Весна в Himmelsplitter
Но не везде.
Опасаясь прорвать брюхо об острые готические шпицы, небо трусливо подбирало к позвоночнику его, оставляя над Himmelsplitter ледяной бледно-голубой купол.Впрочем, собор ничуть не препятствовал явному обделению весной. Его рельефные, черные от постоянных осадков стены грубо и уверенно, как вдвшник в августе, втыкали свои зубья в небо, оскаливая вверх коллонаду острых башенок, демонстрируя, что он не нуждается ни в чьей ласке. Пока не нуждается.
Собор Himmelspliter (что, кстати, переводится как Осколок неба) возвышался на небольшом холме в покатой долине. Весь холм был укрыт снегом, неглубоким, со смерзшейся в наст корочкой. По удалению от собора снег становился мягче, исчезал, обнажая землю. Лишь собор - купель целомудрия - не допускал к себе распутную нагую землю. Его угрюмый и неприступный вид вселял в души видевших издали Himmelsplitter страх, настолько сильный страх, что никто не приближался к собору. Святая красота храма манила к себе, но не находилось ни одного смельчака, наведавшегося бы туда. Фасад членился на три массивных части по горизонтали. Нижнюю часть составляли входные двери – порталы. Они оформлялись либо в виде крылец, либо как уходящая внутрь паперть – так называемые «перспективные порталы».Летом дожди бесщадно хлестали по черному граниту с цветной мраморной облицовкой, то избивая порталы водяными плетьми, то зацеловывая безудержными мокрыми сладострастиямию Главные врата собора были настолько велики, настолько лучисты были крылья архангелов по краям врат, будто эти ворота распахивались лишь по трубе Гавриила и вели не в этот мрачный Himmelsplitter, а гораздо выше...Большое значение было придано оформлению порталов. Собор был наполнен скульптурой снаружи и изнутри, буквально облеплен ею. Перспективные стрельчатые порталы украшались статуями безызвестных и знаменитых королей, святых, ангелов с похотливыми хищными улыбками, ветхозаветных царей, выгнутые волнами тимпаны были богато декорированы, как и в романских храмах, но в отличие от романской малой пластики, как известно, в готике произошёл переход от барельефа к горельефу, что придавало не только возвышенность, но и чувств отягощения земными грехами.Над порталами во втором ярусе располагалась аркадная галерея, с которой осматривали окрестности 13 Верховных ангелов. Выше опять галерея, на которой застыли навечно небольшие херувимы и ангелочки мелких рангов, и фасад завершался миниатюрным по сравнению со всем собором пинаклем. Пинаклями украшались также контрфорсы. По обеим сторонам из общей массы нартекса вырастали по две фигурные башенки со всех сторон собора. На шпиле башни, расположенной над средокрестием, располагалось декоративное завершение в виде распустившегося крестоцвета,формами наподобие фигурной пирамидки.
Внутри Himmelsplitter звенела тишина, отражаясь от мраморных стен и тонкого стекла витражей.Тяжелые горбыли, расходившиеся лучами, толстые арки, монолитные нервюры, удерживающие свод, - всё в Himmelsrlitter источало тонкий аромат тишины.В алтарной части почти не было арок, она была соткана из нервюров. Нервюрный стрельчатый свод предельно облегчил стены и почти вытеснил их, заменив высокими окнами, отделёнными одно от другого лишь узкими перемычками опор. Яркий свет в алтарной части должен был символизировать «священный свет религии», поэтому было сделано всё, чтоб свет трусливого неба выливал свой мёд на рисунки пола. Окна капелл при воздвижении украсили цветными витражами, через которые солнечные лучи наполняли хор радужным мерцанием.Но смольно-черные хоровые лесенки покрылись тонкой паутинкой пыли...и не было слышно маленьких хористов в белых одеяниях за отсутствием таковых.
