Гл11 Хорошо друзьям в Париже, если не разлей вода

Атос отнюдь не в полный жил накал.
Он был одним из тех, кому за тридцать,
но женщин откровенно избегал.
Что королева, что императрица,

что кто-то из крестьянок, что из дам,
что нежная дворянка, что мещанка,
Атосу всё равно.  Что лик, что стан –
плевать – от них ни холодно, ни жарко.

По крайней мере, так со стороны
казалось и друзьям, и посторонним.
Коль вдруг глаза мечтой озарены,
то ждёт в таверне выпивка с резоном

мальчишник превратить в активный спор
с бойцами из недружественной роты,
коль те начнут нести обычный вздор,
что все, опричь гвардейцев – обормоты.

Он спьяну после двух бутылок мог,
пока ещё мишени не двоились,
пока глаз от  спиртнОго  не намок,
с восьми шагов в  тузА  бить – это минус,

а если с девяти, то это – плюс.
Вокруг потом удваивались ставки,
когда Атос с повторной дозаправки
вывешивал шагов за  дЕсять  туз.

Ни прелесть дам, ни маршальские жезлы
Атоса не влекли. Аскет-солдат.
Но взор, осанка, грация и жесты
несли поправку: …и аристократ.

В себе глушил он выпивкой нещадно
тоску, причину коей кто бы знал!
Вино он поглощал порой так жадно,
что даже алкоголика финал
его не испугал бы, что досадно.

Итак, притом, что был неприхотлив,
а деньги все друзьям мог класть на бочку,
Атос был по натуре молчалив,
но, если говорил, то прямо в точку.

Совсем иным на людях был Портос.
С умом в башке пусть было небогато –
сплошное хвастовство – зато когда-то
он выше всех на голову подрос.

Портос был с детства жертвою бациллы
ничем неистребимой болтовни.
Отменного здоровья, без войны
он век бы не касался медицины.

Не каждый пусть, но сочный, монолог
рожал он в честь побед над женским полом.
Задразненный пикантным разговором
Шарль тоже был не прочь взимать налог

с прекрасных парижаночек натурой.
Легко признав де-факто и де-юре
всё то, чем так бравировал Портос,
Шарль быстро половой решил вопрос.

Сначала Шарль присматривался зорко
ко всем, кто мог улечься с ним в постель.
Но как уговорить – вот канитель!
Не  всЯкая  ж согласна сходу тёлка…

Постившегося Шарля привлекла
румяная трактирная служанка,
работавшая шустро, как метла.
От прелестей её так стало жарко

влюблённому в парижский женский пол,
что сразу Шарль откликнулся на спор
с Портосом, с кем из них определится
постель делить горячая девица.

Пошли в ход комплименты – суета –
Портос и не таких интимно хавал!
Атлет был колоритен, как всегда.
Одет, как принц. Неотразим, как дьявол.

Всё было у Портоса: стать и шарм.
Но золотом звенел в тот вечер Шарль:
друзей за счёт монарха  угощАл он.
И на язык  острей  был: словно жалом

налево и направо поводя,
юнец взял титул острослова дня.
Представ натурой щедрой, благородной,
он взор имел восторженно-голодный.

Девица улыбнулась во весь рот
(ей было чем блеснуть – все зубы целы),
подсев к юнцу, мол, знаю себе цену.
Портос в углу вздохнул: вот не везёт!

Он тоже был с девицами не жмот,
но вот с деньгами нынче нестыковка.
Надеялся, что и за  так  зажмёт
он девку, но…   расчЁтлива  плутовка!

Напрасно втайне юноша робел,
подбадривая дух свой винной чаркой.
Девица и в ночи осталась яркой,
и с нею, как заправский корабел,
водить свой шлюп гасконец преуспел

в изученном фарватере на славу.
Красотка отдавалась от души
совместному досугу: не спеши,
мол, ты со мною спишь не на халяву…

Амурный и'скус – очень сильный змей…
С натурой явно противоречивой
блестящий Арамис среди друзей
святошею прослыл не без причины.

К наукам тяготевший Арамис
фундамент Богословия грыз-грыз,
мечтая о духовной лишь карьере,
но в свойственной лишь юности манере

не вдруг избрал военную стезю.
Не  рАди  ли счастливых тех моментов,
когда он шпагой мог нагнать грозу
в амурной толкотне на конкурентов?

Друзья вписались ярко в тот Париж,
с которым разделили свою славу.
Тут станешь тем, кем  хочешь  стать, по праву.
Но запросто и  крЫлья  опалишь.

