Цыганочка

                Валентину Рукс
           ЦЫГАНОЧКА

Торчал в углу огромный мужичина,
Притих и спит. Конечно, крепко пьян.
\Наверно, есть для этого причина?\
Чуть слышно дребезжал пустой стакан.
 
Сто грамм. Закуска. Осень. Поздний вечер.
Бульдозером в углу мужик сопит…
Закинул мой дружок баян на плечи.
- Поставь его – пускай мужик поспит!

Рванул меха, швыряя сгустки боли,
И без предупрежденья бил под дых,
Как будто мстил за то, что был в неволе,
Затем, чуть разгоняясь, вдруг притих.

«Цыганочка» запела, застонала
и, сердце вынимая из меня,
за счастьем, подстегнув коня, погнала –
на танец воли, счастья и огня.

Куражился по нотам, образцово,
Бока намял уснувшей тишине,
И у меня под этот рык басовый
Забегали мурашки по спине.

…Потоком бурным вдруг смело со стула –
толчком вскочил громаднейший мужик,
стоял, качаясь пьяно, - не сутуло, -
в отточенных движеньях блеск и шик!

Вот нехотя пошёл, пошёл по кругу,
Казалось, что вот-вот – и упадёт;
Убавил темп, хотел помочь, как другу.
- Не убавляй! Гони! – как заорёт.

Дремала озорная в танце сила –
Громадный затуманенный медведь!
Эх! Так его «Цыганочка» взбесила,
Чтоб он вскочил в дыбы, пошёл дуреть!

Знай  наших! Забайкальского гурана!
Кураж и лихость  - всё смешалось враз.
Зазывно, торжествующе и пьяно
Лучилась доброта в прищуре глаз.

Блуждало удивление на лицах,
Чечётка дроботала каблуком,
Визжали от восторга половицы,
И в такт качался старый серый дом!
Ведь это ж надо –в танце изловчиться –
Вскочить на табуретку и – плясать!
Чтоб выдать всё, на пятачке вместиться
И темп до одуренья загнать.

Сейчас в нём воплотилась вся Россия,
\А что осталось – пей, пляши и пой! \.
Шальная замордованная сила
В свободе ног не чует под собой.

Плевать на все печали и заботы,
Что ждёт нас завтра серенькая жизнь.
Всё – трын-трава!  - И пусть осудит кто-то.
Хоть в песне, в танце удаль  покажи!

Пестрит в глазах. Прыжки, хлопки, чечётка…
Аккорд последний. Всё!  -  Для нас – поклон.
Глаза погасли. \Выключил их  кто-то \.
Сглотнув свои сто грамм, забылся он…