Тойфель открыла глаза и долго какое-то время смотрела в белый свод кельи, в которой сегодня заночевала, кельи в самой крупной башенке.Белый потолок медленно начал расползаться трещинками под лучами взора Тойфеля, побелка быстро крошилась и разламывалась в местах соприкосновения с взглядом, разверзалась в стороны.Маленькие трещины, как морщины в ускоренной съемке, покрывали сводчатую притолоку, сначала небольшие, "мимические", затем всё больше и глубже, становясь обширной картой ножевых ранений.Наконец самая глубокая трещина медленно вспучилась рваными краями, начала розоветь.... красное свечение пульсировало под краской потолка и фресками, как будто они изменили свою структуру, стали полупрозрачными и эластичными.И огромная темно-красная капля со свистом сорвалась с краев наибольшей трещины... сначала брякнуло где-то о пол звонкое "Шмяк!", потом еще раз, еще еще и еще - и по полу кельи с потолка заколотил кровавый дождь...
"Сегодня венозная", - равнодушно заметила Тойфель, заложив руки за голову и изредка слизывая с подбородка и губ капли с примесью известки.Со свистом пролетали маленькие снаряды,бедные кислородом, насыщенные углекислым газом... Внезапно подушка недалеко от щеки Тойфеля начала дымиться под очередной капелькой, с шипением кровь разъедала ткань, выедая её насквозь.
-Ну это уже слишком, - неизвестно кому пригрозила Тойфель и, прикрывая голову крыльями, вышла из комнаты, затапливаемой кислотной кровью.
Маленькие крылышки Тойфеля, больше похожие на ушки крупного суккуба, слегка побаливали от кислотных капелек, но Тойфель сцепила клычки и спустилась в собор. Поднявшись за свою стойку, она уставшим и каким-то безнадежным взглядом оглядела пустые прямые и тонкие лавки. Обернулась и, будто ища оправдания, стала вглядываться в лицо Христа на распятии за спиной.
Иисус с пухлыми щечками, большими печальными серыми глазами,резким изгибом поломанного носа безжизненно смотрел куда-то вниз,не обращая внимания на просительный взгляд Тойфы.Тойфель обиделась,отвернулась и открыла Молитвослов. Вздохнув и быстро перекрестившись, Тойфель громко и отчетливо запричитала:
-In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti... Amen...
Переведя дух, Тойфель перелестнула когтями ветхую страничку и окрестив знамением пустой холл, продожила читать молитвы:
-Pater noster, qui es in caelis;
sanctificetur nomen tuum;
adveniat regnum tuum;
fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra.
Panem nostrum quotidianum da nobis hodie;
et dimitte nobis debita nostra,
sicut et nos dimittimus debitoribus nostris;
et ne nos inducas in tentationem;
sed libera nos a malo. Amen.
Вздохнув, пастор в сатанинском обличье продолжила монотонно начитывать молитву за молитвой, перекладывая странички длинными когтями, несмотря на то что все молитвы были буквально выколоты на тонкой коже запястий.Но при виде следующей молитвы, окруженной крестами и набросками роз и воронов в полете, голос предательски дрогнул, и "Молитва о затерянных в пути" окончилась смято, будто старый грамофон прожевал пару раз любимую виниловую пластинку.А на эту молитву Тойфель всегда надеялась больше всего... Так же сильно, как и боялась читать следующую...
-Req,- Тофель запнулась, закусила губу, но продолжила "Молитву об усопших", -uiem aeterna dona eis, Domine, et lux perpetua luceat eis. Requiestcant in pace. Amen.
И так тянулись дни... Тойфель блуждала круглыми днями под сводами Himmelsplitter, иногда чуть-чуть приподнимая свою тушку маленькими крылышками над полом.Легкий гул и шорох бесплотно кружили над мрамором соборных покровов, одиночество сочилось из глаз и ушей статуй, из-за тонких стекол витражей, кружевных рам и отходящих шкурок древних фресок, разливалось вязкой жижей по ступеням, по порталам....
Но в один день этой весны всё изменилось...