Уж не один крутой  кошмар  ходячий
предпочитал убраться прочь с их глаз.
Враги их задевали через раз,
поскольку не всегда желали сдачи.

У тройки мушкетёров был резон
считать себя во всём могучей кучкой.
Но втайне  из них каждый  перед сном
ругал себя глупцом иль недоучкой.

«Отчаяние – храбрости  не враг» –
такое кредо стало их девизом.
А нужно ль  потакАть своим капризам?
Скорее да, чем нет, коль ради благ.

У хватких мушкетёров был настрой –
соперников обставить даже в пьянке.
С Удачею, с надёжной их сестрой,
они барьеры брали все  сверх планки.

Что всюду выделяло их  из всех?
Врагов они не гладили по шёрстке.
Они врагов форшмачили и сверх
того ещё  высмЕивали  жёстко.

Не высказался  бы  о них никто,
мол,  этих посылать бы лишь за Смертью.
Огонь, вода и трубы звонкой медью
привычны  им. А Смерть? Смерть им не в тон.

Де Ришелье, ведущий чёрный список,
взял их под неусыпный свой контроль.
Ревнующий своих к ним одалисок
о них не понаслышке знал король.

Париж мог показаться бы и скучным,
когда бы в нём отсутствовал такой
утроенный  разгульный  дух  мужской.
И, как в углу каком-нибудь барсучьем,

под именем не самым благозвучным
скрывалась  лИчность  (каждая из трёх).
Как только трио стало неразлучным,
возрос шанс  разрастись до четырёх.

Друзья столпами воинской присяги
и собственным девизом заодно
«один за всех и все за одного»
усиливали вес дворцовой шпаги.

Друзья умели шумно посидеть,
напившись в полюбившемся трактире.
Все друг у друга в  кошельках  гостили:
шли в складчину и выпивка и снедь.

Никто из них не прятал ни пистоля
на чёрный день, на дорогущий кров.
Едва хватало денег на застолья
и сносный быт с оплатой денщиков.

Юнец ходил с друзьями в караулы
по очереди ночью – Лувр стеречь.
Не то чтоб ел из общей миски – речь
тут не об этом, но крутить амуры

с субретками уж было недосуг.
Друзья, общенье с ними – первым делом!
Все вместе, от самих господ до слуг,
казались в симбиозе чем-то целым.

Друзья тянулись к Шарлю – он стал свой
и принял мушкетёрский образ жизни.
Друзья с ним были схожи в оптимизме.
Но, щедро с ним делясь своей казной,

не всяким с ним делились откровеньем.
Шарль понял, что их личности сложней,
чем образы с привычным предъявленьем.
Загадка волновала – перед ней
Шарль свой снимал берет с благоговеньем.

Аристократ по духу и эстет,
Атос хранил в квартире раритет:
клинок, чья рукоять была в рубинах.
Старинный на стене висел портрет,
и часто в восклицаниях обильных

озвучивали зрители в момент
в чертах его лица с  Атосом  сходство.
Портрет был графским, но на комплимент
Атос не реагировал. Притворство?!

Рассказывал гасконцу Арамис
про бурные Портоса похожденья,
про будни адюльтера и сраженья
на белых простынях, и про каприз,

что мог себе позволить друг-повеса,
альфонсом став при ком-то из матрон.
Послушать, так никто не тешил беса
так часто, как Портос. Из ряда вон!

Сам Арамис, по мненью Шарля, тоже
жил в честь любви, а не дуэльных драк.
– А сами-то вы что ж? – пристав к святоше,
юнец от предвкушения размяк.
– Я мысленно у Господа в гостях, –
взор Арамиса сделался вдруг скошен. –
    Бог моим блудом был бы огорошен.

    О чём вы, д'Артаньян? Что за намёк!
    Трактат по Богословию в полночи
    могу  осилить – это мой конёк… –
вот так всегда был Арамис уклончив…

Портос был ярче, откровенней всех.
Но Шарль подозревал, что показуха
имеет место больше, чем успех.
Какая роскошь или же разруха

была в апартаментах хвастуна,
никто не знал – Портос был недоступен.
Слуга стоял у входа, как стена,
в ливрее, и скорее лёг бы трупом,

чем пропустил бы хоть кого-то в дверь.
Для всех его роскошнейших ливрей
Портос дал всё, что было ярко, броско –
слуга ведь щеголял в его обносках...