with dim wreckage, and crowded with crying souls
that lie outside the silvery walls of our body's builded city.

It is easy to be pushed out of the silvery city of the body
through any breach in the wall,
thrust out on to the grey grey beaches of shadow
the long marginal stretches of existence, crowded with lost souls
that intervene between tower and the shaking sea of the beyond.

Oh build your ship of death, oh build it in time
and build it lovingly, and put it between the hands of your soul.

Once outside the gate of the walled silvery life of days
once outside, upon the grey marsh beaches, where lost souls moan
in millions, unable to depart
having no boat to launch upon the shaken, soundless
deepest and longest of seas,
once outside the gate
what will you do, if you have no ship of the soul?

Oh pity the dead that are dead, but cannot take
the journey, still they moan and beat
against the silvery adamant walls of this our exclusive existence.
They moan and beat, they gnash, they rage
they fall upon the new outcoming souls with rage
and they send arrows of anger, bullets and bombs of frustration
over the adamant walls of this, our by-no-means impregnable existence.

Pity, oh pity the poor dead that are only ousted from life
and crowd there on the grey mud beaches of the margins
gaunt and horrible
waiting, waiting till at last the ancient boatman with the common barge
shall take them aboard, towards the great goal of oblivion.

Pity the poor gaunt dead that cannot die
into the distance with receding oars
but must roam like outcast dogs on the margins of life,
and think of them, and with the soul's deep sigh
waft nearer to them the bark of delivery.

But for myself, but for my soul, dear soul
let me build a little ship with oars and food
and little dishes, and all accoutrements
dainty and ready for the departing soul.

And put it between the hands of the trembling soul.
So that when the hour comes, and the last door closes behind him
he shall slip down the shores invisible
between the half-visible hordes
to where the furthest and the longest sea
touches the margins of our life's existence
with wincing unwilling waves.

And launching there his little ship,
wrapped in the dark-red mantle of the body's memories
the little, slender soul sits swiftly down, and takes the oars
and draws away, away, away, towards the dark depths
fathomless deep ahead, far, far from the grey shores
that fringe with shadow all this world's existence.

Over the sea, over the farthest sea
on the longest journey
past the jutting rocks of shadow
past the lurking, octopus arms of agonised memory
past the strange whirlpools of remembered greed
through the dead weed of a life-time's falsity,
slow, slow my soul, in his little ship
on the most soundless of all seas
taking the longest journey.

Pulling the long oars of a life-time's courage
drinking the confident water from the little jug
and eating the brave bread of a wholesome knowledge
row, little soul, row on
on the longest journey, towards the greatest goal

Neither straight nor crooked, neither here nor there
but shadows folded on deeper shadows
and deeper, to a core of sheer oblivion
like the convolutions of shadow-shell
or deeper, like the foldings and involvings of a womb.

Drift on, drift on, my soul, towards the most pure
most dark oblivion.
And at the penultimate porches, the dark-red mantle
of the body's memories slips and is absorbed
into the shell-like, womb-like convoluted shadow.

And round the great final bend of unbroken dark
the skirt of the spirit's experience has melted away
the oars have gone from the boat, and the little dishes
gone, gone, and the boat dissolves like pearl
as the soul at last slips perfect into the goal, the core
of sheer oblivion and of utter peace,
the womb of silence in the living night.

Ah peace, ah lovely peace, most lovely lapsing
of this my soul into the plasm of peace.

Oh lovely last, last lapse of death, into pure oblivion
at the end of the longest journey
peace, complete peace!
But can it be that also it is procreation?

Oh build your ship of death
oh build it!
Oh, nothing matters but the longest journey.
--------------------------------------------

Notes
See Shakespeare's Hamlet III.i.69-32):
For who would bear the whips and scorns of time,
Th' oppressor's wrong, the proud man's contumely,
The pangs of despis'd love, the law's delay,
The insolence of office, and the spurns
That patient merit of th' unworthy takes,
When he himself might his quietus make
With a bare bodkin ...

-------------------------------------------------------