Тойфель, когда создавала Himmelsplitter предусмотрела в нем две огромных залы. Одна называлась холлом и предназначалась для молитв и прихожан, которых,впрочем, никогда не было. Вторая зала была в принципе не уместна для собора, она была выдумана для отдыха (ибо комнаты в башенках периодически затапливало кровью, так что для отдыха и раздумий они подходили мало). В этой зале где-то между полом, выложенным гранитом, и потолком, покрытым белыми плитками мрамора, висел, слегка покачиваясь в воздухе огромный рояль. На нем Тойфель валялась, поигрывая металлическим острием хвоста по клавишам,намурлыкивала песенки Лакримозы (почему-то рояль всегда ассоциировался у неё с музыкой Лакримозы) и вслух разговаривала сама с собой.
В тот день, отслужив воскресную литургию, Тойфель как всегда лежала на своем потрепанном рояле, намурлыкивая песню Lichtgestalt,звуки которой со звоном отскакивали от стен, эхо прокатывалось по залам, отбивалось мячиком от витражей и, пробежав по строке клавиш, быстро забивались под шорохи дверц.Внезапно сама консистенция воздуха переменилась: из липкого и вязкого воздуха законсервированного одиночества он преобразился в дырявое, вентилирируемое естественным путем платье деревенской девчонки, которая долго носилась по полю с подсолнухами и, судя по всему, сбила ноги в кровь в этой веселой забаве.И пахло моргом.Внезапно в выдраенной комнате души Тойфеля воцарился явственный аромат преющих трупов.И холода, обволакивающего эти тела с бирочками на пальцах ног.Тойфель не сразу ощутила метаморфозы, увлеченная картавым каверканием песни. Она радостно размахивала хвостом в такт мелодии в новом, уже чужом, воздухе, не ощущая новых ароматов, не понимая в принципе, что эти ароматы внезапно появились.Подсолнухи прорастали, пробиваясь между пальцами и раздвинутыми ступнями умерших, борясь с разлагающейся плотью и подпитываясь ей. Девчонка в легком платье носилась по трупам, пальцами наступая на круглые стеклянно-желейные глаза.
Вошедший в залу молчал... Тойфель тоже не знала: начать ли ей разговор, смотря в потолок или лучше запеть, делая вид что не замечает инородца? Она слушала дыхание, дыхание того, кто неизвестным образом открыл двери, которые можно было открыть лишь изнутри собора. Заглушая своё, она выуживала тонкий свист воздуха, испускаемого незнакомцем при выдохе, и внезапно громко ахнула, быстро захлопнув ладонью рот.В тонком звуке выдоха она услышала до боли знакомый хрип вечно больных легких...
Тойфель резко села. Сколько силы стоило ей приложить, чтоб развернуться лицом к дверям... Воздух пришел в сознание, загустел и подхватил мягкими лапами ослабшую хозяйку.Та, в свою очередь подхватив свою волю и сжав её в кулак, замедленно, но всё же подняла голову на дверь...
Он стоял такой же, как и восемь месяцев назад. Когда уходил, закрыв её в соборе.Слегка потерянный взгляд вечно недосыпающего человека, взъерошенная грива волос, слегка вьющихся на концах, вечно надутые губы недовольного ребенка.. Изменились только глаза, только в них всё было не слегка..Звенела тишина, тишина, поглощающая минуты безумного марш-броска глаз девушки по любимому лицу, по любимым щекам, губам, изгибу сломанного носа... Тойфель внезапно ощутила, что на руки ей капают огромные слезы.Услышав свой беспомощный хрип плача,она закрыла лицо руками, но в следующую секунду, быстро оторвала когти от мокрых глаз в испуге, что он исчезнет.Но он всё так же стоял, только слегка наклонил голову на бок, как будто наблюдая - что же случится дальше?
Внутри всё рыдало.Руки дрожали до такой степени, что дробь когтей по крышке рояля напоминали треск банды взбесившихся дятлов в зараженном древесными паразитами лесу.Нервы, как струны, лопались одна за одной, одна за одной...
