Угасание золотого глаза. Осеннее

Прогнившие края осенних дней оплетены
орнаментом влюблённых. Вздохи вьются безмятежно.
В ослизлых тёмных ямках глаз под стон грудной струны
плывут сады прощаний, слёз виолончельно-нежных.
Отслаивает осень с сердца вялых чувств загар,
поют и тонко плачут звуки из гортанной вазы.
Густой пыльцой зари покрытый золотистый шар –
засох. Торчит в небесной коже мёртвым горьким глазом.

Обмякли веки туч. Узоры тления скользят
по животу полей, кровавится земное платье.
Шуршит гербарий леса. Чахнущим телам дриад
тугой паучий кокон спутал ломкие запястья.
Ползёт болезнью желтизна. Волокнами грибниц
обвиты бурые подошвы умершего лета.
На старой коже неба родинки голодных птиц,
в набухшей почве – спящих бабочек хрустят скелеты.

Любовь нас иссушит. Твой нежный бездыханен рот,
и я – почти мертва, как в саван, в ласки вся одета.
Потухнет скоро солнечный мертворождённый плод,
что впился в гнёзда отсырелых глаз – крючками света.
Смотри – висит на серебристых нитях коробок,
в земную пустошь сеет капель мелкие крупицы.
И в пасть ржаного горизонта катится желток,
и вздулись прорези теней, и украшают лица.

Глухие песни осени – как сыпь надрывных нот.
Текут из губ. Канава рта изломлена улыбкой.
Хохочущий паяц внутри кричит, что всё пройдёт,
что счастье, вышитое в сердце, мёртвенно и зыбко...
Мокрицы страха корчатся в глазничных погребах.
Листом кленовым грудь свернулась под холодной тканью.
В футляре тела – сира, беззащитна и слаба,
роняю нервно горсти вскриков из сухой гортани...

В окне звенит тенями осень. Я ещё жива,
душа ещё натянута на костяные спицы.
Полны сердечные протоки. Капают слова
солёным в руку. Выпей их со мной, любимый рыцарь...
...Дрожат медовые снопы из выпавших волос
больного солнца. В небе – чёрных труб раскрыты устья.
Глаза скрипят тоской, их уголки в следах из слёз.
Вцепились и вросли в тебя,
и больше –
не отпустят...