- Как я тебя ждала, как я ждала тебя, как ждала, - не переставая шептала она, не понимая, что он всё равно не слышит...Тойфель беспрерывно меняла руки, зажимая рот, чтоб не закричать, чтоб её внутренний грохот остался внутри, ибо сила его была такова, что стены собора не выдержали бы такого давления и погребли их обоих...А она точно не хотела терять того, по ком каждый божий день читала молитвы. Хрустнув сжатыми в кулаках пальцами, она неловко уперлась ладонями в рояль и еще более неловко свалилась с него на пол (крылья она даже не подумала распускать, забыв о их существовании).Отряхнув ноющие колени сбитыми от удара ладонями, она выпрямилась и в нерешительности сделала глупый и нелепый шажок в сторону.
Его красивое лицо Ииусусов на распятиях (по правде говоря, они были сделаны именно с него) дернулось, как от разряда шока, в снисходительной улыбке, и, принимая игру Тойфеля, он легко шагнул в ту же сторону.Тойфель прижала ладонь к губам, ощутив порыв тошноты, тошноты от избыточного переживания, от жуткого трупного аромата, который без сомнений источал его тяжелый кожаный плащ.Сделав пару глубоких глотков, она вновь подняла на него глаза.
Между ними было метров пять, но даже на таком расстоянии она рассмотрела, как сильно переменилась его внешность, чего не было видно так далеко, как с рояля.Ghost постарел.Лицо приобрело грубые черты и складки, которых никогда раньше не было, глубокие морщины пролегли над бровями вдоль, такие глубокие, будто за эти восемь месяцев, что они не виделись, время сгустилось до восьмидеясяти лет или же он ни одного дня не ходил с открытым выражением лица.Пухлые губы были искромсаны кровоподтеками, треснули в нескольких местах и в уголках, засохшая кожа, как тонкие пергаментные листки, кое-где отошла от них...А глаза... Вокруг них морщин не было... Исчезли даже лучистые морщинки в уголках, которые у него были всегда от широких улыбок, кожа была натянута будто ввели ботекс.В огромных, некогда добрых и кошачьи плутовских глазах не было больше ничего, хоть отдаленно напоминавшее бы глаза человека.Как будто он смотрел пустыми глазницами черепа... Подойдя поближе, Тойфель увидела своё заплаканное лицо на донцах этих бездонных колодцев, такое маленькое и так далеко.
Тряска внутри почти прекратилась. Приходило трезвое осознание, что он, такой далекий и такой желанный, такой долгожданный и такой нереальный,он сейчас рядом с ней, руку протяни - прикоснись, почувствуй вот он.Она подняла ладонь.Пальцы дрожали, как у алкоголика с нехилым стажем.Когда она почти прикоснулась к его щеке, он встрепетнулся, улыбнулся как раньше, по-доброму (что уже невозможно было вообразить) и слегка дрогнувшим голосом произнес:
-Дорогая,я вернулся...
Рука провалилась в пустоту, через призрачное сияние его лица, Тойфель, не найдя опоры безвольно рухнула вперед и осталась лежать без движения.Как давно с ней не случались обмороки...
Утром следующего дня Тойфель, проснувшись, распахнула все окна. Весна пришла в Himmelsplitter. Дав горячему солнцу обласкать своё лицо, Тойфель подышала на витраж и быстро что-то написала на стекле. Голубое небо, доброе и мягкое, втекало в собор, поддерживало ослабшее от переживаний тело Тойфеля, сдувало пыль по всему холлу, преображало статуи и фрески....
А на стекле медленно исчезала надпись
"Я всё еще жду тебя... Ghost"
---
Angelus Domini nuntiavit Mariae.
- Et concepit de Spiritu Sancto.
Ave Maria ...
Ecce ancilla Domini.
- Fiat mihi secundum verbum tuum.
Ave Maria ...
Et verbum caro factum est.
- Et habitavit in nobis.
Ave Maria ...
Ora pro nobis, sancta Dei Genetrix.
- Ut digni efficiamur promissionibus Christi.
Oremus.
Gratiam tuam, quaesumus, Domine, mentibus nostris infunde:
ut qui, Angelo nuntiante, Christi Filii tui incarnationem cognovimus,
per passionem eius et crucem, ad resurrectionis gloriam perducamur.
Per eumdem Christum Dominum nostrum. Amen.
Gloria…
Свидетельство о публикации №109091702063